Дневники ноэзиса. Осень 2017.
Это был смятый финиш полевого поэтического фестиваля недалеко от Тирасполя. Конец мая, ясное утро, размытое дождём бугристое поле с рваными островками всходов. Человек пятьдесят, невероятным образом сумели потерять из под ног зыбкую просёлочную дорогу и шли пошатывающимся отрядом интуитивно, на ощупь, молчаливо и как-то безысходно. Это была пёстрая компания персонажей вид многих, никоим образом не намекал не то что бы на принадлежность, но и малейшую симпатию к миру поэтическому. То и дело из открытого пространства прискакивали на лошадях неопределённого возраста загорелые цыгане в сальных пиджаках и предлагали какую-то сомнительную жидкость в помятых, пластмассовых бутылках. Не видя никакой реакции, так же ускакивали обратно. В центре группы геометрически доминировал большеголовый мужчина в очках, одетый в камуфляжный комбинезон. Он, то и дело, поочерёдно вынимал из брезентовых штанин то компас, то мобильник. По правую руку от него месили грязь бородатые отщепенцы с матерчатыми, старомодными рюкзаками. Коротко подстриженный парнишка с выразительными скулами шурился от лёгкого ветерка, его берцы были на размер больше. Слева от центрального детины ковыляли белокурые барышни с собранными в пучки волосами; на вид - губернские студентки филфака.Остальная публика типологически колебалась между обозначенными фигурантами и так же расшатано брела в никуда. Но всё-таки был диссонанс, который не позволял назвать всё это «идиллией терпкого ожидания» или чем-то в подобном духе. Диссонансом был человек, одетый в резиновые охотничьи сапоги, в покоцанную, выгоревшую, распахнутой дублёнку, из под которой виднелся пиджак-тройка, дополненный слегка смещённым вбок коричневым галстуком. Этот человек поочерёдно подходил к участникам процессии и предупредительно-вкрадчиво задавал один и тот же вопрос: «Не знаете ли вы людей, имеющих выход на бардессу Риту Шанхай?» Он приветливо щурился от майского солнца, источая внимание и какую-то избыточную обстоятельность. Это был Олег Ершов.
Ксения прилетела из Америки. Ксения летела из Америки, и я представлял как это муторно. Я понимал и как-то физически ощущал весь этот контраст, эту пропасть в инерции её восприятия между «сказочным, заатлантическим» и «ядрёным, ароматным, рязанским». Всю эту бетонную тесноту с косыми, полуразрушенными поребриками, примыкающими к опрокинутым контейнерам, за которым шевелился «лес возможностей» и прочее страшное. Что бы подтвердить её экзистенциальные догадки я стал буквально с порога втюхивать про комсомольскую юность Олега Ершова и размашистые прыжки в пижаме вдоль общажного коридора совсем ещё молодого Михаила Сапожникова. Ксения закричала: «Нет! Только не сегодня про Ершова!!!» «Ладно, ладно». Я тащил на пятый этаж её чемодан, похожий на пылесос «Ракета» финской сборки.
- Ничего, если Ульяна сейчас подойдет?
- Да, я только за.
- Кстати, она уже тут.
- Как тут?
Чемодан стал шевелиться, я в ужасе отпустил его, отпрянув - он вообще стал вибрировать. Ксеня нажала на нужную кнопку, он распахнулся, и оттуда вывалилась Ульяна. Вот это да! Какая гибкость и эффектная находчивость! Даже в такой суетной ситуации она сумела сохранить должный вид роковой брюнетки и воззвала: «Обнимашки!» Минут через пять девчонки уже бегали между дымящимся чаем и разверзнутым чемоданом, наполненным женской въедливой пестротой, из которой теперь отчётливо могу лишь припомнить кофточки и платьица, что попеременно были примериваемы. Среди этого радостного сумбура я пытался вклиниваться со своей волынкой о крепком русском гнозисе, статуарном Дугине, о простых русских мальчишках, отогревающих коченеющее тело русского рока. Но меня не слушали. Я был смещён негром в аэропорту, что очень плохо говорил по-английски, Эмиром Кустурицой, отплясывающим с Ульянкой казачка на сцене выхинского Дома культуры. Вся кухня за считанные секунды наводнилась призраками сейлемских мулатов, обаятельных хипстеров из вашингтонских пригородов и, радостно приветствующей вас, файр-айлэндской голубятней.
