Сказка о Карле
Нам было лет по четырнадцать, наверное, когда мы первый раз пришли к нему на концерт в ЦДХ; я помню, у меня было тяжелейшее потрясение. Лет в пятнадцать мне довелось почитать ему стихи (стыдобища, Господи), он подписал мне свои "Гитарные истории"; на первом курсе я писала о нем работу.
Не сказать, чтобы это был фанатизм, но концертов, которые он раз в полгода давал в Москве, я не пропускала; лучше его блюзовых текстов на русском не существует; теперь вот уже пару лет я не видела его и слушаю его редко, ибо он, конечно, оглушительно талантлив, но вселенски, суицидально безысходен.
Еще он никогда не учился музыке, но играет на уникальной девятиструнной гитаре.
Еще у него огромная копна длинных кудрявых волос, он забирает их слабой резинкой, она сползает во время концерта и он становится издалека - Мадонной с гитарой вместо младенца, вблизи - грустной лохматой куклой с орлиным носом.
В последнее время я стала напевать одну его песенку; я нашла ее вот только что на кассете, чтобы верно списать текст - но выяснилось, что я помню его весь дословно.
Ибо это одна из самых гениальных песен о творчестве из всех, что я знаю.
Карл был добрым парнем, и сердцем чист.
Карл был музыкант, Карл был кларнетист.
Вдохом воздуха, выдохом - звука,
Жил и шел с нараспашку душой.
Если в племени мало пламени
Карл был из немногих, кто пламенный,
Он любил свое дело и делал, веря в то,
Что от этого всем хорошо.
Карл любил Клару, а Клара - краля,
Глаза как алмазы, губки - кораллы,
Сама так естественна, так натуральна,
Что с нею мораль забываешь на нет,
Но не страдала моралью Клара,
Стерильной душою Карла играла
И как-то под утро паскудная девка
Украла у Карла кларнет.
Сонный Карл спросонок глядел в свой лорнет,
Тщась отыскать то, чего уже нет;
Осознав значенье утраты, Карл вскричал "караул!", -
Но на нет суда нет,
И заплаканный Карл шастал в ватерклозет,
Не читал от несчастья вечерних газет,
Все курил и корил,
Сам с собой говорил
И чуть было не оказался в крейзе.
Если душно душе,
Если тошно - то что ж:
На руках есть вены, под руками - нож,
Но это выход на случай, если выхода нет,
А что выхода нет - это ложь.
Если небом дан дар,
Хватит сил и на то,
Чтоб и этот удар,
И еще черти что
Пережить и воду святую, которой ты полон,
Донести тем, кто жаждет, кто ею пустой.
Карл рискнул пойти на эксперимент,
Он нашел в себе силы сменить инструмент:
Влез в долги и купил Стратокастер -
Гитару, о которой, пожалуй, мечтает любой;
Он терзал свои пальцы, душу и мозг
Дни и ночи - но он иначе не мог
И в итоге родил в звук,
В котором он выместил всю свою боль и любовь.
Он трясину потряс,
Тем что грязь втоптал в грязь.
Он угрюмых смешил, а погрязшим мешал.
Взбаламутив тьму мути, он на свет Божий
Из-под ветоши вытащил свет.
Рок-н-ролльная каста расступилась пред ним,
И фанатики клялись, что видели нимб
Над его головой, но дело не в нимбе.
Он был просто несущим насущный ответ.
Сквозь сплетение сплетен, сквозь тину и тень,
День за днем, каждый день, за ступенью ступень,
Карл всходил на престол не ценой преступлений,
И не ради богатства, дарящего лень.
И хотя Карл вне сцены был скромен как кролик,
В кулуарах его прозвали "Король",
Что с того, что он не коронован,
Коль король рок-н-ролла - коронная роль?
Но жил скрытный, корыстный проныра Кастрат,
Музыкант не удавшийся, он во сто крат
Заколачивал больше, чем мастера,
Чему был, разумеется, рад.
Он служил тем, кто лжив, он следил тут и там,
Он ходил по пятам, он сидел по кустам,
Он жил стуком ритмичным и сколотил
Состояние на костях.
