Шарм. Эпилог
Маленькая немецкая девочка, года три, чудесная до полной потери воли, находит тебя в дискобаре, аккуратно раскладывает курточку на полу и садится на ступеньку рядышком; ты стучишь себя по коленкам, и она готовно забирается тебе на ноги; ты показываешь пальцами птичек, собачек и человечков, говоришь мультяшными голосами, убираешь за ухо ее непокорные блондинистые кудряшки; плотненький крикливый бюргерок-папа с серьгой в ухе одобрительно кивает. Потом начинается шоу, и она аплодирует вместе с тобой, периодически хватая тебя крошечными ладошками за руки, чтобы ты не хлопала громче нее; смеется; что-то лопочет на фашистском; потом утомляется, ложится тебе на ноги животом, обвивает колени ручонками и так засыпает.
У тебя последний вечер в Шарме, и на сцене мужчины, в одного из которых смертельно влюблена ты, в другого - твоя подруга Анюта; ты сидишь и не шевелишься, а коленях у тебя дремлет драгоценный ребенок, щекотно ухватившись ручками за внутреннюю сторону коленей.
Наутро ты встретишь ее в столовой отеля, она будет стоять с большой белой тарелкой вчетверо больше нее обхватом, и из-за фуршетной стойки будут видны только ее глаза и челка; она узнает тебя, кокетливо разулыбается, и ты скажешь:
- Guten morgen!
И вдруг поймешь, что любовь бесценна только тогда, когда ни в коем случае не имеет продолжения.
***
На пляже солнце облизывает тебя, как кошка своего котенка, и на ушко тебе Алена Свиридова лазурной аргентинской босса-новой напевает старую песню про «значит, ты пришла, моя любовь» - и в такт твой золотистый живот мерно пульсирует динамиком. Тумм-тумм.
Он бросается в глаза, как подсвеченный софитом. В первый же день. Есть такие - как вражеские истребители в капкане прожекторов.
В дискобаре от него по-настоящему слепит глаза.
А ты стоишь на возвышении сцены и изображаешь девушек из фильма «Бар «Гадкий койот».
- Ты с кем?
Оглядываюсь по сторонам.
- С тобой.
- Выйди на улицу через пять минут.
Через семь минут он выходит сам.
- Нам запрещены контакты с гостями отеля. Иди за пятнадцать шагов от меня.
But if you’re looking for fast love…
Fast love in your eyes…
It’s more than enough -
Have some bad love
Fast love -
It’s all that I’ve got
On my mind.
- Сколько тебе лет?
- Не спрашивай у меня этого, девочка.
Потом выяснится, что двадцать девять; кто бы сомневался; двадцать девять - это уже просто моя судьба.
Я объясню: тебя подменяют в аэропорту. Пропуская сквозь металлоискатель и обшаривая дополнительной электронной пикалкой, они мгновенно включают тебе четвертую скорость, фланирующую походку, глаза с подсветкой, улыбку на солнечных батареях и мощный вентилятор в башке, не дающий задерживаться ни одной мысли. И где-то, видимо, сами расписываются, что больше ты не несешь ни за что ответственности.
- Алиса в стране чудес.
Поцелуй.
- Угум. В Зазеркалье.
Еще.
- Как ты сюда забрела?..
Долгий.
- Нне знаю. По маячкам шла.
Морячок, морячок,
Золотая рыбка.
Проблесковый маячок
Мне твоя улыбка.
В торговом центре Наама Бэй ты облокачиваешься на перила и смотришь вниз: египетский мальчик-подмастерье берет картонку и уходит в подсобку; дверь открыта; мальчик кладет картонку на пол, становится на колени и закрывает глаза; ты смотришь; не открывая глаз, он что-то шепчет, быстро, по-детски чешет нос, снова замирает; открывает глаза, забирает картонку и, случайно задирая голову, видит тебя.
Застукали во время любви с Богом.
- Анюта, тут же юрисдикция Аллаха, да? Мы же на его территории? Мы не можем у своего ничего попросить?
- Мохаммед сказал бы, что у тебя внутри юрисдикция. Ты в себе носишь суверенное государство - так что мы со своим можем без посольств общаться.
На высоте 10400 метров, юный поддатый басок:
- А что, окошки не открываются, да? Как жааалко!
Египетский месяц лежит как настоящий кусок голландского сыра - горизонтально, на квадратной тарелке собственного сияния, темнея благородными дырками; а снизу расстелено море - небрежно, с морщинками, как дорогая атласная ткань, с жирным пятном этого сияния посередине - а ты сидишь в плетеном кресле, в пледе, на улице, и слушаешь, как Сан лепечет что-то нежное в наушниках, чуть хрипя на низких нотках, будто полусонный; легкая невесомая рефлексийка виснет в голове паутиной, и бэйлис сладок.
Через три дня, когда ты ночью вернешься от него, ты обнаружишь, что месяц сощурился до узкой золотой гондолы, и в четыре утра над побережьем потусторонними позывными льется голос муэдзина: ээээээнннээээээ…
- Я ветрогон.
