Акустика
Строго говоря, я не понимаю, почему по Москве не дают штормовых предупреждений, когда прилетает Эльвира Павловна.
Потому что она прилетела в среду, а сегодня воскресенье и первый день, когда меня вынесло прибоем, и я лежу мордой в подушку, пьяная-помятая-пионервожатая, и то меня просто пожалели и дали денек отоспаться.
Потому что мы встречаемся часа в три дня, расстаемся часов в девять утра, шаримся ночами по городским набережным как шалые ночные кошки, хохочем так, что подскакивают бокалы на барных стойках, периодически забрасываемся, как десант, то в салон красоты, то в кинотеатр на "ПитерFM", то в "TGI Friday's", то в грузинский ресторанчик под открытым небом грызть шашлык, то на Ленинградский вокзал, то в отель Арарат Парк Хайятт на модный показ, праздник воинствующего гламура с Пашей Кашиным, Ксюшей Собчак, Анитой Цой, Катей Лель и прочим односложным пафосом, то пить с Екатериной Александровной в "Босфоре" на Арбате - и под конец нас неизменно, центробежной силой выносит в "Кофеманию" на Никитской, где мы вот только успели накатить по первому коктейлю, чашечке чаю - а уже рассвет.
Кофеманские официанты узнают нас по походке уже, кивают и улыбаются - узнавающе и обреченно.
На одного из них вчера, сероглазого, белозубого, я облизывалась полночи, как на леденец, рассказывала Эльвире Павловне, как украду его, буду гладить ладонью по выбритому затылку - она кивала, говорила - ну давайте позовем его! - а потом взяла счет, преисполнилась скорби и без слов развернула ко мне.
Там было написано:
Официант: Пырский.
Ну, то есть, профессионал.
Мы рыдали.
Ее тут намедни пробило на дурочку, мы шли по центру и она гундела:
- Ну возьмииите меня за ручку... - и тыкала пальцем по сторонам, - А это что?
- Это Государственная Дума, Эльвира Павловна.
- Да? Белый Дом?
- Нет, Белый дом в другой стороне.
- А чего его не видно? Разобрали? А это что?
- Это Манеж.
- Там лошадки?
- Там картинки.
- Дааа? Ну возьмииите меня за ручку!.. А это что?
- Это мой факультет. Это памятник Ломоносову.
- А это?
- ЭТО МАНЕЖ!!!
- Даа? Там лошадки!
- ДА, БЛЯТЬ, ТАМ ЛОШАДКИ, КАРУСЕЛЬКИ И ВСЕ ЧТО ХОТИТЕ!!!
- Вы же говорили картинки! Сами ничего не знаете, а говорите!.. Ну возьмите меня за ручку...
Московские таксисты прозревают в Эльвире Павловне перст судьбы, и, подозреваю, гибнут навек, едва она покидает салон их машины. Мы ржем так, что они испуганно тормозят и затравленно озираются - девушки, у вас все в порядке?..
У нас все прекрасно, просто Эльвира Павловна рассказывала про одного своего поклонника, на которого:
- ...я смотрела и думала - ну что ж вы все соски-то крутите, как ключ в замке зажигания?..
Или, например, мы вспоминаем детские игры дурацкие, и я говорю:
- А как меня однажды поцеловали "в бутылочку", я никогда не забуду!
Эльвира Павловна выгибает бровь и томно понижает голос:
- Вера Николаевна, а Вас и в бутылочку целовали? Где же у Вас бутылочка?..
- Подождите, Эльвира Павловна, доедем, я Вам покажу, и бутылочку, и баночку, и алюминиевый стаканчик.
Или там:
- Эльвира Павловна, Вы сноб!
- Да, я сноп. Сноп искр!
Или идешь по Арбату и рассказываешь:
- ...а он вот только что вернулся из Индии...
Эльвира Павловна делает грозное лицо и державно вытягивает руку:
- Изындия, адское отродье!..
Или вы под утро с Эльвирой Павловной и Катериной Александровной, в Кофемании, фехтуете колкостями, плюетесь желчью, и Э.П. сдается и говорит:
- Вот щас как переверну Вас, Вера Николавна, да и надую!..
Эльвира Павловна, при том, женщина роскошных рубенсовских форм.
- Это я Вас надую, Эльвира Павловна.
Катя: Для этого, Вера, Вам очень много сил потребуется.