Прочухавшись с недельку, с лёгким опозданием к началу учебной сессии, разгребая сердечные обломки недавнего прошлого, девушка решила с новыми силами взяться за личную жизнь. Начало этого захода было ознаменовано изнурительными марш-бросками по маршруту «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн», «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн», «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн» (и так раз тридцать). И где-то часа в четыре ночи раздавался хруст ключа в замочной скважине, и юное тело невероятным образом находило нужную комнату и отведённую кровать. С утра, на общей кухонной сходке с ленинским прищуром натуралиста-антрополога я просил описать детали, лица, характеры, но Ксения выдавала какое-то дымное Небытиё, самым запоминающимся пятном которого была барменша-лесбиянка, которой она разбила сердце и в связи с этим, погрузившуюся на дно каких-то тлетворно-тягостных переживаний.
Девушка не забывала про учёбу, репетиторствовала, но ближе к ночи - «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн», «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн», «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн»… Изумительные встречи с очаровательными людьми непринуждённо и пластично управляющими беседой в самых различных регистрах. Ксеня, блестя глазами, словно котёнок, загипнотизированный скачками клубка, следила за мерцающими линиями лейтмотивов, изящно сбиваемых в нужных местах абсцентной лексикой, покрытой пеной смеха, напоминающей облако, зацепившееся за шпиль собора Санта-Мария де Флери… Но на выходе получалось какое-то мутное говно. Продырявленные, перегарные вечера, серые кодлы… А ведь завтра вставать в к первой паре. Ах, Америка-Америка, зелёный попугай на полу валяется донт край тунайт, донт край…. Хоть бы Ульянка приехала, познакомила б её с этими господами. А этот, бедняжка, ночами и днями картины херачит. Упёртый, но временами словно упоротый. Наверно нейронные цепочки осыпаются. Эх, с кем же на Кипр махануть…
Но, однажды, в широком проёме молдёжного общепита «Червячок» появляется бородатый мачо в кепке и бросает: " А ну-ка, бля, ко мне!!!". Замедленно, как в рапиде, на пол падают осколки. И это осколки сердца.
«А мы, Владислав, будем снимать фильм!» - сказал мой давний заказчик Валерий Петрович. «Фильм для взрослых?» «Нет, фильм научный, про внутреннее пространство души.» Забрался на сайт List. Org, содержащий финансовые балансы, где у фирмы Валерия Петровича каждый год то минус сто пятьдесят, то минус двести тысяч, и понял, что он и в бизнесе крупный романтик. «Надо срочно увеличивать свои расценки, - пронеслось в голове, - этот парень может широко жить и ценить людей с барскими запросами.»
Тут выяснилось, что одна девушка, работающая секретарём на кафедре дизайна МГИКа, не знает кто такой Калинин. (Это директор данного филиала.) Представилась такая ситуация, когда в гестапо у какого-нибудь обер-ефрейтора, работающего секретарём спрашивают, где сейчас находится господин группенфюррер СС Генрих Мюллер? А он отвечает "А кто это такой?(Wer ist das?) " После этого вопроса наступает тотальное окаменение, а у нескольких эсэсовцев сразу инфаркт. И наверно, чисто кинематографически, тут подошло бы задымление-замедление, приправленное тягучим саундтреком к "Границам контроля" или чем-нибудь в этом роде.
Ксения прилетела из Америки. Ксения летела из Америки, и я представлял как это муторно. Я понимал и как-то физически ощущал весь этот контраст, эту пропасть в инерции её восприятия между «сказочным, заатлантическим» и «ядрёным, ароматным, рязанским». Всю эту бетонную тесноту с косыми, полуразрушенными поребриками, примыкающими к опрокинутым контейнерам, за которым шевелился «лес возможностей» и прочее страшное. Что бы подтвердить её экзистенциальные догадки я стал буквально с порога втюхивать про комсомольскую юность Олега Ершова и размашистые прыжки в пижаме вдоль общажного коридора совсем ещё молодого Михаила Сапожникова. Ксения закричала: «Нет! Только не сегодня про Ершова!!!» «Ладно, ладно». Я тащил на пятый этаж её чемодан, похожий на пылесос «Ракета» финской сборки.
- Ничего, если Ульяна сейчас подойдет?
- Да, я только за.
- Кстати, она уже тут.
- Как тут?