- Я знаю. Мы похожи.
Сердце? Вынь да брось в огонь его -
Для обеда ветрогоньего.
В МакДональдсе, в детской комнате, на надувном батуте скачут два шоколадных курчавых египетских мальчишки, а рядом мама одевает двух сомнамбулических английских близняшек в бело-розовом с волосами цвета пшеницы: можно рекламу снимать про ангелочков и чертенят.
- Mohamed, have you ever seen snow?
- On TV only. It is terrible, isn’t it? I cannot imagine, how is it to live in snow - I will die.
- It is extremely beautiful. It is like the whole desert of silver and brilliants.
Бедный Мохаммед - он был высок и аристократически красив, носил стильную кожаную куртку и серебряные кольца на смуглых пальцах; он говорил: я ненавижу русских и боюсь морозов, но за тобой поеду куда скажешь - а я даже не приехала попрощаться.
А что, разве только арабов можно любить в Египте?
- Сколько в тебе кровей?
- Ну как сколько. Две. Наполовину хохол, наполовину армянин.
- Подожди, а откуда же ты тогда?
- Туркменистан.
Ха-ха. А выглядит как Родриго Санторо, Карл из «Реальной любви» - и мачо из рекламы Шанель с Николь Кидман. А иногда совсем как Джонни Депп.
Мэйд ин Туркменистан. Здравствуй, мама, плохие новости.
- Я через полгода в Москву приеду. Буду делать регистрацию. Три штуки баксов стоит.
- Я могу тебе помочь.
Хохочет.
- Ты мне даже имени своего до сих пор не сказала.
- А зачем тебе? Двадцать вторая по конвейеру.
А потом ты не можешь заснуть. И видишь, как утро дышит тебе под тяжелые гардины. Выходишь - а там восход. В семь утра в отеле пустынно, ты завтракаешь в одиночестве, берешь полосатое полотенце и идешь на пляж. Прохладно еще. Море даже без ряби, просто как огромный прозрачный аквариум: если присесть на корточки, у пирса можно насчитать восемнадцать видов разных рыб: с волнистыми полосками, оранжевых, больших сизых, плоских скатов с хищным носом-бритвой, рыбок-клоунов; они, наверно, смотрят на нас снизу вверх и тоже думают: смотри какие набежали сегодня! Этот черный, та как молоко, у тех чешуя двумя полосками вверху и посередине, а у этих только внизу полоска - значит, мальчики. И в воду плюхаются, как камни. Смешные живые камни.
Утром на тренировке морской ветер развевает ему выгоревшие волосы. Он в космических очках и футболке с надписью «3 в 1». Из динамиков рвется:
Like a virgin
Touched for a very first time...
Вечером он ходит по отелю горделиво, в джинсе и с хвостом, как петух.
- Мороз-воевода дозором обходит владенья свои.
- Привет.
- Я еду в город.
- Ты будешь сегодня на дискотеке?
- А надо?
- Как хочешь.
- Как скажешь.
- Как хочешь.
А дальше с дискотек он исчезает, как заправский Дэвид Копперфильд.
- Turbo, where are boys? Diesel, Arkadiy?
- Diesel is here. Arkadiy went out with another girl.
Место, куда мы с Анютой иногда сбегаем вечерами, до хрипа торгуясь с таксистами, называется Panorama Sharm - там отличные кальяны, и город видно, как на ладони. А за городом пустыня, и на краешке минарет. И по далекой кромке автотрассы мерцают огни, как будто ветер ерошит пустыне челку.
Я это буду вспоминать, когда умру.
В лавчонке с шалями и пляжными тапочками зевает молодой модно стриженный араб. Я складываю ладошки под щекой и изображаю спящего. Он кивает. Он пронзительно голубоглаз. Так почти не бывает у египтян.
- Working hard?
По-русски, сонно: Да ньет. Просто устъал.
По телевизору только и показывают, как высокий немец предается страсти с гладенькой азиаточкой; мама плюется, но «РТР-планету» смотреть куда отвратительней.
Ты танцуешь двадцать пять часов в сутки, где бы ты ни была; даже в аэропорту, перед отлетом, едва попрощавшись, отрыдавшись на плече и еще не успокоив пульс: в лавчонке с сувенирами включают арабскую музыку, ты ставишь сумку и начинаешь пускать волны и устраивать беллидэнсинг; через сорок секунд пятнадцать египтян из всех углов зала ожидания начинают хлопать ладошками в такт, а на пальцах у тебя оказываются национальные металлические кастаньетики -
- Итсь э презент фор ю, бьютифуль.
Благословенная страна: чтобы королевствовать в ней, нужно лучезарно улыбаться, с наслаждением танцевать подо что угодно, безакцентно говорить по-английски и носить голубую бирочку all-inclusive. Никакие дипломы, размеры окладов, сотни френдов в жж, количество публикаций в престижных изданиях и влиятельные друзья никого не заинтересуют, не убедят и не заставят любить тебя больше: просто говори, танцуй, улыбайся - и властвуй.