Я: Да надо сказать, тут уже кто-то до меня постарался.
Э.П.: Да уж!
Я: Да, признайтесь себе, Эльвира Павловна - Вас бессовестно надули!
Не знаю, за что меня любит эта женщина, но каждый раз, когда она прилетает в город - бахают салюты, гремят оркестры, происходит какой-то бесконечный Диснейленд.
При том, что большую часть времени мы все-таки не аццки жжом, а долго, подробно трем за жизнь.
Эльвира Павловна любит мои формулировки, а я обожаю ее; когда она говорит про что-нибудь слишком затейливое или разухабистое:
- Да это какие-то акробаты на хулахупах братья Рукосуевы!..
или о себе:
- Я никогда не была красива - но всегда была чертовски привлекательна. -
не говоря уже о, с бондовским прищуром:
- Деточка, я пятый десяток разменяла. Я старше, я знаю жизнь.
хочется аплодировать; в какой-то из прошлых приездов я рассказывала Э.П. о своем знакомом идеальном юноше - он беззаветно верен женщине, в которую влюблен, хотя она далеко, и не допускает никакой нравственной неряшливости. Она попросила выписать на салфетку эту фразу, и теперь, когда я спрашиваю про какие-нибудь мимолетные интрижки, морщит лоб и говорит:
- Я стараюсь не допускать нравственной неряшливости.
Или мы тут ехали утром в машине, семь утра, все дымчато, смущенно, зябко золотится, из зеркала заднего вида на меня глядит неожиданно взрослая женщина с густо подведенными глазами, и я говорю:
- Мы какие-то с Вами руины, Эльвира Павловна. Пористые такие, южные, ветром иссушенные, но молодящиеся, с толпами туристов.
- Колизеи.
- Пора закрываться на реконструкцию.
Нам, впрочем, рано закрываться, мы никак не начнем застраивать внутренние пустотищи жилыми кварталами - но гоняем по ним ветер, ходим колесом, разливаем в них весеннее солнце, изысканные коктейли, терпкие парфюмы; иногда полезно побыть пустыми и гулкими, повпитывать, поотражать.
Мы потому и смеемся так заразительно и раскатисто - внутри у нас прекрасная акустика.
Потому что она прилетела в среду, а сегодня воскресенье и первый день, когда меня вынесло прибоем, и я лежу мордой в подушку, пьяная-помятая-пионервожатая, и то меня просто пожалели и дали денек отоспаться.
Потому что мы встречаемся часа в три дня, расстаемся часов в девять утра, шаримся ночами по городским набережным как шалые ночные кошки, хохочем так, что подскакивают бокалы на барных стойках, периодически забрасываемся, как десант, то в салон красоты, то в кинотеатр на "ПитерFM", то в "TGI Friday's", то в грузинский ресторанчик под открытым небом грызть шашлык, то на Ленинградский вокзал, то в отель Арарат Парк Хайятт на модный показ, праздник воинствующего гламура с Пашей Кашиным, Ксюшей Собчак, Анитой Цой, Катей Лель и прочим односложным пафосом, то пить с Екатериной Александровной в "Босфоре" на Арбате - и под конец нас неизменно, центробежной силой выносит в "Кофеманию" на Никитской, где мы вот только успели накатить по первому коктейлю, чашечке чаю - а уже рассвет.
Кофеманские официанты узнают нас по походке уже, кивают и улыбаются - узнавающе и обреченно.
На одного из них вчера, сероглазого, белозубого, я облизывалась полночи, как на леденец, рассказывала Эльвире Павловне, как украду его, буду гладить ладонью по выбритому затылку - она кивала, говорила - ну давайте позовем его! - а потом взяла счет, преисполнилась скорби и без слов развернула ко мне.
Там было написано:
Официант: Пырский.
Ну, то есть, профессионал.
Мы рыдали.
Ее тут намедни пробило на дурочку, мы шли по центру и она гундела:
- Ну возьмииите меня за ручку... - и тыкала пальцем по сторонам, - А это что?
- Это Государственная Дума, Эльвира Павловна.
- Да? Белый Дом?
- Нет, Белый дом в другой стороне.
- А чего его не видно? Разобрали? А это что?
- Это Манеж.
- Там лошадки?
- Там картинки.
- Дааа? Ну возьмииите меня за ручку!.. А это что?
