(no subject)
Одна поездка в московском метро стоит как десять в киевском; на пять гривен мне насыпали полную ладонь голубых жетонов, теперь эти жетоны рассыпаны у меня по сумке, на них крупно написано "Київ" с двух сторон, и каждый раз, когда я выгребаю их вместе с мелочью или ключами, мне хочется заорать.
***
Рыжая на это говорит:
- Конечно, Вера, опять в огороде бузина, а в Киеве - дядька!
Я ее поправляю: в огороде - Бузина, а в Киеве - дядьку.
Бузин, брат, с днем рождения, с мать-его-тридцатником, Бузин!
***
Пришла вчера в свою школу подарить книжку своей любимой учительнице русского и литературы. Она теперь директор, у нее собственный кабинет, и она совсем не меняется, ни на йоту. Это были самые счастливые пятерки, у нее, легкие, но счастливые. Она была строга, и она меня очень любила; любая моя халтура была для нее немножко предательством. Мы не виделись лет пять, она очень мне обрадовалась, порасспрашивала меня час и, вероятно, заключила, что я несчастна - потому что у меня нет диплома и потому, что я слишком часто повторяю "все правда хорошо".
Я сидела и думала, что в книжке есть стишок про проебол, и когда она до него доберется, она будет думать обо мне хуже.
***
Еще я езжу к Полине репетировать, и пою ей ДиФранко, молодого Стинга и пожилого Фрэнка Синатру, и на фразе Stay, little Valentine, Stay испытываю состояние почти катартическое. Полина говорит - он не слышит, можете не кричать.
Я сделаю презентацию и сдам все обещанные музею тексты, перестану свирепеть, когда тетя в метро начинает читать мне "А знаешь, все еще будет, теплый ветер еще подует, и весну еще наколдует, и память перелистает - и встретиться нас заставит, и встретиться нас заставит" - и залягу наконец на дно, отреветься, потому что с такими скоростями и до нервного срыва недалеко.
***
Рыжая на это говорит:
- Конечно, Вера, опять в огороде бузина, а в Киеве - дядька!
Я ее поправляю: в огороде - Бузина, а в Киеве - дядьку.
Бузин, брат, с днем рождения, с мать-его-тридцатником, Бузин!
***
Пришла вчера в свою школу подарить книжку своей любимой учительнице русского и литературы. Она теперь директор, у нее собственный кабинет, и она совсем не меняется, ни на йоту. Это были самые счастливые пятерки, у нее, легкие, но счастливые. Она была строга, и она меня очень любила; любая моя халтура была для нее немножко предательством. Мы не виделись лет пять, она очень мне обрадовалась, порасспрашивала меня час и, вероятно, заключила, что я несчастна - потому что у меня нет диплома и потому, что я слишком часто повторяю "все правда хорошо".
Я сидела и думала, что в книжке есть стишок про проебол, и когда она до него доберется, она будет думать обо мне хуже.
***
Еще я езжу к Полине репетировать, и пою ей ДиФранко, молодого Стинга и пожилого Фрэнка Синатру, и на фразе Stay, little Valentine, Stay испытываю состояние почти катартическое. Полина говорит - он не слышит, можете не кричать.
Я сделаю презентацию и сдам все обещанные музею тексты, перестану свирепеть, когда тетя в метро начинает читать мне "А знаешь, все еще будет, теплый ветер еще подует, и весну еще наколдует, и память перелистает - и встретиться нас заставит, и встретиться нас заставит" - и залягу наконец на дно, отреветься, потому что с такими скоростями и до нервного срыва недалеко.