(no subject)
Евгений Лесин у меня оставил сумку
И канул в ночь, исчезнув без следа.
На тот момент я пил шестые сутки,
Презрев границы страха и стыда.
В запой жестокий, как в трубу калейдоскопа,
Я, словно синее стекло, трескуче врос.
И только чей-то крик «Налей-ка, жопа!»
Порой тревожил мой анабиоз.
Пропали запахи и помутнели лица,
Исчезло чувство времени и сна.
Когда с трудом я разлепил ресницы,
Мне показалось, что уже весна.
Я долго спал. В пространстве моих комнат
Стоял плотнейший водочный одор.
Я понял, надо выходить из комы,
И для начала вышел в коридор.
Я шёл в сортир, икая и качаясь,
Я весь дрожал от головы до пят.
На сумку Лесина упал мой мутный взгляд,
И верю я, то было не случайно.
Это всё бесы, всё бесы, это дьявольский рок,
Меня сгубило любопытство, мой давний порок
Я упал на колени и сумку расстегнул,
Лучше б я этого не делал, лучше бы снова заснул.
Что я увидел в этой сумке, страшно даже сказать,
Легче порезать себя бритвой и пером пописать,
Я весь покрылся мурашками, я сразу протрезвел,
Но я не мог оторваться, всё смотрел и смотрел.
Оттуда на меня взирала мировая скорбь,
Оттуда на меня набросилась вселенская хворь,
Там были книги без страниц и буквы без чернил,
Один взгляд в эту сумку мне душу очернил.
И тут, как по мановению длани зла,
Мой телефон зашёлся хрипом и упал со стола.
Это сам Евгений Лесин мне на домашний звонил,
Кричал: ты сволочь и подлец, мою сумку верни!
Не смотри в мою сумку, ты не знаешь, что в ней,
Этот день может стать худшим из всех твоих дней,
В этой сумке угнездилась предвечная беда
Я у твоего подъезда, выходи сюда!
Я тут же трубку на рычаг повесил
И вышел. С неба падал жёлтый снег.
У моего подъезда чёрный человек
Стоял, и это был Евгений Лесин.
Он сразу будто выше ростом стал,
Его очки сверкали, как две фары.
Когда я ему сумку передал,
В ней глухо звякнула пустая стеклотара.
"Прощай", - сказал он мне и прочь ушел,
И сжался в темноте комочком черным.
С тех пор мне каждый день нехорошо,
И даже трезвому мне тошно и мне стрёмно.
То, что я видел, меня гложет изнутри,
Подобно некоей хронической болезни.
Во мне растут духовные угри,
Пробравшиеся внутрь из сумки Лесина.
Это всё бесы, всё бесы, это дьявольский рок,
Теперь я понял, что Лесин - алкогольный пророк
Не касайтесь его сумки, никогда, никогда,
Пусть даже прячет он там водку - не смотрите туда.
Пусть поэт Лесин в одиночку свою ношу несёт,
Ведь его миссия известна - он всех пьющих спасёт,
Он когда нужно, нальёт, а после опохмелит,
И спрячет в сумку, словно стопки, все несчастья Земли.
И канул в ночь, исчезнув без следа.
На тот момент я пил шестые сутки,
Презрев границы страха и стыда.
В запой жестокий, как в трубу калейдоскопа,
Я, словно синее стекло, трескуче врос.
И только чей-то крик «Налей-ка, жопа!»
Порой тревожил мой анабиоз.
Пропали запахи и помутнели лица,
Исчезло чувство времени и сна.
Когда с трудом я разлепил ресницы,
Мне показалось, что уже весна.
Я долго спал. В пространстве моих комнат
Стоял плотнейший водочный одор.
Я понял, надо выходить из комы,
И для начала вышел в коридор.
Я шёл в сортир, икая и качаясь,
Я весь дрожал от головы до пят.
На сумку Лесина упал мой мутный взгляд,
И верю я, то было не случайно.
Это всё бесы, всё бесы, это дьявольский рок,
Меня сгубило любопытство, мой давний порок
Я упал на колени и сумку расстегнул,
Лучше б я этого не делал, лучше бы снова заснул.
Что я увидел в этой сумке, страшно даже сказать,
Легче порезать себя бритвой и пером пописать,
Я весь покрылся мурашками, я сразу протрезвел,
Но я не мог оторваться, всё смотрел и смотрел.
Оттуда на меня взирала мировая скорбь,
Оттуда на меня набросилась вселенская хворь,
Там были книги без страниц и буквы без чернил,
Один взгляд в эту сумку мне душу очернил.
И тут, как по мановению длани зла,
Мой телефон зашёлся хрипом и упал со стола.
Это сам Евгений Лесин мне на домашний звонил,
Кричал: ты сволочь и подлец, мою сумку верни!
Не смотри в мою сумку, ты не знаешь, что в ней,
Этот день может стать худшим из всех твоих дней,
В этой сумке угнездилась предвечная беда
Я у твоего подъезда, выходи сюда!
Я тут же трубку на рычаг повесил
И вышел. С неба падал жёлтый снег.
У моего подъезда чёрный человек
Стоял, и это был Евгений Лесин.
Он сразу будто выше ростом стал,
Его очки сверкали, как две фары.
Когда я ему сумку передал,
В ней глухо звякнула пустая стеклотара.
"Прощай", - сказал он мне и прочь ушел,
И сжался в темноте комочком черным.
С тех пор мне каждый день нехорошо,
И даже трезвому мне тошно и мне стрёмно.
То, что я видел, меня гложет изнутри,
Подобно некоей хронической болезни.
Во мне растут духовные угри,
Пробравшиеся внутрь из сумки Лесина.
Это всё бесы, всё бесы, это дьявольский рок,
Теперь я понял, что Лесин - алкогольный пророк
Не касайтесь его сумки, никогда, никогда,
Пусть даже прячет он там водку - не смотрите туда.
Пусть поэт Лесин в одиночку свою ношу несёт,
Ведь его миссия известна - он всех пьющих спасёт,
Он когда нужно, нальёт, а после опохмелит,
И спрячет в сумку, словно стопки, все несчастья Земли.