Твердое слово чекиста
День 4 марта 1982 года в Москве был таким же солнечным, как сегодняшний в Новосибирске.
Обычно я не выходил из общежития аспирантов Московского института управления на "Рязанском проспекте" раньше 10 утра. А в этот день запланировал сделать копии с какой-то журнальной статьи в библиотеке им. Ленина. Ксероксов в Советском Союзе не было, остальная множительная техника была под чутким контролем органов. Для снятия копии в Ленинке надо было приехать туда к 8 утра и успеть попасть в число 20 счастливчиков, у которых принимали материалы на копирование. Я успел.
В очереди за мной стоял какой-то армянин, которому надо было скопировать больше двадцати листов (а это был лимит заказа, принмаемого от одного человека). Разумеется, он попросил всех, кто был рядом придти ему на помощь. Мне надо было копировать лишь 10 листов, и я взял ещё и его десять. Договорились встретиться с ним на том же месте в три часа дня, чтобы получить и разделить заветные копии.
Полистав иностранные журнальчики в спецхране, я отправился в МИУ, где меня в 12 ждал научный руководитель, проф. Денисов Б.А.
Я не знал, что в начале восьмого утра выход из аспирантской общаги был перекрыт приехавшими на нескольких черных "Волгах" ребятах в штатском. Я не знал, что с 9 утра в моей комнате проходил обыск. Всё моё имущество - полка с книгами и пачка - писем тщательно досматривалось и заносилось в протокол. Типа: "письменный документ, находящийся в конверте с таким-то обратным адресом, начинающийся словами "Привет, Алексей!" и заканчивающийся словом "Пока". Всех, кто заходил, впускали, никого не выпускали. У двух телефонов-автоматов в фойе тоже дежурили ребята в штатском, запрещая ими пользоваться. О мобильной связи тогда не знал не только я.
Радуясь весеннему солнышку, я, не торопясь, прогулялся по "Военторгу", высматривая дефицит, дошел до метро "Кузнецкий мост" и, немного опоздав, в начале первого поднялся на третий этаж, на кафедру политэкономии. Шеф с кем-то беседовал, сказал мне, что меня дважды настойчиво спрашивали из ректората и попросил срочно туда зайти.
В приемной ректора мне навстречу сразу встали двое крепких молодых людей в неразличимых серых костюмах и галстуках.
- Алексей Петрович? Мы из КГБ. Нам необходимо с Вами побеседовать.
- Беседуйте на здоровье.
- Здесь не самое подходящее место. Давайте проедем к нам.
- Куда к вам?
- К нам в управление.
- Вы знаете, у меня сейчас встреча с шефом...
- Ничего. Мы его предупредим.
- И мне до трех часов надо обязательно освободиться.
- До трех? Обязательно освободитесь!
Ответил мне тот, который впоследствии оказался прикомандированным к Управлению КГБ по Москве и Московской области из Омска майором Титовым, одним из следователей по моему делу.
Что интересно, майор Титов не соврал. Он точно знал, что освобождение по отбытии срока наказания согласно Исправительно-трудовому кодексу РСФСР производится не то что до трех, а до 12 часов дня окончания срока.
Чекист Титов, правда, не сказал, в каком году это произойдет.
Получил ли свои копии понадеявшийся на меня армянин, я до сих пор не знаю.
Обычно я не выходил из общежития аспирантов Московского института управления на "Рязанском проспекте" раньше 10 утра. А в этот день запланировал сделать копии с какой-то журнальной статьи в библиотеке им. Ленина. Ксероксов в Советском Союзе не было, остальная множительная техника была под чутким контролем органов. Для снятия копии в Ленинке надо было приехать туда к 8 утра и успеть попасть в число 20 счастливчиков, у которых принимали материалы на копирование. Я успел.
В очереди за мной стоял какой-то армянин, которому надо было скопировать больше двадцати листов (а это был лимит заказа, принмаемого от одного человека). Разумеется, он попросил всех, кто был рядом придти ему на помощь. Мне надо было копировать лишь 10 листов, и я взял ещё и его десять. Договорились встретиться с ним на том же месте в три часа дня, чтобы получить и разделить заветные копии.
Полистав иностранные журнальчики в спецхране, я отправился в МИУ, где меня в 12 ждал научный руководитель, проф. Денисов Б.А.
Я не знал, что в начале восьмого утра выход из аспирантской общаги был перекрыт приехавшими на нескольких черных "Волгах" ребятах в штатском. Я не знал, что с 9 утра в моей комнате проходил обыск. Всё моё имущество - полка с книгами и пачка - писем тщательно досматривалось и заносилось в протокол. Типа: "письменный документ, находящийся в конверте с таким-то обратным адресом, начинающийся словами "Привет, Алексей!" и заканчивающийся словом "Пока". Всех, кто заходил, впускали, никого не выпускали. У двух телефонов-автоматов в фойе тоже дежурили ребята в штатском, запрещая ими пользоваться. О мобильной связи тогда не знал не только я.
Радуясь весеннему солнышку, я, не торопясь, прогулялся по "Военторгу", высматривая дефицит, дошел до метро "Кузнецкий мост" и, немного опоздав, в начале первого поднялся на третий этаж, на кафедру политэкономии. Шеф с кем-то беседовал, сказал мне, что меня дважды настойчиво спрашивали из ректората и попросил срочно туда зайти.
В приемной ректора мне навстречу сразу встали двое крепких молодых людей в неразличимых серых костюмах и галстуках.
- Алексей Петрович? Мы из КГБ. Нам необходимо с Вами побеседовать.
- Беседуйте на здоровье.
- Здесь не самое подходящее место. Давайте проедем к нам.
- Куда к вам?
- К нам в управление.
- Вы знаете, у меня сейчас встреча с шефом...
- Ничего. Мы его предупредим.
- И мне до трех часов надо обязательно освободиться.
- До трех? Обязательно освободитесь!
Ответил мне тот, который впоследствии оказался прикомандированным к Управлению КГБ по Москве и Московской области из Омска майором Титовым, одним из следователей по моему делу.
Что интересно, майор Титов не соврал. Он точно знал, что освобождение по отбытии срока наказания согласно Исправительно-трудовому кодексу РСФСР производится не то что до трех, а до 12 часов дня окончания срока.
Чекист Титов, правда, не сказал, в каком году это произойдет.
Получил ли свои копии понадеявшийся на меня армянин, я до сих пор не знаю.