Воспоминания А.М. Овчарова, начальника Оренбургского СВУ.

Feb 03, 2013 03:58





А.М. Овчаров. Снято после 1943г.

В дни празднования 70-летия победы под Сталинградом решила разместить отрывки из воспоминаний участника Сталинградской битвы, начальника Оренбургского (некогда Сталинградского) суворовского военного училищ генерал-майора танковых войск Александра Михайловича Овчарова.

21 марта 1958 года его назначили начальником ОСВУ.
О годах его службы в Оренбурге повествует глава  "Начальник "потешного войска".





Корпус ОСВУ снимок начала 50-х годов.

"Накануне нашего переезда и железнодорожная станция, и город снова стали именоваться Оренбургом. Возможно потому, что Валерий Чкалов здесь никогда не был и никакого отношения к нему не имел, разве что военное авиационное училище носило его имя. Но ведь не город переименовывается в честь училища, а скорее наоборот. Центр Оренбурга более или менее походил на современные города, а остальная часть состояла преимущественно из одноэтажных домов провинциального типа вперемежку с капитальными хороминами дореволюционной кладки красного кирпича с тяжелыми железными воротами, висящими на мощных столбах. В них когда-то, как в крепостях, отсиживались семьи казачьей верхушки во время боевых походов их главы. Сюда  в зимнее время они съезжались для обучения детей в гимназиях, устраивали балы-смотры невест на выданье, играли свадьбы.

Как ни в одном из других городов, в Оренбурге когда-то существовало два кадетских корпуса: казачий и дворянский. Поскольку это была столица уральского, в прошлом яицкого, казачества и, видимо, чтобы побахвалиться перед дворянством, казачий кадетский корпус был намного богаче дворянского. Об этом можно судить даже по тому, что в описываемый период в зданиях бывшего казачьего кадетского корпуса свободно размещались два военных училища: летчиков и штурманов. Правда, потом они слились в одно учебное заведение, однако количество курсантов не уменьшилось. А суворовское военное училище занимало помещения бывшего дворянского кадетского корпуса.

Хотя училище и называлось Оренбургским, но у главного входа висела массивная бронзовая плита, отлитая на одном из Сталинградских заводов, на которой значилось - «Сталинградское суворовское военное училище». Дело в том, что в 1943 году, когда его создавали, планировалось разместить в Сталинграде, но в многострадальном разрушенном городе подходящего помещения не нашлось, решили временно разместить в Оренбурге, да так оно там и осталось.



Массивное трехэтажное здание училища строилось еще при Екатерине II, поэтому в плане оно выглядело как огромная буква Е. Для воспитания дворянских детей тоже денег не жалели: все делалось добротно, капитально, на века. Так, кирпичная кладка метровой толщины, дубовый паркет дожил до наших дней в отличном состоянии и был, чуть ли не дюймовой толщины, несмотря на неоднократные циклевки. А сколько поколений кадет шаркало подошвами по ним, сколько вальсов они протанцевали в двух  рекреационных залах? А   ему хоть бы что!  Архитекторы и строители рассчитывали на то, что кадетский корпус должен существовать автономно, независимо от города, поэтому  у него было все свое. Кроме трех жилых и учебных этажей в здании был еще и цокольный этаж, где размещались все хозяйственные службы - кухня, булочная, баня, прачечная, швейная и сапожная мастерские, а также всевозможные склады. Во дворе кадетский корпус имел часовню, а за тиром... собственное кладбище. Раньше помещения отапливались системой калориферов, а потом переоборудованы под центральное отопление. В здании были прекрасные светлые классы, кабинеты, зрительный зал и танцевальный. Немаловажную роль играли широченные коридоры, в которых можно было свободно порезвиться во время перерывов. От кадет суворовскому училищу достался капитальный крытый стрелковый тир длиною в триста шагов, построенный в конце двора. Архитекторы предусмотрели и три спортивных зала, но не додумались до плавательного бассейна. Видимо, во времена Екатерины II плавание, как спорт, не культивировалось.

