Армейские священники. Илия Азарин в Сирии
Ещё о религии в армии сегодня и о России в Сирии
«Помолитесь батюшка, нас обстреливают»
Как военный священник провел две командировки в воюющей Сирии / Священник Илия Азарин рассказал РП о двух месяцах, проведенных на авиабазе Хмеймим в Сирии, об обустройстве храма, службе в полевых условиях и возведении часовни
Настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Благодатное небо» священник Илия Азарин почти два месяца окормлял российских военных на авиабазе «Хмеймим» в сирийской Латакии. ©
Служба в полевом храме на базе «Хмеймим» / Фото из личного архива иерея Илии Азарина
Он обустроил храм в полевых условиях и возвел часовню. Крестил 66 военнослужащих. Для российских солдат и православных жителей Сирии провел совместные службы со священником Антиохийской православной церкви отцом Иваном.
Об особенностях служения военного священника отец Илия рассказал «Русской Планете».
- По сути я тыловой священник. Никогда не был в районе боевых действий. Среди 235 российских военных священников есть люди, которые были и в Беслане, и чеченские войны прошли. В Сирию я попросился в первый раз сам - из-за подполковника Пешкова (российский летчик, погиб 24 ноября 2015 года в горах Туркмен, Сирия, посмертно удостоен звания Герой России. - РП). В ноябре в Санкт-Петербурге проходили сборы штатных военных священников Западного военного округа. Я попросил начальника управления по работе с верующими военнослужащими полковника Суровцева рассмотреть целесообразность моего выезда на место событий. Тот летный состав, который в это время находился в Сирии, - липецкие летчики. Ради них в первую очередь я и ехал. Очень трудно терять боевых друзей. Ведь словосочетание «боевое братство» не пустое. На 9 мая, когда мы встретили наши экипажи, которые вернулись с парада Победы в Москве, мы поехали к Елене Юрьевне (жена Пешкова. - РП), потому что мы - одна семья. И в тот момент для меня, как для священника, было важно поддержать их. Полковник Суровцев понял меня. Он сказал: «Ты первый поедешь».
- Отец Илия, почему все-таки военный священник? Это как-то из семьи идет?
- После революции 1917 года у нас остались только военные династии. Это просто мое церковное послушание. Архиерей не без промысла Божия назначает на это послушание. Значит, он назначил того, кто понесет этот крест, кто сможет. К тому же мой духовник отец Николай (Немцев), можно сказать, дал мне эту путевку. Он стал первым священником в Липецке, который начал вплотную взаимодействовать с гарнизоном. Он вот и сегодня призывников провожал, благословлял их на службу Родине. Когда в России началось восстановление института военных священников, который был создан в середине XVII века, началась комплектация штата священниками, генерал Харчевский обратился наверх: авиацентру нужен свой священник. Направили меня. Я, как и все военные священники, прошел обучение в университете министерства обороны, военные курсы. Несколько раз в год мы проходим обучение, чтобы не терять форму.
- А вы сами в армии служили?
- Конечно, у меня и звание есть - сержант запаса. До армии помогал настоятелю Евдокиевского храма протоиерею Николаю Немцеву. Когда вернулся со службы, батюшка снова позвал меня в церковь. Затем я и сам стал священником. Когда в 2013 году меня назначали на должность помощника начальника авиацентра по работе с верующими военнослужащими, то учитывали все: и опыт работы в Церкви, и духовное образование, и годы службы в вооруженных силах.
- На первый взгляд ваша должность чем-то напоминает должность политрука…
- Политрук заботился только о моральном состоянии военнослужащих, а военные священники - больше о духовном. Здесь, в отличие от мирской жизни, другая среда обитания, другой график жизни. К тому же военная служба всегда сопрягается с риском для жизни. И это без осознания вечной жизни очень тяжело. Нужно воспитать себя для Царства небесного, а какое может быть воспитание, если в армии матом не ругаются, а разговаривают. Нужно донести до людей, что так они пачкают свою душу. Результаты видны, люди меняются, в том числе и командный состав, меньше стали ругаться матом, а это большой сдвиг. Они уже осознают, что это грех. И если командный состав понимает, что это грех, то они и своим солдатам будут внушать, что так нельзя говорить.
Иерей Илия Азарин в разрушенной Пальмире / Фото из личного архива иерея Илии Азарина
- Работа священника в тылу от работы на переднем крае чем-то отличается?
