Вот Вам
идеальное поздравление с 8 марта; просто и по существу.
А вот Вам
гениальный абсолютно флешмоб от Муры, про мам и детей, я плотно сижу в комментах и всех рассматриваю, есть какие-то изумительно красивые женщины и дети на свете.
Я хочу себе сына, я
говорила.
Не от кого, но еще есть время.
***
Отличный, я помню, побочный эффект первой стадии влюбленности - ничего невозможно есть. Физически. Даже смотреть не хочется, организм очень обижается на еду. Он потому что жрет самое себя с аппетитом, начиная с мозга, а это ведь, если верить доктору Лектору, самое лакомство.
Полгода назад я за пару недель стаяла килограммов на семь, что ли. Паническое счастье. Нервный смех. Я даже спать не могла, по-моему. Комплексы все встают в рост, берут знамя и маршируют перед тобой шеренгами. Текст вражеских смс выучивается наизусть немедленно, золотом на мраморе высекается. Тебя свежуют. Любая фигня начинает ранить как настоящий боевой патрон. Любая фигня с противоположным зарядом приводит в предоргазменное состояние.
Внутренности наматывают на руку, локоть-большой палец, локоть-большой палец. Мальчики кровавые в глазах.
Длится недели две, от силы. Такие дни наступают, как будто вот всю жизнь работаешь ты от розетки в сто десять вольт, а тут тебя раз и вштырило двумястами двадцатью. Живой такой, что аж больно глаза открыть. Вывернутый на максимум до рези в ушах. Аж пол дрожит и бокалы звякают.
А вспомнишь, с чего началось, и чувствуешь себя идиотом. С простой какой-нибудь, глупой мелочи; как ходили в магазин за пластилином; как смеется, прикрывая ладонью глаза.
Потом кто-то опомнится, переподключит тебя обратно, мир вернется в нормальный, не пересвеченный, не истошный режим, все пойдет своим чередом. Как будто все софиты разом погасят; а пока они включены, в воздухе видно любую пылинку, зайцы солнечные с чайник величиной по стенам ездят; наркомания форменная, заставить себя три часа не звонить - и кажется, пальцы обуглятся.
Нет, это я так просто. Медведи вот так встают из берлоги после обморочной спячки - голодные, как сволочи.
***
Я буду помнить из этой зимы, пожалуй, вот что: как мы катаемся с Рыжей по городу, а я потом прихожу домой и открываю свою тетрадку, в которой у меня все стихи, и что-то пытаюсь написать, а там между страниц кудрявый огненный волос лежит. Он и до сих пор там.
Как Тема Бергер приезжает ко мне с хвостом, а я стаскиваю резинку, запускаю руку в волосы, они рассыпаются буйными, тяжелыми, черными кудрями, и в самой гуще мокрые еще, из ванной вылез буквально сорок минут назад.
Как мы забираем мамины лыжи с Нагорной, и я еду в метро в наушниках, и пою "Мы не играем в любовь" Сережи Бабкина, одними губами, раскачивая лыжную палку как микрофон, а мама хохочет.
Как Рома просыпается после собственного дня рождения, приходит на кухню, где я, все еще нетрезвая, вымыла посуду и тру стол, оглядывается, жмуря правый глаз, набирает воздух в грудь и, не в силах сказать что-нибудь, садится на корточки и благодарно утыкается лбом мне в колени.
Как Рома везет меня в магазинной тележке по Тверской-Ямской, мимо огней и машин, а я визжу.
Как мы с Рыжей красимся в одно зеркало, приоткрыв рты, и общаемся в духе "ну у тебя ресницы, повыдергивала бы все".
Как Полина красива неимоверно, когда берет гитару, начинает подбирать что-то и уходит целиком в пальцы, забывает, что тут рядом кто-то еще.
Как мы с Катько в Одессе, ночью, в нашей японской спаленке, ржем до колик, колотя себя по коленкам уже, в подушки зарываясь, и никто в квартире не может спать.
Как мы с Костей Бузиным ночью пьем улун у него дома, а у него свечи, кальян, настоящая индийская мандала на шкафу, и слушаем старенького Сашу Васильева.
Как чувак танцует у кресел весь концерт БГ во МХАТе.
Как я сижу в комнате, а Артист в гостиной дописывает сценарий, и я час смотрю на нее через едва приоткрытую дверь. Видно только руки, тельняшку и профиль. Сосредоточенный.
Как мы идем с Миркой ночью по Белорусской, и я глажу ее по длинным красным дредам.
Как мне одним движением ножниц оставляют воздух в том месте, где у меня было еще полметра волос, и я испытываю детскую такую, ледяную, параплановую жуть.
Как мы смотрим с Катько и Калашником Майкла Джексона по телевизору, и я осознаю, что я сейчас тупо встану, обниму этот телевизор под потолком, повисну на нем и буду реветь навзрыд.
Как я три часа грызу губы, писать или не писать смску, пишу, отправляю, и он заходит в кафе с большим букетом белых и желтых тюльпанов, улыбается смущенно, а потом выясняется, что он и не получал ничего, не существует такого номера.
А теперь мне собираться надо, простите. Пойду я.