- Это мой факультет. Это памятник Ломоносову.
- А это?
- ЭТО МАНЕЖ!!!
- Даа? Там лошадки!
- ДА, БЛЯТЬ, ТАМ ЛОШАДКИ, КАРУСЕЛЬКИ И ВСЕ ЧТО ХОТИТЕ!!!
- Вы же говорили картинки! Сами ничего не знаете, а говорите!.. Ну возьмите меня за ручку...
Московские таксисты прозревают в Эльвире Павловне перст судьбы, и, подозреваю, гибнут навек, едва она покидает салон их машины. Мы ржем так, что они испуганно тормозят и затравленно озираются - девушки, у вас все в порядке?..
У нас все прекрасно, просто Эльвира Павловна рассказывала про одного своего поклонника, на которого:
- ...я смотрела и думала - ну что ж вы все соски-то крутите, как ключ в замке зажигания?..
Или, например, мы вспоминаем детские игры дурацкие, и я говорю:
- А как меня однажды поцеловали "в бутылочку", я никогда не забуду!
Эльвира Павловна выгибает бровь и томно понижает голос:
- Вера Николаевна, а Вас и в бутылочку целовали? Где же у Вас бутылочка?..
- Подождите, Эльвира Павловна, доедем, я Вам покажу, и бутылочку, и баночку, и алюминиевый стаканчик.
Или там:
- Эльвира Павловна, Вы сноб!
- Да, я сноп. Сноп искр!
Или идешь по Арбату и рассказываешь:
- ...а он вот только что вернулся из Индии...
Эльвира Павловна делает грозное лицо и державно вытягивает руку:
- Изындия, адское отродье!..
Или вы под утро с Эльвирой Павловной и Катериной Александровной, в Кофемании, фехтуете колкостями, плюетесь желчью, и Э.П. сдается и говорит:
- Вот щас как переверну Вас, Вера Николавна, да и надую!..
Эльвира Павловна, при том, женщина роскошных рубенсовских форм.
- Это я Вас надую, Эльвира Павловна.
Катя: Для этого, Вера, Вам очень много сил потребуется.
Я: Да надо сказать, тут уже кто-то до меня постарался.
Э.П.: Да уж!
Я: Да, признайтесь себе, Эльвира Павловна - Вас бессовестно надули!
Не знаю, за что меня любит эта женщина, но каждый раз, когда она прилетает в город - бахают салюты, гремят оркестры, происходит какой-то бесконечный Диснейленд.
При том, что большую часть времени мы все-таки не аццки жжом, а долго, подробно трем за жизнь.
Эльвира Павловна любит мои формулировки, а я обожаю ее; когда она говорит про что-нибудь слишком затейливое или разухабистое:
- Да это какие-то акробаты на хулахупах братья Рукосуевы!..
или о себе:
- Я никогда не была красива - но всегда была чертовски привлекательна. -
не говоря уже о, с бондовским прищуром:
- Деточка, я пятый десяток разменяла. Я старше, я знаю жизнь.
хочется аплодировать; в какой-то из прошлых приездов я рассказывала Э.П. о своем знакомом идеальном юноше - он беззаветно верен женщине, в которую влюблен, хотя она далеко, и не допускает никакой нравственной неряшливости. Она попросила выписать на салфетку эту фразу, и теперь, когда я спрашиваю про какие-нибудь мимолетные интрижки, морщит лоб и говорит:
- Я стараюсь не допускать нравственной неряшливости.
Или мы тут ехали утром в машине, семь утра, все дымчато, смущенно, зябко золотится, из зеркала заднего вида на меня глядит неожиданно взрослая женщина с густо подведенными глазами, и я говорю:
- Мы какие-то с Вами руины, Эльвира Павловна. Пористые такие, южные, ветром иссушенные, но молодящиеся, с толпами туристов.
- Колизеи.
- Пора закрываться на реконструкцию.
Нам, впрочем, рано закрываться, мы никак не начнем застраивать внутренние пустотищи жилыми кварталами - но гоняем по ним ветер, ходим колесом, разливаем в них весеннее солнце, изысканные коктейли, терпкие парфюмы; иногда полезно побыть пустыми и гулкими, повпитывать, поотражать.
Мы потому и смеемся так заразительно и раскатисто - внутри у нас прекрасная акустика.