Эту оплошность пришлось исправлять мне, приспособив одно крыло цокольного помещения. Не обошлось, конечно, без  небольшой «войны» с КЭЧ гарнизона. Тем не менее, небольшой плавательный бассейн, первый в городе и области, был построен. Сразу же началось паломничество городских спортивных руководителей с просьбой пустить их спортсменов потренироваться. Желающих было много и для всех даже 24-х часов в сутки не хватило бы, но сборную города и области пришлось пустить: было стыдно, что город, стоящий на двух реках, не мог выставить приличной команды по плаванию. А как же можно добиться хороших результатов без круглогодичной тренировки?

Училище имело свой лагерь на берегу реки Сакмары. 
Для ознакомления со всеми службами и помещениями достаточно было двух дней...




Коллектив преподавательского состава, командиров рот и офицеров-воспитателей, а также их помощников из числа сверхсрочников был подобран хорошо. Старшие преподаватели по штату были офицеры, а остальные - вольнонаемные, среди которых немалая прослойка женщин. Это повлияло на меня положительно. В войсках, еще со времён Великой Отечественной войны, мы немного подраспустились и не следили за своей речью. Теперь надо было следить в оба, чтобы не сорвалось какое-нибудь «соленое» словцо, да и перед ребятами нельзя было упражняться в сквернословии, при них даже курить не разрешалось, поэтому многие офицеры сами были вынуждены избавиться от этой вредной привычки. После тридцатипятилетнего стажа бросил курить и я. Вольнонаемный преподавательский состав подбирался из числа лучших педагогов города, и они были заинтересованы попасть в училище, так как условия работы в нем были лучше, чем в школах...

Вся система обучения за многие годы была отлажена до мелочей, потому и сбоев почти не было... Все это способствовало тому, что суворовцы получали высокие и твердые знания по общеобразовательным предметам. Немаловажную роль здесь играла и организация самоподготовки суворовцев к предстоящим занятиям. Если в гражданских условиях ученик садился за приготовление уроков в большинстве случаев, когда ему вздумается, и сам процесс подготовки проходил бесконтрольно, то в суворовских училищах самоподготовка предусмотрена распорядком дня, проводилась в классах под наблюдением и активной помощи взводных офицеров-воспитателей. Эта категория офицеров, как и командиры рот, подбиралась из числа выпускников военно-педагогического института, или имевших гражданское педагогическое образование, а также окончивших военный институт иностранных языков. Последних брали потому, что в суворовских училищах очень большое внимание уделялось изучению иностранных языков.

По программе, кроме уроков иностранного языка, самостоятельным предметом считался военный перевод. Причем, не все гражданские преподаватели брались вести уроки военного перевода, а лишь те, кто в свое время получил диплом военного переводчика. В Оренбургском суворовском училище изучали только французский язык, в штате кафедры числилось четырнадцать преподавателей, а также старший преподаватель - офицер. На иностранный язык в общей сложности отводилось 2000 часов. Практически им занимались ежедневно по 1-2 часа, конечно, вместе с военным переводом. Кроме того, один день в неделю считался днем французского языка, когда все команды и доклады исполнялись только по-французски. При появлении в училище дежурный офицер и мне докладывал по-французски. Что он там лепетал, не понимал, так как изучал немецкий, но надо было дать команду «Вольно!» и я произносил «Репо!». Это вынуждены были делать и все преподаватели, не владеющие французским, так как на уроках по любому предмету в этот день докладывать по-русски запрещалось. По училищу ходили специальные дежурные с зелёными повязками и следили, чтобы суворовцы и между собой разговаривали только по-французски...

В период предвыборной кампании по выборам в Верховный Совет в Оренбург приехал министр обороны маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский. Посетил он и училище. Подошел во время перерыва к кучке старшеклассников и, ответив на приветствие, спросил: «Какой язык изучаете, орлы?» «Французский», - прозвучало в ответ. «Прекрасно. Я тоже когда-то его изучал. Ну-ка, допрашивайте меня, как пленного француза». Не растерявшись, ребята засыпали его вопросами. Маршал отвечал уверенно и бойко, было видно, что он в совершенстве знает французский язык. В заключение Родион Яковлевич похвалил суворовцев и даже отметил их хорошее произношение.

