Опять же Кертис
Когда Сен-Жюст достиг Парижа 18 сентября 1792 года, прошло меньше месяца с его двадцать пятого дня рождения и он был самым юным членом Конвента. Он поселился в отеле "Соединенные Штаты" на улице Гэйон.
Он был красивой и эффектной фигурой. Среднего роста, крепкого сложения, здоровый, у него была большая голова, покрытая массой густых светлых волос, глаза были голубыми и живыми, хотя и маленькими*; его черты были правильны, как у скульптуры, губы решительно сжаты, он был бледен. Выражение лица обычно было суровым, даже презрительным, держал он себя холодно…Те кто его видели и описывали его, отпускали комментарии о его гордости и красоте. Его голос был сильным, хотя и хриплым.. Некоторым он казался поглощенным своими мыслями, недоверчивым, другим - меланхоличным. Как и Робеспьер, он одевался крайне тщательно. Портрет, воспроизведенный здесь на фронтисписе, был создан его домовладелице, даровитой художницей; после его казни она продала его вдове Леба, боясь его хранить.
Он изображает Сен-Жюста в светло-голубом костюме, туго застегнутом у него на груди, с золотыми пуговицами; воротник костюма высоко поднят сзади, спереди - большой белый галстук, упоминаемый каждым наблюдателем. Обычно он завязывал его туго под подбородком, что , казалось, заставляло его голову держаться чопорно поднятой. Демулен со своим дьявольским умом позднее провел свою знаменитую аналогию. «Видно по его манере держать себя и осанке, что он полагает свою голову краеугольным камнем республики, и что он носит ее на плечах с таким почтением, как святое причастие». На это, легенда заставляет Сен-Жюста ответить: «Он говорит, что я ношу свою голову как святое причастие? Ей-богу, я заставлю его нести свою подобно святому Дионисию». Все в нем было безупречно аккуратно, даже щеголевато. Это его привычка носить в петлице белые цветы вызвала к жизни красную гвоздику. По контрасту его образ жизни был прост. Он жил на 18 ливров в день, регулярное жалование выплачиваемое членам Конвента. Ему не стали платить больше после избрания в Комитет Общественного Спасения, громадное увеличение количества труда, компенсируемое только почетом и сомнительной безопасностью. На свои обязанности как члена Конвента Сен-Жюст бросился с беззаветной и целеустремленной энергией. Легкие удовольствия не занимали больше его тела, а литература - его ум. Он был всецело сосредоточен на серьезных государственных задачах.
Первая ясная запись о нем - в Якобинском клубе. Здесь он сказал речь 22 октября, которая привлекла к себе значительное внимание.
С самого начала открытия Конвента существовала неприязнь между жирондистами , которые черпали свою силу из провинций и Горой, основывающей свою мощь на Париже. Сен-Жюст был пылким членом последней группы. Встревоженные сентябрьскими убийствами, и, возможно, боящиеся за свою личную безопасность, Керсен и Бюзо, лидеры Жиронды, начали обсуждать беспорядки и убийства того времени. Они хотели создать Комитет для расследований и вооруженную стражу для Конвента, вызванную из всех департаментов. Этот план начал обсуждаться 24 сентября, всего через три дня после открытия Конвента и вызвал энергичные дискуссии в следующем месяце. Гора утверждала, что такая стража совершенно не нужна.
На эту тему Сен-Жюст и сделал свой доклад у якобинцев. Он воспротивился плану отделить Конвент от народа, с которым тот собственно и отождествлялся. Он объявил, что меньше боится вооруженного простого народа, чем вооруженных воинских частей с амбициозными лидерами. Даже анархия предпочтительней рабства. Он чувствовал, что предполагаемая военная сила будет опасной и бесполезной. Париж не будет ей доверять. Настоящее решение - это республиканское единение и добродетель, дающие новую жизнь законам, уничтожающим анархию. У Сен-Жюста была почти суеверная вера в силу законов, достигающих чудодейственных результатов, даже в изменении человеческой природы. В своем издании от 24 октября «Газета дебатов и корреспонденции Общества Якобинцев» упоминает эту речь, как произнесенную «молодым гражданином, депутатом Конвента, Санже (? Senjeu) », отмечает богатство и оригинальность его идей и обещает напечатать его доводы целиком. Это не было выполнено, но по указанию Общества речь была напечатана как памфлет.
Департаментская стража была брошена(?), но 16 тысяч федератов, как их называли, прибыли в город без законного одобрения. Когда незваные федераты начали просачиваться в город, волна эмоций поднялась еще выше, и 4 ноября Сен-Жюст снова говорил у якобинцев «о подозрительных вооруженных силах». Он не знает, какой удар готовится, сказал он, но определенно весь город волнуется.
Париж пресыщен солдатами накануне суда над королем и в то время, когда Робеспьер был под огнем. Между тем внешняя опасность приводила в отчаяние. «Что это за правительство, сажающее деревья свободы на эшафоте и помещающее косу смерти в руки закона». Хотя Сен-Жюст явно усвоил линию поведения Горы по поводу большинства предметов, таких как господство Парижа, виновность короля, он все еще был против насилия и смертной казни.
Это все, что мы знаем о его деятельности в Клубе. Будучи только три месяца его членом, он был избран президентом на две недели и занимал его кресло во время заседаний между 19 декабря 1792 г. И 1 января 1793 г. На большинстве этих собраний дискуссии сосредотачивались вокруг суда над королем и порочности жирондистов
*Таким он запомнился Паганелю, его современнику. Нодье, тоже его современник, говорит, что его глаза были большими и задумчивыми