дыбр из седла. все проснулось!
Вчера утром началось. Еще накануне было пустынно и прохладно в пойме реки. Только воробьи орали вдохновенно, и это был единственный признак того, что кто-то учуял, заметил и воспел уже новую весну.
Деревья начали уже просыпаться, но были тихи и безмолвны.
А вчера проснулось все. Пока мы ехали неспешным шагом вдоль реки, видели, как садились на воду стайками утки, отдыхали. Это не наши, мимолетные, их ждет север. И только вчера я поняла, что весну становится заметно, когда запахи просыпаются. О-о, сколько их, оказывается.
Река пахнет сильной живой водой, полной живности и растений. Степь пахнет пылью, поднятой ветром с сухой травы. Лес пахнет нагретыми прелыми листьями. У коня торчит из зубов прядка перезимовавшей чуть живой овсяницы - и пахнет свежей травой, аж голова кругом.
Прилетели малые пташки (а имен я не знаю пока), кружатся парочками над степью, будут гнезда вить. Проснулись панове-сурки, тощие, как кошки. Пока не очень-то свистят, таятся, нагуливают свои первые фасонные жиры. ВОроны каждый день играют надо мной, пока я еду в пойме.
Весна пришла. Жизнь продолжается сначала.
Деревья начали уже просыпаться, но были тихи и безмолвны.
А вчера проснулось все. Пока мы ехали неспешным шагом вдоль реки, видели, как садились на воду стайками утки, отдыхали. Это не наши, мимолетные, их ждет север. И только вчера я поняла, что весну становится заметно, когда запахи просыпаются. О-о, сколько их, оказывается.
Река пахнет сильной живой водой, полной живности и растений. Степь пахнет пылью, поднятой ветром с сухой травы. Лес пахнет нагретыми прелыми листьями. У коня торчит из зубов прядка перезимовавшей чуть живой овсяницы - и пахнет свежей травой, аж голова кругом.
Прилетели малые пташки (а имен я не знаю пока), кружатся парочками над степью, будут гнезда вить. Проснулись панове-сурки, тощие, как кошки. Пока не очень-то свистят, таятся, нагуливают свои первые фасонные жиры. ВОроны каждый день играют надо мной, пока я еду в пойме.
Весна пришла. Жизнь продолжается сначала.