Обреченность.
Сегодня я разговаривала с моей давней подругой из маленького российского городка, которая рассказала, то она внутри всеобщей радости от присоединения Крыма. Я онемела. Это человек, с которым я дружу почти 20 лет, там такая куча всего была прожита и поддержана, это тот редкий человек, с которым многолетняя дружба поддерживается именно реальными встречами, а не удаленностью в виде телефонов/интернетов. И вдруг оказался с той стороны.
Я не знала как реагировать. Стало больно и непонятно. И я привычно, потому что уже разучилась иначе, просто стало основным навыком после многолетней тренировки участия в группах ЛЛЛ - начала слушать. Не слова-штампы, не слова-западки, а ее лично, что она говорит.
И услышала. Что если она скажет иначе - то она с тремя маленькими детьми окажется на улице. Сегодняшним вечером же. Потому что муж. Военный. Ее муж не будет ее поддерживать. Уйти ей некуда. Ее семья откажется от нее.
Вот так просто, что если конкретная близкая мне женщина позволит себе хоть на точечку усомниться в окружающем ее настроении, то она себя и своих детей немедленно обречет на голодную смерть. Потому что ее сожрут в ненависти те люди, которые ее окружают.
Это абсолютная катастрофа. Господи, как ты смог допустить такое? Она и так уязвима неимоверно, будучи женщиной, детной женщиной с грудным младенцем - в очень-очень патриархальном мире, в маленьком провинциальном городке. И у нее нет выбора. Она радуется. Из страха. Потому что если не будет радоваться вслух, то ей прям сейчас можно выходить в окно. Иначе выжить не-воз-мож-но. Она обречена. На беду сейчас, немедленно. Или на беду чуток позднее, когда мир пережует происходящее.
Я не знаю как реагировать. Больно. Навязаный выбор: обрекать или себя, или кого-то еще, опять обрекая себя же. Выхода не предумотрено. Плохо, с угрозой жизни будет по-любому. И она это тоже понимает. Поэтому радуется. Сознательно. Иначе только в окно.
Я не знала как реагировать. Стало больно и непонятно. И я привычно, потому что уже разучилась иначе, просто стало основным навыком после многолетней тренировки участия в группах ЛЛЛ - начала слушать. Не слова-штампы, не слова-западки, а ее лично, что она говорит.
И услышала. Что если она скажет иначе - то она с тремя маленькими детьми окажется на улице. Сегодняшним вечером же. Потому что муж. Военный. Ее муж не будет ее поддерживать. Уйти ей некуда. Ее семья откажется от нее.
Вот так просто, что если конкретная близкая мне женщина позволит себе хоть на точечку усомниться в окружающем ее настроении, то она себя и своих детей немедленно обречет на голодную смерть. Потому что ее сожрут в ненависти те люди, которые ее окружают.
Это абсолютная катастрофа. Господи, как ты смог допустить такое? Она и так уязвима неимоверно, будучи женщиной, детной женщиной с грудным младенцем - в очень-очень патриархальном мире, в маленьком провинциальном городке. И у нее нет выбора. Она радуется. Из страха. Потому что если не будет радоваться вслух, то ей прям сейчас можно выходить в окно. Иначе выжить не-воз-мож-но. Она обречена. На беду сейчас, немедленно. Или на беду чуток позднее, когда мир пережует происходящее.
Я не знаю как реагировать. Больно. Навязаный выбор: обрекать или себя, или кого-то еще, опять обрекая себя же. Выхода не предумотрено. Плохо, с угрозой жизни будет по-любому. И она это тоже понимает. Поэтому радуется. Сознательно. Иначе только в окно.