мероприятие
Два пылесоса, три вантуса, семь писуаров, надкусанный корнеплод и липкие фантики носились по коридору учебного муниципального учреждения. Любовь Викторовна, отмахиваясь от них шваброй, пробралась в вестибюль, наспех оделась и выпрыгнула в открытое окно. Из спортивного зала разлеталась истерзанная музыка, предвещая час приближенья несбыточного. Писуары и прочие непотребности влетели туда, смешавшись с себе подобными в искрящейся суматохе. Покружив-покуражась через некоторое время вылетели пробками опять же в понурое муниципальное жерло инфернальных номенклатур. Вылетели ревущими чаяниями преображенные до странной предметности карапузы слушающие лишь отцов с плёткой стабильных да ладно нормально! крепких мужиков не в жисть не подозревавших бесовщину лишь только о бабах.
Ревущие чаяния были шокированы плавно пролетающим столом, за которым навек-обмороженные остекленевшие фигуры когда-то педагогов проводили навек-совещание. Лишь глаза этих жалких мумий, казалось, шевелились грезя о флорентийских фонтанах и каскадах радужных рыданий. Сделав пару оборотов вокруг печальной процессии (стол с педагогами ударился о верхнюю часть дверного косяка, отпружинив, сменил направление), облепив фигуры жвачками, вантусы, кактусы и лизуны полетели интуитивно на огонёк в седьмой кабинет, расположенный в дальней, боковой части школы, где закрывшись, заведующий кружком путешествий Пешин, свернувшись калачиком, слушал винилового Шуберта, вращавшегося на магнитоле эпохи светлого заката. Шуберт поднял к потолку хризолитовые глаза, глаза нерасплесканных надежд где жило умирало жило прошлое живее ползушего текущего свернувшегося калачиком. Глаза Шуберта плавно плыли под растрескавшимся очертаниями материков, потолком, как начались удары в дверь штопоров, милых бесенят розовощеких таких серёжа соколов не жмись чмошник мы просто чайку попить укушуйник растреклятый кипяточком водочкой да через решеточку александр леонидович а когда в следующий раз приходить сука пауза время вечность гололед...
Стол с остекленелыми педагогами плавно вылетел на улицу в направлении сириуса
Следующая остановка торговый центр меркурий
Ревущие чаяния были шокированы плавно пролетающим столом, за которым навек-обмороженные остекленевшие фигуры когда-то педагогов проводили навек-совещание. Лишь глаза этих жалких мумий, казалось, шевелились грезя о флорентийских фонтанах и каскадах радужных рыданий. Сделав пару оборотов вокруг печальной процессии (стол с педагогами ударился о верхнюю часть дверного косяка, отпружинив, сменил направление), облепив фигуры жвачками, вантусы, кактусы и лизуны полетели интуитивно на огонёк в седьмой кабинет, расположенный в дальней, боковой части школы, где закрывшись, заведующий кружком путешествий Пешин, свернувшись калачиком, слушал винилового Шуберта, вращавшегося на магнитоле эпохи светлого заката. Шуберт поднял к потолку хризолитовые глаза, глаза нерасплесканных надежд где жило умирало жило прошлое живее ползушего текущего свернувшегося калачиком. Глаза Шуберта плавно плыли под растрескавшимся очертаниями материков, потолком, как начались удары в дверь штопоров, милых бесенят розовощеких таких серёжа соколов не жмись чмошник мы просто чайку попить укушуйник растреклятый кипяточком водочкой да через решеточку александр леонидович а когда в следующий раз приходить сука пауза время вечность гололед...
Стол с остекленелыми педагогами плавно вылетел на улицу в направлении сириуса
Следующая остановка торговый центр меркурий