Чемодан стал шевелиться, я в ужасе отпустил его, отпрянув - он вообще стал вибрировать. Ксеня нажала на нужную кнопку, он распахнулся, и оттуда вывалилась Ульяна. Вот это да! Какая гибкость и эффектная находчивость! Даже в такой суетной ситуации она сумела сохранить должный вид роковой брюнетки и воззвала: «Обнимашки!» Минут через пять девчонки уже бегали между дымящимся чаем и разверзнутым чемоданом, наполненным женской въедливой пестротой, из которой теперь отчётливо могу лишь припомнить кофточки и платьица, что попеременно были примериваемы. Среди этого радостного сумбура я пытался вклиниваться со своей волынкой о крепком русском гнозисе, статуарном Дугине, о простых русских мальчишках, отогревающих коченеющее тело русского рока. Но меня не слушали. Я был смещён негром в аэропорту, что очень плохо говорил по-английски, Эмиром Кустурицой, отплясывающим с Ульянкой казачка на сцене выхинского Дома культуры. Вся кухня за считанные секунды наводнилась призраками сейлемских мулатов, обаятельных хипстеров из вашингтонских пригородов и, радостно приветствующей вас, файр-айлэндской голубятней.
Прочухавшись с недельку, с лёгким опозданием к началу учебной сессии, разгребая сердечные обломки недавнего прошлого, девушка решила с новыми силами взяться за личную жизнь. Начало этого захода было ознаменовано изнурительными марш-бросками по маршруту «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн», «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн», «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн» (и так раз тридцать). И где-то часа в четыре ночи раздавался хруст ключа в замочной скважине, и юное тело невероятным образом находило нужную комнату и отведённую кровать. С утра, на общей кухонной сходке с ленинским прищуром натуралиста-антрополога я просил описать детали, лица, характеры, но Ксения выдавала какое-то дымное Небытиё, самым запоминающимся пятном которого была барменша-лесбиянка, которой она разбила сердце и в связи с этим, погрузившуюся на дно каких-то тлетворно-тягостных переживаний.
Девушка не забывала про учёбу, репетиторствовала, но ближе к ночи - «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн», «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн», «Червячок» - «Карась» - «Олдфешн»… Изумительные встречи с очаровательными людьми непринуждённо и пластично управляющими беседой в самых различных регистрах. Ксеня, блестя глазами, словно котёнок, загипнотизированный скачками клубка, следила за мерцающими линиями лейтмотивов, изящно сбиваемых в нужных местах абсцентной лексикой, покрытой пеной смеха, напоминающей облако, зацепившееся за шпиль собора Санта-Мария де Флери… Но на выходе получалось какое-то мутное говно. Продырявленные, перегарные вечера, серые кодлы… А ведь завтра вставать в к первой паре. Ах, Америка-Америка, зелёный попугай на полу валяется донт край тунайт, донт край…. Хоть бы Ульянка приехала, познакомила б её с этими господами. А этот, бедняжка, ночами и днями картины херачит. Упёртый, но временами словно упоротый. Наверно нейронные цепочки осыпаются. Эх, с кем же на Кипр махануть…
Но, однажды, в широком проёме молдёжного общепита «Червячок» появляется бородатый мачо в кепке и бросает: " А ну-ка, бля, ко мне!!!". Замедленно, как в рапиде, на пол падают осколки. И это осколки сердца.
«А мы, Владислав, будем снимать фильм!» - сказал мой давний заказчик Валерий Петрович. «Фильм для взрослых?» «Нет, фильм научный, про внутреннее пространство души.» Забрался на сайт List. Org, содержащий финансовые балансы, где у фирмы Валерия Петровича каждый год то минус сто пятьдесят, то минус двести тысяч, и понял, что он и в бизнесе крупный романтик. «Надо срочно увеличивать свои расценки, - пронеслось в голове, - этот парень может широко жить и ценить людей с барскими запросами.»
Тут выяснилось, что одна девушка, работающая секретарём на кафедре дизайна МГИКа, не знает кто такой Калинин. (Это директор данного филиала.) Представилась такая ситуация, когда в гестапо у какого-нибудь обер-ефрейтора, работающего секретарём спрашивают, где сейчас находится господин группенфюррер СС Генрих Мюллер? А он отвечает "А кто это такой?(Wer ist das?) " После этого вопроса наступает тотальное окаменение, а у нескольких эсэсовцев сразу инфаркт. И наверно, чисто кинематографически, тут подошло бы задымление-замедление, приправленное тягучим саундтреком к "Границам контроля" или чем-нибудь в этом роде.