Храм Никуда Не Успения
Костя Щ летит в эту самую минуту в самолете из Даболима в Москву, в моих джинсах, потому что его - в песке, и это очень странное чувство: три часа назад он пришел под мой балкон, сказал "Вера Николаевна?", разбудил Бу, и мы заказали по завтраку и отправились купаться, море будто только что постелили, прохладной шелковой простынью, мы все попадали в него и завернулись, и странно, что это теперь совсем уже прошлое - потому что не было ничего более настоящего.
***
Костя Б: Это только мне кажется, что звёзды складываются в буквы?
Костя Щ: Какие, Костян?
Я: "Эх, Вася, Вася".
***
Костя Б: Я, кстати, был в Бонне в музее Бетховена и даже держал в руках его слуховые рожки, такие коленчатые, сложные, - он в них иногда выходил на улицу.
Костя Щ: Да, и когда Бетховен выходил на улицу в своих парадных слуховых рожках, некоторые принимали его за...
Я: Нет, просто. Некоторые принимали его.
***
"Константин Б, председатель Ассоциации тунеядцев России, сердечно приветствует в Гоа Константина Щ, Главу Международного Департамента по делам тунеядцев. В ходе визита Константин Щ намерен подробно обсудить с коллегами вопрос защиты тунеядцев - напомним, это исчезающий вид."
И тут камера откуда-то сверху наезжает на нас, стоящих в обнимку в полосе прибоя, и голос за кадром произносит:
"Нас осталось всего десять тысяч. Мы ленивы, беспомощны и обаятельны. Нас можно убить, просто поручив нам больше одного дела в день.
Спаси тунеядца. Подари ему свою заботу, еду и плюшку. Он будет тебе благодарен".
***
Про Костю что-то все время сочиняется, но он считает достойным всего один мой текст о себе.
Текст читается голосом диктора Центрального Телевидения, и два раза в день оказывается правдивым.
Потеряв ключи от байка,
Плачет мальчик-разъебайка.
***
Очень трудно пошагово рассказать, чем мы тут так заняты, что некогда даже домой позвонить; получается только кадрами: вот утро, и мы приехали завтракать в Zu; нам приносят кувшин с фруктовым лимонадом, мы переглядываемся, вынимаем из него лёд пальцами и начинаем пихать друг за шиворот и за резинку алибаба-штанов.
Вот ночь, я лежу в гамаке под домом Кости Б, пальма, звезда, гирлянда вдоль изгороди, стальной бак с надписью Solarizer раз в несколько минут извергает из себя немного горячей воды, которая со скрежетом ударяется о пластик и поднимает облачко пара; Костя и Костя сидят на шезлонге рядом со мной и голосами, которыми обычно читают дочерям страшные сказки, пересказывают мне песни Алёны Апиной.
- Не иностранец и не сын миллионера. Бухгалтер он простой, да ну и пусть.
Вот Миша Скелет, в некотором романтическом томлении, рассказывает нам в "Боре" о том, в какой женщине нуждается: по типу "Жигулей", приятного цвета, надежной и простой в эксплуатации, чтобы долго прослужила, и не было проблем с запчастями.
- Просто мотоциклы в жизни Скелета начались значительно раньше женщин, и теперь ему непонятны все эти сложные слова, - например, "отношения".
Бузин вздыхает и говорит Мише:
- Смотри, Скелет. Было два прамотоцикла - "Пульсар" и "Иж Планета Спорт". Их собрал сам Верховный Механик, постелил им чудесные ровные трассы и обещал им вечный бесплатный гарантийный ремонт и полную защиту от коррозии. Его единственным условием было - не разгоняться. И тут к "Ижу" приполз черный бензиновый шланг и сказал ему: "Во мне течет бензин с высоким октановым числом. Ты не просто поедешь - ты полетишь". Он подбил "Пульсар", и они залили, по полному баку. Их выгнали из Цеха, и теперь они вынуждены разбиваться, ржаветь и возить людей.
Повисает некоторая пауза.