В училище работало много прекрасных специалистов своего дела, среди них выделялся некий Николай Николаевич Щербаков, прибывший к нам по объявлению в газете «Красной звезда» после окончания Горьковского института иностранных языков. Правда, там он изучал английский, но французский у него был как родной. Дело в том, что родился и вырос Щербаков в Париже, в семье русских эмигрантов, покинувших родину еще перед первой мировой войной по политическим мотивам. Во время оккупации гитлеровцами Франции родители стали «маки», то есть партизанами, в рядах французского сопротивления, где оба сложили головы. Сын остался сиротой. Правда, был уже взрослым, окончил английский колледж, но ни специальности, ни средств к существованию не имел. Вскоре после окончания войны и установления дипломатических отношений с Францией его по линии МИД направили в СССР на учёбу. Преподавательским мастерством владел он неплохо и в совершенстве знал французский язык, особенно отличался произношением, но человеком был тяжёлым. Видимо, всё же сказалось воспитание в буржуазной среде, хотя родители и были прогрессивными людьми. Если его, например, просили проверить, нет ли грамматических ошибок в письмах, отправляемых французским школьникам, или во французской стенгазете, он тут же спрашивал: «А сколько мне за это заплатят?». Николай Николаевич всегда зло насмехался над произношением молодых преподавателей, доводя их порой до слёз, доставалось и суворовцам. За это его многие не любили. С одной стороны он был невыносим, как человек, но одновременно служил тем катализатором, который помогал успешно овладевать иностранным языком. Приходилось мириться с недостатками, так как от него было больше пользы, чем вреда.



Вручение суворовских погон, приблизительно 59-60 гг.

В училище поступали ребята одиннадцати лет после окончания четырех классов начальной школы и в училище находились восемь лет,  получалось, что они заканчивали одиннадцатилетку. Поэтому с такими прочными и глубокими знаниями им легче было поступить как в высшие военные училища и академии, а те, кто не пожелал стать военным, почти всегда успешно выдерживал экзамены в гражданские вузы.

Суворовские училища с самого начала были предназначены для детей военнослужащих, погибших в боях за Родину, или сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны, а также детей патриотов, советских и партийных работников, отдавших жизнь за Отчизну. Но в описываемый период таких категорий уже не было, поэтому принимали здоровых ребят одиннадцати лет после окончания четырех классов,  пожелавших учиться в суворовском училище и успешно сдавших вступительные экзамены по математике и русскому языку, устно и письменно. При одинаковых показателях предпочтение отдавалось сыновьям военнослужащих...

Серьезное внимание уделялось эстетическому воспитанию суворовцев. Эта работа проводилась как на уроках литературы, так и на уроках рисования, пения и музыки.  В свободное время в училище работали кружки художественного чтения, хорового пения, рисования, танцевальный кружок, хотя танцам учили всех в обязательном порядке. Для старшеклассников устраивали балы с приглашением учащихся старших классов средних школ и техникумов, в большинстве случаев на эти балы приходили девушки. С первых дней поступления в училище ребят учили, как пользоваться салфеткой, столовыми приборами, как вести себя в общественных местах, приглашать девушку к танцу и т.п. Ведь в понятие хорошо воспитанного человека входит и его опрятный внешний вид, и умение держаться при общении с людьми, ведение разговора и так называемое «обхождение». В общем, старались делать все, чтобы из юношей вышли хорошие офицеры.



На экзаменах.

В физическом отношении они тоже выделялись. За годы учебы в суворовском из худосочных, как инкубаторские цыплята, ребята превращались в крепких и выносливых юношей, для которых училищные кроссы и походы стали обычным явлением...

Неплохую закалку давали и летние спортивно-оздоровительные лагеря. При первом их осмотре, а располагались они на живописном берегу реки Сакмары, я спросил сопровождающего капитана: «А где же лодки прячете?». Из дальнейшего разговора выяснилось, что лодок нет, но были. Генерал Мещеряков приказал их сжечь после того, как утонул суворовец. Вместо того, чтобы научить ребят плавать и управлять лодкой он пошел по пути наименьшего сопротивления - уничтожил лодки и практически запретил купание, офицеры перестали водить ребят на реку. Вот тебе и на! Жить на реке и не пользоваться ее благами! Строгости при купании, конечно, нужны, иначе недалеко до беды, но в первую очередь надо мальчишек научить плавать и владеть веслами.
   Вернувшись в училище, ознакомился с нашими  производственными мастерскими, которыми руководили два знающих свое дело офицера запаса. И слесарная и столярная мастерские были обеспечены всем необходимым для обучения суворовцев начальным производственным навыкам. Посоветовавшись, мы решили, что вместо того, чтобы «гнать стружку» или делать никому не нужные табуретки-уродцы, к моменту выхода в лагеря сделать по одной лодке-плоскодонке на взвод. Столярная делает саму лодку и весла, а слесарная - всю фурнитуру. Нашли чертежи, достали необходимый пиломатериал, довели задание до рот, и суворовцы сами загорелись идеей сделать что-то полезное...

