"ЖИЗНЬ МОЯ - ЖЕСТЯНКА" (часть 3 - "Записки юного байкера")
Итак, экстремальные крестины остались позади и жизнь вошла в привычную колею.
Тётка "под шумок" быстренько избавилась от нелюбимого сынули, сослав того на житьё к бабке, своей бывшей свекрови, и на освободившееся место поставили старенькую детскую кроватку, подаренную маме кем-то из её знакомых.
Месяца три мама не работала, сидя со мной дома, и всё это время практически вела полуголодное существование, в то время, как тётка демонстративно выбрасывала еду в помойное ведро. Так что, если бы не верные мамины подруги, которые даже сдавали собственную кровь, чтобы подкинуть маме хоть немного деньжат, то мы с ней вполне могли бы и "ноги протянуть".
Потом меня отдали в детские ясли, где я быстро стала всеобщей любимицей нянечек, потому что, в отличие от другой малышни, никогда не плакала.
По вечерам, после "халтуры", мама забирала меня и относила в нашу родную коммуналку, разношёрстное население которой тоже заслуживает упоминания в данных мемуарчиках.
Одну комнату в нашей полуподвальной квартирке занимал моряк дальнего плавания, которого почти никогда не было дома, во второй жил мент Колотушкин со своей сварливой жёнушкой и не совсем здоровой дочкой, которую все звали "Люськой-сухоручкой" из-за её парализованной, навечно согнутой в локте, руки. Этот мент здорово "зашибал" и почти все ночи напролёт давал сольные концерты, распевая под гармошку "солёные" деревенские частушки. С тех самых пор я и приучилась спать под любой шум, и не проснулась бы наверное даже от пушечной кананады над самым ухом.
Третью комнату занимала, приехавшая когда-то по вербовке для восстановления города после войны, тётя Валя из Караганды. И это именно она дала мне первые в моей жизни уроки карточной игры, известной в народе, как "дурак".
Помнится, мне было где-то года четыре, когда она водрузила меня на свою мягкую, высокую никелированную кровать с шишечками по углам, и, достав колоду затрёпанных карт, начала показывать мне их, попутно объясняя, какая из них "больше".
Считать я тогда конечно же не умела, но вот с визуальной памятью и смекалкой у меня даже в четыре года был полный порядок, поэтому уже через достаточно короткий промежуток времени мы с ней азартно дулись в этого самого "дурака", причём при проигрышах я нахально требовала вернуть мне проигранные мною фантики, на которые мы тогда с ней играли.
Разумеется, занятая на двух работах мама, и понятия не имела о моих карточных подвигах, пока мы с моей "учительницей" однажды, наконец, не попалась, что называется, "с поличным" за этим предосудительным занятием.
Тёте Вале конечно же досталось "на орехи", но карты с тех пор надолго стали моей самой любимой игрой.
Иногда к нам в гости заезжал на своём мотоцикле мой крестный, - тот самый кузен, который так лихо "провернул" моё крещение. И тогда в доме снова начинались скандалы, потому что он, не смотря на все мамины запреты, катал меня на своём новеньком чёрном "коне", причём делал это самым оригинальным образом.
- Засерька, хочешь прокатиться ? - обычно искушающе-ласково спрашивал он, - и, взяв меня за шкирку, как котёнка забрасывал на заднее сиденье.
Затем следовал короткий совет держаться крепче, и мотоцикл с места в карьер брал такой разгон, что наверное и у взрослого бы душа в пятки ушла. Но, поскольку я в то время ещё не понимала, что такое опасность, и что мы можем просто погибнуть, носясь по улицам на запредельных скоростях, я всего лишь радостно пищала от восторга и требовала "катить" меня ещё быстрее. Так что теперь, по прошествии стольких лет, я могу с гордостью смело заявить, что я "байкер" с более чем приличным стажем !
Иногда брательник брал покататься и моего дворового дружка Серёжку, который в свои четыре года умел материться так, что даже у взрослых мужиков уши краснели и сами собой "в трубочку сворачивались".
Как знать, возможно именно эти поездки и привили ему любовь к двухколёсному транспорту, от которого он и погиб в 17 лет, попав на мотоцикле в дорожную автокатастрофу.
А в детстве он был мне самым верным другом, с которым мы вместе хулиганили в нашем дворе, и которому, тем не менее частенько "влетало" от меня, что называется, "по первое число".
Дрались мы с ним самозабвенно, - до разбитых носов и сильнейшего рёва, затем несколько часов дулись друг на друга, а потом он первым прибегал под моё окошко и, всё ещё обиженно сопя, звал меня на улицу, где и происходило бурное примирение, скреплённое сцепленными мизинцами и коротким стишком про "больше не дерись".
Много с тех пор минуло лет и со многими мальчишками я дружила, но до сих пор не могу забыть именно Серёжку, потому что другого такого друга, как он, у меня больше никогда в жизни не было и не будет...
А тётка моя постепенно так привыкла ко мне, что я даже стала звать её "бабушкой", потому что никто меня так и не удосужился в те годы просветить насчёт истинной степени нашего с нею родства. Она как-то по своему привязалась ко мне и со временем даже начала гордиться мной, как собственной внучкой, тем более, что действительно было чем, ибо у меня уже в столь раннем возрасте проявились наши семейные таланты к пению и танцам.
С памятью, как я уже упоминала, у меня тоже всё было нормально, так что прослушав пару-тройку раз любую песню, я могла с точностью скопировать её на языке исполнителя.
Жить и не петь я просто не могла, да, кстати, и сейчас не могу, поэтому с утра до вечера во дворе слышался мой голос, распевающий либо очередной пластиночный шлягер, либо арии из всевозможных опер и популярных оперетт. А вот отдать меня учиться музыке у мамы не было финансовых возможностей, потому что она не в состоянии была приобрести для меня инструмент.
Я до сих пор помню, как мы с мамой ходили "халтурить" в нашу районную поликлинику, где по вечерам она мыла полы в длиннющих гулких коридорах и кабинетах врачей, а я, начисто вымыв свои маленькие ручки, катала в хирургическом кабинете ватные тампоны.
А ещё не могу не вспомнить свои детские "подвиги" по части самоукрашательства. Меня хлебом можно было не кормить, дай только нацепить на себя какое-нибудь мамино платье и залезть в её туфли на каблуках, щедро намазав губы её единственной помадой. Так же щедро я поливала себя и "бабкиными" духами, которые она всячески пыталась спрятать от меня в самых неожиданных уголках нашей комнаты, но у меня, как и у неё, было тонкое и острое обоняние, так что поиски обычно долгими не бывали. Я находила запрятанный ею заветный пузырёк и целиком выливала его себе на голову.
Завершающим штрихом обычно бывала плетёная хлебница, которую я водружала себе на голову, после чего, весьма довольная собой и своим внешним видом, залезала на стол и объявляла себя королевой.
Затем, естественно, "королева" со всеподобающими её "королевскому величеству" "почестями" получала по жопе и ставилась в угол, откуда моментально сбегала и пряталась под массивным дубовым столом, откуда уже фиг кому удавалось её извлечь.
Вот в таких вот, "королевских" забавах и протекала лучшая часть моего совсем не королевского детства, которое, однако, я до сих пор вспоминаю с теплотой и нежностью...
© Copyright: Ирина Королёва-Алексеева, 2011
Свидетельство о публикации №21107150245Б