Стратокастера звуков услышав раскат,
К Карлу завистью черной проникся Кастрат
И под старость Кастрату втемяшилась страсть:
Он решил Стратокастер украсть.
Но чужими руками он жар загребал,
От чего и ломились его погреба.
Он решил нанять бьющих и грабящих,
Тех у кого только брага да брань на губах.
И Кастрат недолго бродил по дну,
Чтоб найти подонков и сказать им: "Ну!"
В тот же вечер окрыленного Карла
Поджидала у дома урла.
Его долго пинали ногами в живот,
И если он чудом остался живой,
То виной тому Бог, Карл поверил в него.
Вот такие дела.
А Кастрат Стратокастер-то спер неспроста,
Он пытался мелодии стричь как с куста.
Думал, дело пустяк, но он локти кусал,
Ведь душа у Кастрата пуста.
Сбившись с сил и сбесившись, он струны сменил,
Но гитара просто трунила над ним.
И запал вдруг пропал, он запил и, вспылив,
Он решил Стратокастер спалить.
И когда Стратокастер несли на костер,
Карл на костылях тащился в костел,
Его приняли там, усадили за стол,
Предложили постель.
И уставший от мира принял новый устав,
Что заставил его стать тем, кем он стал.
И теперь тонких струн звенящая сталь
Уже пальцы не жалит, а жаль.
Все на нуль одним махом - теперь он монах,
Он махнул на все и всех послал нах,
Он не ходит теперь в полинявших штанах,
Пребывая в священных стенах.
Вот только хор поет мессы а-ля до-ля-фа-соль,
Сыпля в Карловы раны карловарскую соль.
Карл чувствует боль,
Вот вся сказка о том,
Как стал карликом бывший король.
А я был странник в израненной странной стране,
Где продажное "да" и на нет сводят "нет",
Где на тысячу спящих один, что распят
И пятьсот, что плетутся вдоль стен.
И если ты не эстет в ожиданьи конца,
Лей кастет из свинца и налей-ка винца,
И мы выпьем с тобою
За тех, кто прибит на кресте.
За тех, кто прибит на кресте.
(с) Юрий Наумов
Не сказать, чтобы это был фанатизм, но концертов, которые он раз в полгода давал в Москве, я не пропускала; лучше его блюзовых текстов на русском не существует; теперь вот уже пару лет я не видела его и слушаю его редко, ибо он, конечно, оглушительно талантлив, но вселенски, суицидально безысходен.
Еще он никогда не учился музыке, но играет на уникальной девятиструнной гитаре.
Еще у него огромная копна длинных кудрявых волос, он забирает их слабой резинкой, она сползает во время концерта и он становится издалека - Мадонной с гитарой вместо младенца, вблизи - грустной лохматой куклой с орлиным носом.
В последнее время я стала напевать одну его песенку; я нашла ее вот только что на кассете, чтобы верно списать текст - но выяснилось, что я помню его весь дословно.
Ибо это одна из самых гениальных песен о творчестве из всех, что я знаю.
Карл был добрым парнем, и сердцем чист.
Карл был музыкант, Карл был кларнетист.
Вдохом воздуха, выдохом - звука,
Жил и шел с нараспашку душой.
Если в племени мало пламени
Карл был из немногих, кто пламенный,
Он любил свое дело и делал, веря в то,
Что от этого всем хорошо.
Карл любил Клару, а Клара - краля,
Глаза как алмазы, губки - кораллы,
Сама так естественна, так натуральна,
Что с нею мораль забываешь на нет,
Но не страдала моралью Клара,
Стерильной душою Карла играла
И как-то под утро паскудная девка
Украла у Карла кларнет.
Сонный Карл спросонок глядел в свой лорнет,
Тщась отыскать то, чего уже нет;
Осознав значенье утраты, Карл вскричал "караул!", -
Но на нет суда нет,
И заплаканный Карл шастал в ватерклозет,
Не читал от несчастья вечерних газет,
Все курил и корил,
Сам с собой говорил
И чуть было не оказался в крейзе.