- В окопах атеистов не бывает. И это действительно так. Война поменяла людей. Когда мы провожали на родину экипаж погибшего вертолета Ми-28 (потерпел крушение 12 апреля в районе города Хомса. - РП), там собрался весь летный и технический состав, люди плакали. Служили заупокойную службу. Каждый волей-неволей задумывается, в какой момент погибнет и с чем. Это в мирной жизни нам кажется, что много отмерено. На войне другой счет времени. Только я на базе «Хмеймим» крестил 66 человек. В последний день, когда мне нужно было уезжать, 17 апреля, ко мне подошли несколько военнослужащих: «Помните, вы к нам в Пальмиру приезжали. Мы - артиллеристы. Помните нас? Вторая батарея. Когда вы к нам приезжали, мы не сказали, что мы не крещеные. В Россию мы хотели бы вернуться уже крещеными».
В тот же самый день приехали военнослужащие спецподразделения, которые потеряли на поле боя своего товарища. Человек 20 с командиром. Погиб их друг, а они не могли его тело с поле боя вынести - очень переживали. Мы вместе служили панихиду по всем павшим воинам и по воину Александру, я так понимаю, это был Александр Прохоренко (авианаводчик, погиб 24 марта при освобождении Пальмиры, посмертно удостоен звания Героя России. - РП).
- А вам самому было страшно?
- Я постоянно вылетал и выезжал туда, где требовалось мое присутствие как священника: в Пальмиру, Кесаб, Латакию, Тартус, Кесаб - это армянский город в Сирии. Всех, кто не успел бежать из города, террористы вырезали. Христианское население полностью уничтожалось. Крестик носишь - все. Осознание опасности пришло только потом, когда снова оказался на базе в Хмеймиме. Мы в Пальмиру ехали шесть часов в бронированной машине. Военные называют ее капсулой. Потом они мне сказали, что капсула - это братская могила. Если в нее попадет кумулятивный снаряд (предназначен для стрельбы по бронированным целям. - РП), то все заживо сгорают.
- Как в Сирии относятся к русским солдатам, к русскому священнику?
- В Пальмиру со мной ездили военнослужащие, которые там восстанавливали хлебозавод. Мирное население стало возвращаться. И кто в первую очередь помогает мирным жителям - да, русский солдат всегда помогает. Сказать, что прекрасное отношение к русским в Сирии - ничего не сказать. Мы для них садыки - друзья. Когда проводили службы вместе со священниками Антиохийской православной церкви, церковь была полна как нашими военнослужащими, так и сирийскими жителями, исповедующими православную веру.
- Вам самому на военной базе пришлось дважды обустраивать храм.
- Когда я первый раз поехал в Сирию, в телеграмме четко была обозначена моя задача: проведение рождественских мероприятий и богослужения на Рождество. Но чтобы это выполнить, нужно было утварь с собой везти, иконы, облачение. Военные развернули палатку. А палатка пустая, ее нужно обустраивать. Когда срок моей первой командировки подходил к концу, поступила информация, что на военном аэродроме в Рязани есть две деревянные часовни в разобранном виде. Я сказал об этом вышестоящим генералам. Одну из часовен доставили в Сирию и там установили. Когда я во второй раз приехал, начал ее обустройство: нужно было электричество провести, полы сделать, иконы в своем порядке расположить. В обустройстве часовни мне очень помог настоятель Всехсвятского храма протоиерей Владимир Сельцов. Он мне передал утварь, семисвечник, подсвечник. Руководитель отдела по взаимодействию с вооруженными силами Санкт-Петербургской епархии архимандрит Алексей Ганьжин передал деревянные иконы. Когда приехал замминистра обороны генерал армии Панков, он оценил мои работы.
Часовня на базе «Хмеймим». Фото из личного архива иерея Илии Азарина
- Часто в храм приходили военнослужащие?
- Из-за специфики службы и графика храм и часовня были открыты круглосуточно. Каждый желающий мог зайти в любое удобное для себя время, поставить свечи, помолиться. Бывало, что поздно вечером ко мне в модуль, где я жил, приходили военнослужащие, которым была нужна не только духовная, но и психологическая поддержка. Необстрелянному человеку очень непросто приспособиться к войне, да еще в чужой стране. И я поддерживал наших ребят, как мог. Говорил, чтобы они не расслаблялись, смотрели в оба и в Бога верили, потому что в Нем сила, как Суворов сказал. Однажды мне позвонили прямо из окружения: «Помолитесь батюшка, нас обстреливают». Слава Богу, они все вернулись живые-здоровые.
- Третья командировка предстоит?
- Напрашиваться на третью командировку не буду, но и отказываться не стану, если предложат. Дело в том, что мы строим гарнизонный храм. Сегодняшний храм временный. Через месяц, 24 июня, накануне 75-летия авиацентра, будет закладка гарнизонного храма в честь иконы Божией Матери «Благодатное небо». Храм будет большой, двухэтажный, рассчитан на 500 человек. Мы сейчас ищем меценатов, пусть присоединяются.