- У тебя сердце сейчас выпрыгнет.
Привычка серьезно размышлять о чем бы то ни было больше десяти минут в день преследуется, кажется, национальным законодательством.
- А это что у тебя?
На спине огромный синий дракон, на плече еще что-то восточное, посередине длинный шов.
- Татуировка?
- Нет, шрам.
- Бандитская пуля.
- "Белые, Петька"?
- Черные, суки: драться ни черта не умеют, только бы ножом пырять.
Chief-animator Турбо выглядит или большим коричневым шимпанзе, или Адриано Челентано средних лет - и уверенно говорит на таком нечеловеческом русском, что жутко представить, кто его такому научил.
- Просипайся, лентиай, пупсик будешь! Кто не играть с нами в пляжная игра - бабулька! Без базара, в натуре! У нас сегодня два чампион - женский чампион и мужчинский чампион - красавчик-мальчик! - если ви не играть, завтра будет дождь! Я позвоню свой друг Питер Пэн - завтра будет дождь! Wake up, lazy people! You are lazy - I am crazy!
- Господи, такая маленькая комнатка!
- Нас тут троя.
- Троя. И ты - троянский конь.
С диджеем Снэком, длинноволосым турком с лицом Воланда, у нас мгновенно установилась взглядовая телепатия: он долго смотрел на меня из-за пульта и просто по движению брови угадывал, что я хочу услышать; после дискотеки мог молча поцеловать руку; в предпоследний день он поставил «Nothing else matters» Металлики и сам пел в микрофон, голосом, кажется, куда сильнее и тяжелее голоса солиста: на танцполе вяло переминались парочки, а я стояла на динамике, под потолком, и была девушкой из фильма «Дансер».
Когда мама в ответ на чьи-то ухаживания говорила, что ее зовут Алла - с нажимом так, веско, Ал-ла! - арабы вздрагивали и обнуляли коричневые глаза.
Хусейм ближе к концу каникул при виде нас уже просто вставал из-за своего стола и орал по-русски:
- Мама! Я скучааааю!
Но мы почти не виделись - она болела в номере, а я пила виски с колой, устраивала на пару с Анютой песенные вечера на краю подсвеченного бассейна, смотрела аргентинские сериалы про арабов по русскому тв - вот где смех - сбегала в город или просто издалека посмотреть, как он смеется, командуя водным поло, тай-бо и волейболом:
- А что ты не тайбишься?
- Затаебало.
И вечером.
Я: В Москву, значит? В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов?
Он: Откуда ты знаешь?
Смеюсь: Это Грибоедов.
Он: Но у меня правда тетка в Саратове!..
Красивая ироничноокая лесбиянка Юля приносит мне колы из бара, садится на колени и, отследив вектор моего взгляда, говорит:
- Да не люби ты его. Меня лучше люби.
- That’s a deal, honey.
В МакДональдсе еще было прекрасно:
- Two hamburgers, medium McFries, barbeque sauce… and two McSmiles, please.
Белозубый араб за кассой, счастливо скалясь:
- This one… and this one.
- It was very tasty, thanks a lot.
В последний день мы шли сдавать полотенца и увидели, что на плитке у бассейна лежит большая белая птица - она поднялась, прошагала чуть-чуть, взлетела, покружилась и с глухим стуком рухнула на землю - спиной; чьи-то смуглые руки взяли ее и унесли; ты идешь и за нее умираешь внутри.
- Отставить ныть. А то писем писать не буду.
- Ты и так не будешь. Ты приедешь в гости.
- Да.
- Прощай.
В номере ты отлепляешь голубую наклейку "Praying direction" и надеешься, что дома получится та фотография, на которую ты надеешься ее прилепить.
Жить в раю утомительно - только и чувствуй себя счастливой.
В автобусе из отеля едут белорусы с бумбэссом, и у них играет душераздирающая «Дорога в аэропорт»; я добиваю пленку, фотографируя пустыню из окна и девушку в хиджабе, наклеенную в кабине водителя: русские дальнобойщики клеят себе грудастых блондинок, а здесь только глаза, ресницы и черная ткань - вот она, настоящая эротика.
На Плутоне год длится двести пятьдесят земных лет: ты отпраздновал всего один день рождения, а на Земле уже похоронили твоего прапраправнука; у Курта Воннегута в «Бойне» Билли Пилигрима инопланетяне украли, кажется, на год, и сделали экспонатом в музее - вернули петелькой во времени, он очнулся через пару минут - а там у него успела произойти самая большая любовь, от которой родился сын.
Они говорят: да ничего не случилось, пока тебя не было - так, на каток сходили, на работе посидели. Как ты отдохнула?
- Тебе как лучше: чтобы я усадила тебя и рассказывала четыре часа или просто ответила: «Замечательно, спасибо»?
По Веллеру: «Людям нечего сказать друг другу только в двух случаях: когда они расставались так ненадолго, что ничего не успело произойти - или произошло так много, что бессмысленно пересказывать».
Я даже не пытаюсь.
Я просто. Хорошо. Отдохнула.