Если душно душе,
Если тошно - то что ж:
На руках есть вены, под руками - нож,
Но это выход на случай, если выхода нет,
А что выхода нет - это ложь.
Если небом дан дар,
Хватит сил и на то,
Чтоб и этот удар,
И еще черти что
Пережить и воду святую, которой ты полон,
Донести тем, кто жаждет, кто ею пустой.
Карл рискнул пойти на эксперимент,
Он нашел в себе силы сменить инструмент:
Влез в долги и купил Стратокастер -
Гитару, о которой, пожалуй, мечтает любой;
Он терзал свои пальцы, душу и мозг
Дни и ночи - но он иначе не мог
И в итоге родил в звук,
В котором он выместил всю свою боль и любовь.
Он трясину потряс,
Тем что грязь втоптал в грязь.
Он угрюмых смешил, а погрязшим мешал.
Взбаламутив тьму мути, он на свет Божий
Из-под ветоши вытащил свет.
Рок-н-ролльная каста расступилась пред ним,
И фанатики клялись, что видели нимб
Над его головой, но дело не в нимбе.
Он был просто несущим насущный ответ.
Сквозь сплетение сплетен, сквозь тину и тень,
День за днем, каждый день, за ступенью ступень,
Карл всходил на престол не ценой преступлений,
И не ради богатства, дарящего лень.
И хотя Карл вне сцены был скромен как кролик,
В кулуарах его прозвали "Король",
Что с того, что он не коронован,
Коль король рок-н-ролла - коронная роль?
Но жил скрытный, корыстный проныра Кастрат,
Музыкант не удавшийся, он во сто крат
Заколачивал больше, чем мастера,
Чему был, разумеется, рад.
Он служил тем, кто лжив, он следил тут и там,
Он ходил по пятам, он сидел по кустам,
Он жил стуком ритмичным и сколотил
Состояние на костях.
Стратокастера звуков услышав раскат,
К Карлу завистью черной проникся Кастрат
И под старость Кастрату втемяшилась страсть:
Он решил Стратокастер украсть.
Но чужими руками он жар загребал,
От чего и ломились его погреба.
Он решил нанять бьющих и грабящих,
Тех у кого только брага да брань на губах.
И Кастрат недолго бродил по дну,
Чтоб найти подонков и сказать им: "Ну!"
В тот же вечер окрыленного Карла
Поджидала у дома урла.
Его долго пинали ногами в живот,
И если он чудом остался живой,
То виной тому Бог, Карл поверил в него.
Вот такие дела.
А Кастрат Стратокастер-то спер неспроста,
Он пытался мелодии стричь как с куста.
Думал, дело пустяк, но он локти кусал,
Ведь душа у Кастрата пуста.
Сбившись с сил и сбесившись, он струны сменил,
Но гитара просто трунила над ним.
И запал вдруг пропал, он запил и, вспылив,
Он решил Стратокастер спалить.
И когда Стратокастер несли на костер,
Карл на костылях тащился в костел,
Его приняли там, усадили за стол,
Предложили постель.
И уставший от мира принял новый устав,
Что заставил его стать тем, кем он стал.
И теперь тонких струн звенящая сталь
Уже пальцы не жалит, а жаль.
Все на нуль одним махом - теперь он монах,
Он махнул на все и всех послал нах,
Он не ходит теперь в полинявших штанах,
Пребывая в священных стенах.
Вот только хор поет мессы а-ля до-ля-фа-соль,
Сыпля в Карловы раны карловарскую соль.
Карл чувствует боль,
Вот вся сказка о том,
Как стал карликом бывший король.
А я был странник в израненной странной стране,
Где продажное "да" и на нет сводят "нет",
Где на тысячу спящих один, что распят
И пятьсот, что плетутся вдоль стен.
И если ты не эстет в ожиданьи конца,
Лей кастет из свинца и налей-ка винца,
И мы выпьем с тобою
За тех, кто прибит на кресте.
За тех, кто прибит на кресте.
(с) Юрий Наумов