Наталья Горяйнова, Липецк
«Русская планета», 21 мая 2016
«Помолитесь батюшка, нас обстреливают»
Как военный священник провел две командировки в воюющей Сирии / Священник Илия Азарин рассказал РП о двух месяцах, проведенных на авиабазе Хмеймим в Сирии, об обустройстве храма, службе в полевых условиях и возведении часовни
Настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Благодатное небо» священник Илия Азарин почти два месяца окормлял российских военных на авиабазе «Хмеймим» в сирийской Латакии. ©
Служба в полевом храме на базе «Хмеймим» / Фото из личного архива иерея Илии Азарина
Он обустроил храм в полевых условиях и возвел часовню. Крестил 66 военнослужащих. Для российских солдат и православных жителей Сирии провел совместные службы со священником Антиохийской православной церкви отцом Иваном.
Об особенностях служения военного священника отец Илия рассказал «Русской Планете».
- По сути я тыловой священник. Никогда не был в районе боевых действий. Среди 235 российских военных священников есть люди, которые были и в Беслане, и чеченские войны прошли. В Сирию я попросился в первый раз сам - из-за подполковника Пешкова (российский летчик, погиб 24 ноября 2015 года в горах Туркмен, Сирия, посмертно удостоен звания Герой России. - РП). В ноябре в Санкт-Петербурге проходили сборы штатных военных священников Западного военного округа. Я попросил начальника управления по работе с верующими военнослужащими полковника Суровцева рассмотреть целесообразность моего выезда на место событий. Тот летный состав, который в это время находился в Сирии, - липецкие летчики. Ради них в первую очередь я и ехал. Очень трудно терять боевых друзей. Ведь словосочетание «боевое братство» не пустое. На 9 мая, когда мы встретили наши экипажи, которые вернулись с парада Победы в Москве, мы поехали к Елене Юрьевне (жена Пешкова. - РП), потому что мы - одна семья. И в тот момент для меня, как для священника, было важно поддержать их. Полковник Суровцев понял меня. Он сказал: «Ты первый поедешь».
- Отец Илия, почему все-таки военный священник? Это как-то из семьи идет?
- После революции 1917 года у нас остались только военные династии. Это просто мое церковное послушание. Архиерей не без промысла Божия назначает на это послушание. Значит, он назначил того, кто понесет этот крест, кто сможет. К тому же мой духовник отец Николай (Немцев), можно сказать, дал мне эту путевку. Он стал первым священником в Липецке, который начал вплотную взаимодействовать с гарнизоном. Он вот и сегодня призывников провожал, благословлял их на службу Родине. Когда в России началось восстановление института военных священников, который был создан в середине XVII века, началась комплектация штата священниками, генерал Харчевский обратился наверх: авиацентру нужен свой священник. Направили меня. Я, как и все военные священники, прошел обучение в университете министерства обороны, военные курсы. Несколько раз в год мы проходим обучение, чтобы не терять форму.
- А вы сами в армии служили?
- Конечно, у меня и звание есть - сержант запаса. До армии помогал настоятелю Евдокиевского храма протоиерею Николаю Немцеву. Когда вернулся со службы, батюшка снова позвал меня в церковь. Затем я и сам стал священником. Когда в 2013 году меня назначали на должность помощника начальника авиацентра по работе с верующими военнослужащими, то учитывали все: и опыт работы в Церкви, и духовное образование, и годы службы в вооруженных силах.
- На первый взгляд ваша должность чем-то напоминает должность политрука…
- Политрук заботился только о моральном состоянии военнослужащих, а военные священники - больше о духовном. Здесь, в отличие от мирской жизни, другая среда обитания, другой график жизни. К тому же военная служба всегда сопрягается с риском для жизни. И это без осознания вечной жизни очень тяжело. Нужно воспитать себя для Царства небесного, а какое может быть воспитание, если в армии матом не ругаются, а разговаривают. Нужно донести до людей, что так они пачкают свою душу. Результаты видны, люди меняются, в том числе и командный состав, меньше стали ругаться матом, а это большой сдвиг. Они уже осознают, что это грех. И если командный состав понимает, что это грех, то они и своим солдатам будут внушать, что так нельзя говорить.
Иерей Илия Азарин в разрушенной Пальмире / Фото из личного архива иерея Илии Азарина
- Работа священника в тылу от работы на переднем крае чем-то отличается?
