(no subject)
Тут свой сериал, такой, почти без слов: в отеле есть дедушка, предположительно немец, вылитый Вуди Аллен, в таких же точно очках, с лысинкой, крошечный, очень дружелюбный; есть французская пара совсем пожилых людей, лет по восемьдесят, дядечка, выглядящий как старый рокер, этакий Кит Ричардс, с хвостом, и его жена, совершенно седая маленькая старушка - они безумно похожи внешне, они ни на минуту не расстаются, не разнимают рук - а когда в кафе на берегу случаются вечера с живой музыкой, они приходят нарядные и принимаются танцевать.
Циничная мама говорит, что ей немного страшно на это смотреть, потому что ощущение, будто они сделают один неверный шаг, или их кто-то толкнет, и они рассыплются в прах; но на самом деле это невозможно трогательное зрелище, они были когда-то профессиональными танцорами, у них осанка, стать и удивительная слаженность. Они экономно танцуют, идеально попадают в ритм, улыбаются друг другу в процессе и, кажется, никого вокруг не замечают. Вчера меня попросили спеть в баре, они подошли и поблагодарили, и теперь каждый раз желают мне приятного аппетита или доброго дня.
Еще тут есть девушка, немка или француженка, не знаю, ни разу не слышала, как она говорит; она хрупкая, высокая, путешествует одна, приходит на пляж на каблуках и с маленькой вечерней сумочкой, всегда улыбается каким-то своим мыслям, иногда тихонько напевает - и почти не бросалась бы в глаза, если бы не гигантский, страшный, синий, во всю девушку дракон, вытатуированный у нее на спине - он начинается сразу под шеей и заканчивается на правом бедре. Это правда очень странное зрелище, египтяне смотрят со смесью ужаса и восхищения; мне она нравится и кажется ужасно смелой.
Еще тут есть русские мама и дочь, они немножко восточные, обе очень красивые и какие-то мягкие, женственные; у дочери смуглое стройное тело, они носит медные круглые серьги и платок, как Эрика Баду; по вечерам, к ужину, она надевает роскошную цветную испанистую юбку и каблучки, и распускает волосы, и делается Кармен. Я сегодня не выдержала и сказала ей, что у нее фантастический вкус. Она посоветовала маленький магазинчик на Кузнецком мосту.
Очень много детей, арабских, русских и каких угодно - и почему-то они совсем не раздражают, даже если орут или играют прямо у тебя на голове; это первое свидетельство того, что ты отдохнул - тебя почти невозможно вывести из себя. Как будто накопил достаточный балласт покоя и молчания внутри, чтобы тебя нельзя было разбалансировать.
Здесь у кого-то большой живот, у кого-то очень громкий смех, а у меня самый красивый мальчик на побережье; мы уехали вчера на дискотеку в город со всеми его друзьями, празднование четырехлетия самого модного диско в Шарме; ему, как любому черному парню, страшно идут банданы, бейсболки и кепки; вчера он был в белой, на один глаз, и танцевал, как водится, лучше всех. Он танцует везде, где ни слышит музыку, даже в автобусе, даже во время волейбольного матча, между двумя пасами; он любит подпевать, страшно фальшивя, честно предупреждая - вот сейчас я буду очень громко и очень плохо петь, но ты извини, я слишком счастлив, чтобы этого не делать. Мы ссоримся по пятнадцать раз на дню - почему ты меня не подождала? почему ты делаешь все по-своему? почему ты опаздываешь? почему тебя волнует, что про нас подумают эти идиоты? - и миримся минуты через три, "i'm so very sorry, hon"; он собственник, эгоист и страшная кокетка, но когда бывает ласков или в ударе, от него аж пространство начинает волнами расходиться, такое там высокое напряжение. Я думаю о том, что еще пару лет назад мне основательно унесло бы крышу, но теперь даже к Шику у меня только бесконечное умиление, такое, нянино.
Я буду, наверное, страшно скучать, но пока до этого еще очень далеко.
Циничная мама говорит, что ей немного страшно на это смотреть, потому что ощущение, будто они сделают один неверный шаг, или их кто-то толкнет, и они рассыплются в прах; но на самом деле это невозможно трогательное зрелище, они были когда-то профессиональными танцорами, у них осанка, стать и удивительная слаженность. Они экономно танцуют, идеально попадают в ритм, улыбаются друг другу в процессе и, кажется, никого вокруг не замечают. Вчера меня попросили спеть в баре, они подошли и поблагодарили, и теперь каждый раз желают мне приятного аппетита или доброго дня.
Еще тут есть девушка, немка или француженка, не знаю, ни разу не слышала, как она говорит; она хрупкая, высокая, путешествует одна, приходит на пляж на каблуках и с маленькой вечерней сумочкой, всегда улыбается каким-то своим мыслям, иногда тихонько напевает - и почти не бросалась бы в глаза, если бы не гигантский, страшный, синий, во всю девушку дракон, вытатуированный у нее на спине - он начинается сразу под шеей и заканчивается на правом бедре. Это правда очень странное зрелище, египтяне смотрят со смесью ужаса и восхищения; мне она нравится и кажется ужасно смелой.
Еще тут есть русские мама и дочь, они немножко восточные, обе очень красивые и какие-то мягкие, женственные; у дочери смуглое стройное тело, они носит медные круглые серьги и платок, как Эрика Баду; по вечерам, к ужину, она надевает роскошную цветную испанистую юбку и каблучки, и распускает волосы, и делается Кармен. Я сегодня не выдержала и сказала ей, что у нее фантастический вкус. Она посоветовала маленький магазинчик на Кузнецком мосту.
Очень много детей, арабских, русских и каких угодно - и почему-то они совсем не раздражают, даже если орут или играют прямо у тебя на голове; это первое свидетельство того, что ты отдохнул - тебя почти невозможно вывести из себя. Как будто накопил достаточный балласт покоя и молчания внутри, чтобы тебя нельзя было разбалансировать.
Здесь у кого-то большой живот, у кого-то очень громкий смех, а у меня самый красивый мальчик на побережье; мы уехали вчера на дискотеку в город со всеми его друзьями, празднование четырехлетия самого модного диско в Шарме; ему, как любому черному парню, страшно идут банданы, бейсболки и кепки; вчера он был в белой, на один глаз, и танцевал, как водится, лучше всех. Он танцует везде, где ни слышит музыку, даже в автобусе, даже во время волейбольного матча, между двумя пасами; он любит подпевать, страшно фальшивя, честно предупреждая - вот сейчас я буду очень громко и очень плохо петь, но ты извини, я слишком счастлив, чтобы этого не делать. Мы ссоримся по пятнадцать раз на дню - почему ты меня не подождала? почему ты делаешь все по-своему? почему ты опаздываешь? почему тебя волнует, что про нас подумают эти идиоты? - и миримся минуты через три, "i'm so very sorry, hon"; он собственник, эгоист и страшная кокетка, но когда бывает ласков или в ударе, от него аж пространство начинает волнами расходиться, такое там высокое напряжение. Я думаю о том, что еще пару лет назад мне основательно унесло бы крышу, но теперь даже к Шику у меня только бесконечное умиление, такое, нянино.
Я буду, наверное, страшно скучать, но пока до этого еще очень далеко.