К весне во дворе около производственных мастерских стояла уже целая флотилия из 18 лодок. Только выпускники не занимались их изготовлением. Вокруг флотилии постоянно копались ребята и не только в часы занятий по труду, но и в свободное время. Одни конопатили, другие смолили, а некоторые уже приступили к покраске и нанесению собственных имен на борту. Здесь были и «Суворовец», и «Альбатрос», и «Акула», и «Ласточка» и много других в соответствии романтическими склонностями и фантазией ребят. Настало время опробовать их на плаву. Все они оказались на редкость легкими и маневренными. Правда, с двумя парами весел поначалу нелегко было справиться с лодкой, случались и поломки, вот тут и пригодились запасные весла. Постепенно все овладели искусством гребли и гоняли по Сакмаре, как заправские моряки.


С семьёй на училищной лодке, р.Сакмара.

Периодически организовывали соревнования между взводами в роте, победители участвовали в состязаниях уже в масштабе училища, учитывалась скорость движения, а также умение переправляться через реку с помощью одного кормового весла. Кроме того, устраивали разнообразные военизированные эстафеты и шлюпочные походы. В продолжительные походы отправлялись в составе роты. Для этой цели использовали все лодки училища, на всякий случай на лодку командира роты ставили подвесной мотор. Это облегчало управление кильватерной колонной на марше и служило средством для подтягивания отстающих. Походы продолжались 2-3 суток, на привалах ловили рыбу, варили уху. Ночевали в захваченных с собой палатках, по вечерам вели беседы у костров. Все это соответствовало романтическим настроениям ребят, и они потом долго вспоминали об этих походах и своих приключениях. Несмотря на массовость этих мероприятий и постоянное общение с водой, за все время в училище не было ни одного несчастного случая...

После окончания учебного года из Самарканда прибыла вся моя семья, и мы часто проводили досуг на Сакмаре. Первое время, когда квартиры еще не имели, временно разместились в хозяйственном флигеле училища, сократив на пару комнат складские  помещения. Несмотря на то, что штаба Южно-Уральского военного округа к этому времени в Оренбурге уже не существовало, подходящей квартиры для нашей многочисленной семьи не находилось. Дело в том, что многие офицеры окружного аппарата были уволены в запас и осели в городе. Сюда же прибыл штаб корпуса, офицеров которого тоже надо было разместить. С его командиром - начальником гарнизона генерал-лейтенантом танковых войск дважды Героем Советского Союза М.Г. Фомичевым у меня наладились не только хорошие отношения, но и семейная дружба. Пока 4-х комнатная квартира не освобождалась,  а в меньшей нам не разместиться, так как с нами жила и теща Любовь Филипповна. Наконец, освободилась подходящая жилплощадь бывшего члена военного совета. В то время офицерские квартиры обставлялись и мебелью, то, что досталась «по наследству», оказалась приличной по тем временам, правда, такую сейчас не встретишь даже в гостиницах КЭЧ, но тогда она превзошла все наши ожидания. Из окон этой квартиры через рощу был виден, как на ладони, двор училища и все его укромные уголки, где старшие суворовцы скрывались от взоров старших, чтобы свободно покурить. Иной раз по телефону я указывал дежурному по училищу на эти сборища, и ребята недоумевали, кто мог их выдать.

Всякий переезд переносится болезненно. Недаром в народе говорят, что дважды переехать, все равно, что раз погореть. Но не только дело в материальных потерях. Главное - моральные издержки, особенно для детей: смена школы, учителей, потеря друзей, новое окружение. Да и нам, взрослым, нелегко дается разлука с приятелями и друзьями. Правда, пока были молодыми, то  легко сходились с людьми, обрастали новыми, но с возрастом это делать становилось тяжелее. А тогда мы были сравнительно молодыми, мне - 43, жене - 38. Процесс обрастания друзьями начался быстро...