- А баб, Скелет, придумали лет семьдесят назад. Первые бабы были очень забавные, ужасно тарахтели и наводили ужас на пешеходов. Мне нравятся бабы годов семидесятых-восьмидесятых, я тебе советую взять одну.
***
Однажды Косте Щ принесли счет, и мы спросили его, сколько там. Он ответил "Там дохуя, но я на много наел". Костя Б повторил фразу и поразился ее ритмическому совершенству. С тех пор в репертуаре нашего коллектива, кроме казахской народной песни "Уаллаколамыка" про строительство Волоколамского шоссе, есть суровое акустическое техно "Тамдохуяноянамногонаел", которое поется на три голоса, как мантра, в конце каждой трапезы.
***
Еще время от времени нас переключало, и мы начинали рассказывать друг другу истории в стиле Сергея Паука из "Коррозии металла".
- Нет, у нас, тащем-то, были тёлки. Но мы их пожгли.
***
Московские топонимы мы используем в качестве наречий.
"Проснулся, и с самого утра как-то невероятно свиблово".
"А вчера она ничего пела, коньково".
"Вот не выспишься - и к вечеру становится так перово, что почти новогиреево".
Местные - в качестве глаголов в первом лице множественного числа.
"Мы сидим и немножко сиолим".
"Давай встретимся и порворим".
"Вместе мы всё морджим".
***
"Так они и ехали - Красный Космический Змей и Белый Соединитель Миров - на жёлтом мотоцикле, через ветреную ночь между Арамболем и Морджимом. Бак ловил и вёл разноцветные блики длинным металлическим боком; старший брат зорко глядел во мглу, сестра обнимала его за спину, положив ему голову на плечо, и из-под век ее разъезжались холодные слёзы; фара ощупывала дальним светом неровную дорогу и пыль над ней, словно узкой неуверенной рукой. Он чувствовал, как смыкаются ее ладони у него на груди, как ветер шевелит его черные волосы, туго стянутые в хвост, выбивает одну случайную прядь, сворачивает спиралью, а она дремала, на ста двадцати в час, и не было безопаснее и лучше места на свете, чем спина старшего брата и быстрый огнистый мир над правым его плечом. Так они ехали через вечность, ухая в ямы и немного сбавляя на поворотах, молчали, щурились на яркий свет и - никогда не приезжали".
***
Костя Б: Это только мне кажется, что звёзды складываются в буквы?
Костя Щ: Какие, Костян?
Я: "Эх, Вася, Вася".
***
Костя Б: Я, кстати, был в Бонне в музее Бетховена и даже держал в руках его слуховые рожки, такие коленчатые, сложные, - он в них иногда выходил на улицу.
Костя Щ: Да, и когда Бетховен выходил на улицу в своих парадных слуховых рожках, некоторые принимали его за...
Я: Нет, просто. Некоторые принимали его.
***
"Константин Б, председатель Ассоциации тунеядцев России, сердечно приветствует в Гоа Константина Щ, Главу Международного Департамента по делам тунеядцев. В ходе визита Константин Щ намерен подробно обсудить с коллегами вопрос защиты тунеядцев - напомним, это исчезающий вид."
И тут камера откуда-то сверху наезжает на нас, стоящих в обнимку в полосе прибоя, и голос за кадром произносит:
"Нас осталось всего десять тысяч. Мы ленивы, беспомощны и обаятельны. Нас можно убить, просто поручив нам больше одного дела в день.
Спаси тунеядца. Подари ему свою заботу, еду и плюшку. Он будет тебе благодарен".
***
Про Костю что-то все время сочиняется, но он считает достойным всего один мой текст о себе.
Текст читается голосом диктора Центрального Телевидения, и два раза в день оказывается правдивым.
Потеряв ключи от байка,
Плачет мальчик-разъебайка.
***
Очень трудно пошагово рассказать, чем мы тут так заняты, что некогда даже домой позвонить; получается только кадрами: вот утро, и мы приехали завтракать в Zu; нам приносят кувшин с фруктовым лимонадом, мы переглядываемся, вынимаем из него лёд пальцами и начинаем пихать друг за шиворот и за резинку алибаба-штанов.
