Рубен khait, с черным кудрявым ирокезом, потерянно кружа у кафедры периодической печати:
- Нет, я никогда не думал, что я такой закомплексованный человек. Ну как, как я войду туда и скажу: Здравствуйте, Семен Моисеевич! Здравствуйте, Семен Моисеевич! Как я смогу это вынести?!
Данильчук quattroporte, у подоконника на третьем этаже, кареглазо уставившись в одну точку:
- Я... хочу бульдога. Саблю из Детского мира и... пистолет с пистонами. А они мне, - морщась, - пиши о политике, пиши о политике!...
- Верочка, я прочитал книжку и понял: мы с тобой прямо противоположные психологические типы - у тебя самое метафорическое мышление, а у меня - самое метонимическое.
Руби, мрачно: Самое неебическое - у меня.
Я: Какая же все-таки прекрасная девушка наша Маша Раевская.
Маша Раевская кругла, громогласна, наматывает косу булкой на затылке, чудовищно, нечеловечески начитана и работает за идею в какой-то районной газете.
Костик: Прекрасная, да. Все в ней хорошо, кроме одного. Надо тихо подкрасться к большому-большому рубильнику - и включить девятнадцатый век.
Полвторого ночи, пустынный, занесенный снегом город, Малая Бронная, славная тем, что там рядом теперь живет Петр Леонидович pedrodon, когда-то родилась я и теперь бутик Manolo Blahnik, у которого vero4ka и estetka стоят молча, ловя снежинки ресницами.
Раздается душераздирающий женский вопль; еще один; крики становятся громче и протяжнее.
Трепа оглядывается, смущенно улыбается и говорит укоризненно, нежно и негромко, как маленькому расшалившемуся ребенку:
- Петя!..
Петя - Трепе, ласково:
- Все считает, все, что я говорю, все, что я делаю! Детка, ты кассовый аппарат. Ты кассовый аппарат с надписью "Обними меня".