Умер Александр Градский
Я услышал его на папином магнитофоне и был настолько потрясен мощью голоса, что начал брать на школьные экскурсии вместо уже любимых битлов плейер с его кассетами - мало что понимал в его перестроечных песнях, но уже тогда мне нравилось, как жёстко он говорит о том, что любит и что ненавидит. И, конечно, мурашки, когда он включался на полную, не в каждой песне, но 4 октавы - это не шутка!
«Голос отменный, но характер говно» - характеристика опять же моего папы и мне в Градском нравились обе её части. Это был пример человека, который талантом пробил себе свободную жизнь. Сколько свободы и радости у моряка из «Голубого щенка», который поёт голосом именно Градского!
Дальше были другие его песни со странными стихами и тактичной, завораживающей музыкой - так я познакомился или заново открыл Бернса, Сашу Чёрного, Беранже. Градский добавил жизнь и напор в скучные строчки из школьных хрестоматий. Даже не зная, о чём песня "Я Гойя", у вас пойдут мурашки, когда голос взорвется полной силой на строчках
"Я - горло
Повешенной бабы, чье тело, как колокол,
било над площадью голой...
Я - Гойя!"
Он же единственный, как мне кажется, кто достойно перепевал Высоцкого - не уступая ему в напоре и характере, он своей голосиной пробивался туда, куда после смерти ВВ, казалось, ходу нет. Недаром два его посвящения Высоцкому - из самых совершенных.
И ещё одно посвящение, от которого каждый раз мороз по коже - «Он умер…» памяти Андрея Дмитриевича Сахарова (как сам Градский каждый раз полностью объявлял со сцены).
Я не оценил его поздние романтические песни, так и не послушал ни «Стадиона», ни «Мастера и Маргариту», мне было неловко, когда на концерте он заявил, что написал новый гимн России и весь зал с готовностью встал на ноги, но на каком-то пыльном сайте нашел его концерт в Алуште, в лагере МЭИ в 1978. Ах, какой там голос - сильный, молодой, нахальный, волшебный! Он один, улыбаясь, перекрывает всех зрителей, когда они хором исполняют (в глубоком совке!) гимн «Glory, glory, hallelujah!». На этом концерте был в том числе и мой папа….
Про Градского ходит множество легенд: про то, что он должен был сниматься у Кончаловского (не утвердили его «орлиный» профиль), про то, как гениально он пел сложнейшую арию Звездочёта в постановке Большого театра, которая так не увидела премьеры (и только у Леонида Ярмольника где-то есть единственная запись), про его умение так послать чинуш трёхоктавным матом, что их сдувало с места…
Кажется, что он так и не реализовал себя целиком (ну не считать же, право, победы же в «Голосе») и этого жаль, потому что таланта у него было без меры, но и это тоже часть той свободы, которую он выбрал и за которую его можно только уважать.
«Голос отменный, но характер говно» - характеристика опять же моего папы и мне в Градском нравились обе её части. Это был пример человека, который талантом пробил себе свободную жизнь. Сколько свободы и радости у моряка из «Голубого щенка», который поёт голосом именно Градского!
Дальше были другие его песни со странными стихами и тактичной, завораживающей музыкой - так я познакомился или заново открыл Бернса, Сашу Чёрного, Беранже. Градский добавил жизнь и напор в скучные строчки из школьных хрестоматий. Даже не зная, о чём песня "Я Гойя", у вас пойдут мурашки, когда голос взорвется полной силой на строчках
"Я - горло
Повешенной бабы, чье тело, как колокол,
било над площадью голой...
Я - Гойя!"
Он же единственный, как мне кажется, кто достойно перепевал Высоцкого - не уступая ему в напоре и характере, он своей голосиной пробивался туда, куда после смерти ВВ, казалось, ходу нет. Недаром два его посвящения Высоцкому - из самых совершенных.
И ещё одно посвящение, от которого каждый раз мороз по коже - «Он умер…» памяти Андрея Дмитриевича Сахарова (как сам Градский каждый раз полностью объявлял со сцены).
Я не оценил его поздние романтические песни, так и не послушал ни «Стадиона», ни «Мастера и Маргариту», мне было неловко, когда на концерте он заявил, что написал новый гимн России и весь зал с готовностью встал на ноги, но на каком-то пыльном сайте нашел его концерт в Алуште, в лагере МЭИ в 1978. Ах, какой там голос - сильный, молодой, нахальный, волшебный! Он один, улыбаясь, перекрывает всех зрителей, когда они хором исполняют (в глубоком совке!) гимн «Glory, glory, hallelujah!». На этом концерте был в том числе и мой папа….
Про Градского ходит множество легенд: про то, что он должен был сниматься у Кончаловского (не утвердили его «орлиный» профиль), про то, как гениально он пел сложнейшую арию Звездочёта в постановке Большого театра, которая так не увидела премьеры (и только у Леонида Ярмольника где-то есть единственная запись), про его умение так послать чинуш трёхоктавным матом, что их сдувало с места…
Кажется, что он так и не реализовал себя целиком (ну не считать же, право, победы же в «Голосе») и этого жаль, потому что таланта у него было без меры, но и это тоже часть той свободы, которую он выбрал и за которую его можно только уважать.
Click to view