Вот ночь, я лежу в гамаке под домом Кости Б, пальма, звезда, гирлянда вдоль изгороди, стальной бак с надписью Solarizer раз в несколько минут извергает из себя немного горячей воды, которая со скрежетом ударяется о пластик и поднимает облачко пара; Костя и Костя сидят на шезлонге рядом со мной и голосами, которыми обычно читают дочерям страшные сказки, пересказывают мне песни Алёны Апиной.
- Не иностранец и не сын миллионера. Бухгалтер он простой, да ну и пусть.
Вот Миша Скелет, в некотором романтическом томлении, рассказывает нам в "Боре" о том, в какой женщине нуждается: по типу "Жигулей", приятного цвета, надежной и простой в эксплуатации, чтобы долго прослужила, и не было проблем с запчастями.
- Просто мотоциклы в жизни Скелета начались значительно раньше женщин, и теперь ему непонятны все эти сложные слова, - например, "отношения".
Бузин вздыхает и говорит Мише:
- Смотри, Скелет. Было два прамотоцикла - "Пульсар" и "Иж Планета Спорт". Их собрал сам Верховный Механик, постелил им чудесные ровные трассы и обещал им вечный бесплатный гарантийный ремонт и полную защиту от коррозии. Его единственным условием было - не разгоняться. И тут к "Ижу" приполз черный бензиновый шланг и сказал ему: "Во мне течет бензин с высоким октановым числом. Ты не просто поедешь - ты полетишь". Он подбил "Пульсар", и они залили, по полному баку. Их выгнали из Цеха, и теперь они вынуждены разбиваться, ржаветь и возить людей.
Повисает некоторая пауза.
- А баб, Скелет, придумали лет семьдесят назад. Первые бабы были очень забавные, ужасно тарахтели и наводили ужас на пешеходов. Мне нравятся бабы годов семидесятых-восьмидесятых, я тебе советую взять одну.
***
Однажды Косте Щ принесли счет, и мы спросили его, сколько там. Он ответил "Там дохуя, но я на много наел". Костя Б повторил фразу и поразился ее ритмическому совершенству. С тех пор в репертуаре нашего коллектива, кроме казахской народной песни "Уаллаколамыка" про строительство Волоколамского шоссе, есть суровое акустическое техно "Тамдохуяноянамногонаел", которое поется на три голоса, как мантра, в конце каждой трапезы.
***
Еще время от времени нас переключало, и мы начинали рассказывать друг другу истории в стиле Сергея Паука из "Коррозии металла".
- Нет, у нас, тащем-то, были тёлки. Но мы их пожгли.
***
Московские топонимы мы используем в качестве наречий.
"Проснулся, и с самого утра как-то невероятно свиблово".
"А вчера она ничего пела, коньково".
"Вот не выспишься - и к вечеру становится так перово, что почти новогиреево".
Местные - в качестве глаголов в первом лице множественного числа.
"Мы сидим и немножко сиолим".
"Давай встретимся и порворим".
"Вместе мы всё морджим".
***
"Так они и ехали - Красный Космический Змей и Белый Соединитель Миров - на жёлтом мотоцикле, через ветреную ночь между Арамболем и Морджимом. Бак ловил и вёл разноцветные блики длинным металлическим боком; старший брат зорко глядел во мглу, сестра обнимала его за спину, положив ему голову на плечо, и из-под век ее разъезжались холодные слёзы; фара ощупывала дальним светом неровную дорогу и пыль над ней, словно узкой неуверенной рукой. Он чувствовал, как смыкаются ее ладони у него на груди, как ветер шевелит его черные волосы, туго стянутые в хвост, выбивает одну случайную прядь, сворачивает спиралью, а она дремала, на ста двадцати в час, и не было безопаснее и лучше места на свете, чем спина старшего брата и быстрый огнистый мир над правым его плечом. Так они ехали через вечность, ухая в ямы и немного сбавляя на поворотах, молчали, щурились на яркий свет и - никогда не приезжали".