Циклобатон.
Крайне по-разному всплывает у меня "Синий альбом". Он был тогда, в Апреле, и там нечто соединяло две какие-то, ну, части чтоли моей жизни. Уже потом "Адам и Ева", потом всё остальное. Сначала он. И вот он взялся снова. Строгое ощущение, что Дао шлёт мне прямые сигналы. Главное, какой-то повтор пошёл, замкнулся какой-то круг чтоли? Хэй? Январь-Апрель. Это поезд такой вообще должен ходить.
- Так это ты, Ерофеев ? - спросил сатана.
- Конечно, я. Кто же еще?
- Тяжело тебе, Ерофеев ?
- Конечно, тяжело. Только тебя это не касается. Проходи себе дальше, не на такого напал.
Я все так и говорил: уткнувшись лбом в окошко тамбура и не поворачиваясь.
- А раз тяжело, - продолжал сатана, - смири свой порыв. Смири свой духовный порыв - легче будет.
- Ни за что не смирю.
- Ну и дурак.
- От дурака слышу.
- Ну ладно, ладно… Уж и слова не скажи!.. Ты лучше вот чего, возьми - и на ходу из электрички выпрыгни. Вдруг да не разобьешься…
Я сначала подумал, потом ответил:
- Не-е, не буду прыгать, страшно. Обязательно разобьюсь…
И сатана ушел посрамленный.
А я - что же мне оставалось? - я сделал из горлышка шесть глотков и снова припал к окошку. Чернота все плыла за окном, и все тревожила. И будила черную мысль. Я стискивал голову, чтобы отточить эту мысль, но она все никак не оттачивалась, а растекалась, как пиво по столу. «Не нравится мне эта тьма за окном, очень не нравится».
Но шесть глотков кубанской уже подходили к сердцу, тихонько, по одному, подходили к сердцу, и сердце вступило в единоборство с рассудком…
...
Просто некоторые старятся раньше,
Чем успевают начать взрослеть.
А я не знаю, откуда я,
Я не знаю, куда я иду,
Когда при мне говорят "Всё будет хорошо",
Я не знаю, что они имеют в виду.
...
А любовь это или отрава -
Я никогда не мог определить.
Но иногда едешь в поезде,
Пьёшь Шато Лафит из горла,
И вдруг понимаешь - то, что ждёт тебя завтра,
Это то, от чего ты бежал вчера.
- Так это ты, Ерофеев ? - спросил сатана.
- Конечно, я. Кто же еще?
- Тяжело тебе, Ерофеев ?
- Конечно, тяжело. Только тебя это не касается. Проходи себе дальше, не на такого напал.
Я все так и говорил: уткнувшись лбом в окошко тамбура и не поворачиваясь.
- А раз тяжело, - продолжал сатана, - смири свой порыв. Смири свой духовный порыв - легче будет.
- Ни за что не смирю.
- Ну и дурак.
- От дурака слышу.
- Ну ладно, ладно… Уж и слова не скажи!.. Ты лучше вот чего, возьми - и на ходу из электрички выпрыгни. Вдруг да не разобьешься…
Я сначала подумал, потом ответил:
- Не-е, не буду прыгать, страшно. Обязательно разобьюсь…
И сатана ушел посрамленный.
А я - что же мне оставалось? - я сделал из горлышка шесть глотков и снова припал к окошку. Чернота все плыла за окном, и все тревожила. И будила черную мысль. Я стискивал голову, чтобы отточить эту мысль, но она все никак не оттачивалась, а растекалась, как пиво по столу. «Не нравится мне эта тьма за окном, очень не нравится».
Но шесть глотков кубанской уже подходили к сердцу, тихонько, по одному, подходили к сердцу, и сердце вступило в единоборство с рассудком…
...
Просто некоторые старятся раньше,
Чем успевают начать взрослеть.
А я не знаю, откуда я,
Я не знаю, куда я иду,
Когда при мне говорят "Всё будет хорошо",
Я не знаю, что они имеют в виду.
...
А любовь это или отрава -
Я никогда не мог определить.
Но иногда едешь в поезде,
Пьёшь Шато Лафит из горла,
И вдруг понимаешь - то, что ждёт тебя завтра,
Это то, от чего ты бежал вчера.