Встречаясь на совещаниях и партактивах в Оренбурге, как-то незаметно сошлись с начальником донгузского полигона генералом Рощицким. Человек он был широкой натуры и компанейский, как грузин, но немного взбалмошный. Как-то под вечер звонит по телефону и предупреждает, чтобы мы с Лидией Петровной собирались к ним в гости. «Какие там гости?! - ответил ему. - В такую погоду хороший хозяин собаку во двор не выгонит. Посмотрите в окно, что там делается: ни зги не видать». «Ничего, доберетесь!». И выслал за нами подполковника на гусеничном тягаче. Не успели закончить разговор, как могучий тягач уже грохотал под окнами. Оказывается, еще не получив нашего согласия, он его отправил. Видимо, жажда приключений поборола здравый смысл, и мы поехали. За брезентовым тентом свирепствовала вьюга. К нам подполковник доехал быстро, так как было еще светло, но пурга усилилась, нависла над степью и видимость снизилась до нуля. Дорогу потеряли, началось блуждание по степи. Лишь через четыре часа, преодолев более тридцати километров, добрались до станции Донгуз, что в переводе с татарского означает «Свинья». Действительно, тут Рощицкий подложил нам свинью. Хорошо еще, что все окончилось благополучно. Я задним числом сожалел, что согласился на эту авантюру. И люди намучились, и могучая машина без толку израсходовала много горючего и моторессурсов. Побывали у них как-то и весной, в пору цветения тюльпанов, и тут тоже не без приключений:  застряли двумя «победами» при «форсировании» небольшой, но коварной степной речушки...

Как-то с московскими друзьями, супругами Новицкими, гостившими у нас, решили побывать на соль-илецком соляном озере, о котором рассказывали чудеса. Действительно, водоем был интересным. Он образовался на месте заброшенной соляной шахты. Его глубина огромна, но несчастных случаев не было, так как утонуть в нем невозможно. Даже те, кто не мог плавать, лежали на воде и читали газету, настолько она насыщена солью. По сути, это была не вода, а соляная рапа. На восточном берегу существовала водолечебница. Там за примитивными загородками кишел лечащийся народ, а вокруг - юрты «дикарей», прибывших сюда невесть откуда. На территории лечебницы работали души с пресной водой, а дикарям приходилось мчаться к пресным озёрам, расположенным в 300-400 метрах от соленого. Мчались они без оглядки, в чём попало, вплоть до кальсон, потому что соль, высыхая, покрывала поверхность тела белым налётом и незаметные для глаза волосинки обрастали соляными кристалликами. При трении об одежду и даже от движения ветра они причиняли адскую боль, как будто кто-то их пинцетами выдергивал.

За время работы начальником суворовского училища каждый год приходилось бывать в Москве на совещаниях, проводимых начальником УВУЗ сухопутных войск, на которых подводились итоги работы за год, обменивались опытом и получали указания на предстоящий период...

На одних таких сборах начальник УВУЗ генерал-лейтенант Белогорский объявил план расформирования суворовских военных училищ, как часть общего плана сокращения численности Вооружённых Сил, проводимого в то время в стране по инициативе Хрущева. Первым в Приволжском военном округе в 1960 году расформировывалось Саратовское СВУ, но в округе оставалось еще три: Оренбургское, Куйбышевское и Казанское. Следующим на очереди было наше училище, а затем - Куйбышевское. Оставалось существовать лишь Казанское...


Во время голосования, на посту суворовцы ОСВУ.

Когда в 1961 году, сделав очередной выпуск суворовцев, я согласно плану приступил к расформированию училища, меня по «ВЧ» вызвал генерал-лейтенант К.Ф. Майоров и предложил ехать в Новочеркасск принимать такое же училище. «Зачем? Чтобы через два года и его разогнать?»  «Ну, к тому времени подберем тебе другую должность». «Или сейчас подбирайте другую, или я буду писать рапорт об увольнении в запас, а в Новочеркасск не поеду». «Подумай, я тебе через пару дней позвоню». 3вонил он еще два раза, но я уперся на своем и согласия не дал. Не хотелось снова сниматься с места, срывать детей с учёбы, да и в Оренбурге как-то прижились, обзавелись друзьями. А тут еще В.А. Шурыгин стал соблазнять своими предложениями. После назначения Г.И. Воронова Председателем Совета министров РСФСР он стал первым секретарем Оренбургского обкома КПСС. Мы с ним были в хороших отношениях. Узнав, что училище расформировывается, он предложил мне должность председателя областного объединения «Сельхозтехника».