- В окопах атеистов не бывает. И это действительно так. Война поменяла людей. Когда мы провожали на родину экипаж погибшего вертолета Ми-28 (потерпел крушение 12 апреля в районе города Хомса. - РП), там собрался весь летный и технический состав, люди плакали. Служили заупокойную службу. Каждый волей-неволей задумывается, в какой момент погибнет и с чем. Это в мирной жизни нам кажется, что много отмерено. На войне другой счет времени. Только я на базе «Хмеймим» крестил 66 человек. В последний день, когда мне нужно было уезжать, 17 апреля, ко мне подошли несколько военнослужащих: «Помните, вы к нам в Пальмиру приезжали. Мы - артиллеристы. Помните нас? Вторая батарея. Когда вы к нам приезжали, мы не сказали, что мы не крещеные. В Россию мы хотели бы вернуться уже крещеными».
В тот же самый день приехали военнослужащие спецподразделения, которые потеряли на поле боя своего товарища. Человек 20 с командиром. Погиб их друг, а они не могли его тело с поле боя вынести - очень переживали. Мы вместе служили панихиду по всем павшим воинам и по воину Александру, я так понимаю, это был Александр Прохоренко (авианаводчик, погиб 24 марта при освобождении Пальмиры, посмертно удостоен звания Героя России. - РП).
- А вам самому было страшно?
- Я постоянно вылетал и выезжал туда, где требовалось мое присутствие как священника: в Пальмиру, Кесаб, Латакию, Тартус, Кесаб - это армянский город в Сирии. Всех, кто не успел бежать из города, террористы вырезали. Христианское население полностью уничтожалось. Крестик носишь - все. Осознание опасности пришло только потом, когда снова оказался на базе в Хмеймиме. Мы в Пальмиру ехали шесть часов в бронированной машине. Военные называют ее капсулой. Потом они мне сказали, что капсула - это братская могила. Если в нее попадет кумулятивный снаряд (предназначен для стрельбы по бронированным целям. - РП), то все заживо сгорают.
- Как в Сирии относятся к русским солдатам, к русскому священнику?
- В Пальмиру со мной ездили военнослужащие, которые там восстанавливали хлебозавод. Мирное население стало возвращаться. И кто в первую очередь помогает мирным жителям - да, русский солдат всегда помогает. Сказать, что прекрасное отношение к русским в Сирии - ничего не сказать. Мы для них садыки - друзья. Когда проводили службы вместе со священниками Антиохийской православной церкви, церковь была полна как нашими военнослужащими, так и сирийскими жителями, исповедующими православную веру.
- Вам самому на военной базе пришлось дважды обустраивать храм.
- Когда я первый раз поехал в Сирию, в телеграмме четко была обозначена моя задача: проведение рождественских мероприятий и богослужения на Рождество. Но чтобы это выполнить, нужно было утварь с собой везти, иконы, облачение. Военные развернули палатку. А палатка пустая, ее нужно обустраивать. Когда срок моей первой командировки подходил к концу, поступила информация, что на военном аэродроме в Рязани есть две деревянные часовни в разобранном виде. Я сказал об этом вышестоящим генералам. Одну из часовен доставили в Сирию и там установили. Когда я во второй раз приехал, начал ее обустройство: нужно было электричество провести, полы сделать, иконы в своем порядке расположить. В обустройстве часовни мне очень помог настоятель Всехсвятского храма протоиерей Владимир Сельцов. Он мне передал утварь, семисвечник, подсвечник. Руководитель отдела по взаимодействию с вооруженными силами Санкт-Петербургской епархии архимандрит Алексей Ганьжин передал деревянные иконы. Когда приехал замминистра обороны генерал армии Панков, он оценил мои работы.
Часовня на базе «Хмеймим». Фото из личного архива иерея Илии Азарина
- Часто в храм приходили военнослужащие?
- Из-за специфики службы и графика храм и часовня были открыты круглосуточно. Каждый желающий мог зайти в любое удобное для себя время, поставить свечи, помолиться. Бывало, что поздно вечером ко мне в модуль, где я жил, приходили военнослужащие, которым была нужна не только духовная, но и психологическая поддержка. Необстрелянному человеку очень непросто приспособиться к войне, да еще в чужой стране. И я поддерживал наших ребят, как мог. Говорил, чтобы они не расслаблялись, смотрели в оба и в Бога верили, потому что в Нем сила, как Суворов сказал. Однажды мне позвонили прямо из окружения: «Помолитесь батюшка, нас обстреливают». Слава Богу, они все вернулись живые-здоровые.
- Третья командировка предстоит?
- Напрашиваться на третью командировку не буду, но и отказываться не стану, если предложат. Дело в том, что мы строим гарнизонный храм. Сегодняшний храм временный. Через месяц, 24 июня, накануне 75-летия авиацентра, будет закладка гарнизонного храма в честь иконы Божией Матери «Благодатное небо». Храм будет большой, двухэтажный, рассчитан на 500 человек. Мы сейчас ищем меценатов, пусть присоединяются.
Наталья Горяйнова, Липецк
«Русская планета», 21 мая 2016