В армии шла большая реорганизация в связи с сокращением общей численности войск. Расформировывались части и соединения, шло массовое увольнение в запас офицерского состава. Увольнялись даже те категории офицеров, которые не выслужили пенсию, целые выпуски училищ, как, например, Камышинское танко-техническое, Оренбургское авиационное училище штурманов, отправляли в запас. Это не могло не отразится на настроениях суворовцев, многие в то время отказались поступать в военные училища. Зачем? Чтобы после выпуска уволиться в запас и переквалифицироваться в свинаря?

В тот период центральные газеты пестрели заметками об офицерах, которые после увольнения приспосабливались к жизни в гражданских условиях. Один майор «прославился» на весь Советский Союз тем, что пошел работать свинарём, и газеты взахлеб его расхваливали...

Последствия этого трезвона сказывались на протяжении многих лет: упал интерес молодежи к военной профессии. Половина суворовцев отказывалась идти в военные училища. Мелькали в газетах и фамилии генералов в роли новоиспеченных директоров совхозов и председателей колхозов. Нашелся такой и в Оренбурге, принявший пригородный совхоз. Не знаю, что у него из этого вышло, но, видимо, то же, что и у генерала Ковалева в Самарканде на молочном заводе. Хорошо, если за такое дело берется человек, выросший в деревне, работавший до армии в сельском хозяйстве или окончивший соответствующий вуз. Но ведь, зачастую, шли в село люди абсолютно не знающие сельской жизни, далекие от ее интересов, не разбирающиеся в сельском хозяйстве. Какой же толк от такого горе-руководителя. По этим этическим соображениям я и отказался от заманчивой должности председателя областного объединения «Сельхозтехника», хотя меня Шурыгин  и успокаивал: нечего бояться, что не знаешь сельскохозяйственной техники, что в моем подчинении будет тридцать специалистов-инженеров. Главное - организаторские способности. Но даже если бы я и дал согласие, из этого ничего бы не вышло.


Отъезд в Новочеркасск.

Старый «друг» генерал Майоров снова сыграл со мной злую шутку. Несмотря на неоднократный и категорический отказ принимать снова командование училищем, прибыл приказ министра обороны о моём назначении на должность начальника Новочеркасского суворовского военного училища. Жаловаться бесполезно. Пришлось ехать. Семья снова осталась на месте до завершения учёбы в школе. С одной казачьей столицы попал в другую, только теперь - в бывшую столицу Донского казачества. Если бы спящего или пьяного человека, как в кинофильме «С легким паром», перебросить из Оренбурга в Новочеркасск и оставить где-нибудь подальше от центра города, то он ни за что не догадался бы, что попал в другой город. Те же краснокирпичные особняки с кованными железными воротами и одноэтажные домишки между ними, улицы без твердого покрытия, зарастающие летом спорышом, и только приземистый собор на самой высокой точке  города, да памятник Ермаку, могли подсказать протрезвевшему человеку, что он попал не туда...

В Новочеркасск была переведена одна рота из Оренбургского расформированного СВУ и именно та, которую я впервые набирал там. Здесь ей пришлось доучиваться два года, то есть довел ее до выпуска..."
Биографию Александра Михайловича можно прочитать здесь

Во время победы под Сталинградом ему не исполнилось ещё и 30-ти (1916 г.р.), в апреле 1945-го он стал Героем Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".
А.М.Овчаров умер 23 августа 1993 года в Волгограде, похоронен на Дмитриевском (Центральном) кладбище.



Использованы материалы:

Сайт Юрия Рудика, раздел Кадетская литература
Полностью главу "Начальник "потешного войска" можно прочитать здесь

Сталинградское-Чкаловское-Оренбургское СВУ

Фотографии после 1943 года

Биография

Также можно прочитать:

http://www.e-reading-lib.org/chapter.php/23788/63/Ibragimov_-_Protivoborstvo.html

http://www.pokazuha.ru/view/topic.cfm?key_or=1067924&fclick=1&lnt_type=1

http://militera.lib.ru/h/sinenko_vi/07.html

ОВСУ, Овчаров, память, город

Previous post Next post
Up