СССР в 20-х: - «Я хочу быть киноартисткой»
Ещё по теме СССР в 1920-х
Советские горожане 1920-х: за буржуазные ценности и богатство
Размышления по поводу одной пионерской дискуссии
Анкетирование школьников в 1920-х годах показывает, что большинство из них хотели успеха, потребления и буржуазных ценностей; завод же и военщину выбирало меньшинство. Подростки в СССР понимали, что физическим трудом не разбогатеешь. Неудивительно, что в сталинскую индустриализацию пришлось загонять крестьян и зеков, а горожан ломать через репрессии 1930-х. ©
~~~~~~~~~~~
Советский мегапроект «сверху» в 1920-е годы ещё не был чётко определен партийной элитой, но персональный проект был у многих пионеров и школьников. Анкетирование советской городской молодёжи того времени показало, что подавляющее большинство не хотело никакого «надрыва», военщины и индустриализации. Напротив, их ценности были вполне буржуазно-демократическими. И в этом был огромный диссонанс между установками горожанам в СССР и партийной доктриной, направленной на резкий индустриальный рывок и милитаризацию общества. Неудивительно, что в 1930-е советской власти пришлось «ломать» эту страту через репрессии, а новую элиту создавать из крестьян.
О социологических опросах тех лет рассказывается в исследовании Александра Рожкова «Я хочу быть киноартисткой» («Вестник Пермского университета!, №2, 2013).
Анкетный опрос 1 тысячи школьников города Орла осенью 1918 года показал, что большинство респондентов в будущем планировали стать педагогами, служащими, врачами, преподавателями искусств и т. д. Следующая по количеству группа желала быть артистами (музыкантами, певцами, балеринами), учёными, инженерами, агрономами, техниками, литераторами, военными и моряками. Жизненные проекты третьей группы состояли в том, чтобы стать ремесленниками, зубными врачами, фельдшерами, художниками, поэтами, адвокатами и «замужними женщинами». Это были типичные для провинциального русского города устремления подростков. Их вектор был направлен в область искусства и в сферу услуг, а не промышленного производства товаров. Стратегия индустриализации страны была не для этого поколения.
Е.М. Балашов приводит интересные результаты сравнительного анкетного материала обследования трёх поколений в городе Весьегонске Тверской губернии (1925). Было опрошено 622 учащихся разных возрастных когорт. Желание заняться в будущем умственным трудом выразили 69% школьников 8-11 лет, 79% учащихся 11-14 лет и 71% школьников II ступени. Физический труд терял своих приверженцев по мере взросления ребят: если в школе I ступени этим трудом хотели заниматься 24% учащихся младших классов и 7% старшеклассников, то никто из второступенцев уже не оставлял в своих жизненных планах места тяжелому занятию. Со взрослением дети начинали осознавать, что физический труд в СССР нерентабелен, благодаря ему не разбогатеешь.
А богатыми, судя по опросу 626 респондентов в возрасте 8-13 лет из разных социальных групп в 1924 году, мечтали быть 57,3% школьников I ступени, причем только 2,4% их пытались объяснить свое желание альтруистическими мотивами. Чуть более трети опрошенных (35,9%) дали отрицательный ответ на вопрос «Хотел бы ты быть богатым?», и только каждый десятый из них морально осудил богатство.
В опросе 1927 года участвовали 1054 школьника в возрасте от 9 до 17 лет. 67% их являлись детьми рабочих. Только 19,3% опрошенных избрали рабочую профессию. Но даже в этой среде пик желания быть рабочим достигнут в возрасте 12 лет (26%), к 16 годам это желание сохранилось только у 7%, а 17-летние дети рабочих не хотели продолжить отцовский путь.
Начиная с 13-14-летнего возраста у подростков в значительной степени развивался прагматизм, более многомерной становилась картина мира. В этом возрасте дети хотели быть врачами, инженерами, лётчиками и астрономами. Второй по частоте упоминаний была профессия служащего (16%, 90% из них - девочки). Причём желание это усиливалось с возрастом: от 22% в 14 лет до 64% в 17 лет. Девочки были уверены, что «конторская служба не тяжёлая, и хорошо платят». В 16 лет 20% опрошенных выбрали профессию врача, 19% пожелали связать своё будущее со сферой искусства (большинство девочек мечтали стать артистками), 7% хотели быть инженерами, 2,5% - педагогами.
Особый интерес вызывают результаты лонгитюдных обследований учащихся выпускных классов, проведенных П.Н. Колотинским с 1913 по 1926 годы в Екатеринодарской женской гимназии (впоследствии - Краснодарской трудовой школе). Колотинский основное внимание уделял мотивам выбора. Возможно, поэтому в отличие от других исследователей он обратил внимание на то, что у большинства опрошенных учеников «будущее желательное» расходится с «будущим вероятным»: «Хочу быть артисткой незаурядной, а буду учительницей» (1913, ж.); «Хочу быть горным инженером, но ведь это невозможно для женщины» (1916, ж.); «Хочу быть знаменитостью; придётся учительницей, да, пожалуй, ещё и в станице» (1921, ж.); «Я хотел бы быть первобытным человеком, придется быть студентом того вуза, в который удастся поступить» (1926, м.). Желавшие стать знаменитостью, приобрести известность в опросах Колотинского всегда составляли 25-30% в выпускном классе. Артисткой хотели стать в каждой волне опроса 3-4 девочки в классе.
Е.М. Балашов делает акцент на культурных различиях в профессиональных интересах русских (советских) и их западноевропейских сверстников, которые он объясняет «своего рода национальной особенностью». Большинство российских школьников в 1910-1920-х годах неизменно выбирали своей будущей профессией связанную с умственным (интеллигентским) трудом и художественной деятельностью (от 46% в 1913-м до свыше 60% в 1923 году). Вместе с тем всего 8,7% швейцарских школьников в 1911 году отдали предпочтение умственному труду и искусству. В то же время 48,8% швейцарцев избрали занятия ремеслами, у российских детей этот показатель в пределах 6,2-10,8% в разные годы. Сопоставимые данные приведены о парижских школьниках в 1917 году и гамбургских учащихся в 1921 году.
Е.М. Балашов совершенно верно объясняет этот феномен наивностью, мечтательностью российских школьников и большей реалистичностью, практичностью их западных сверстников. Однако почему молодые люди в одной стране на протяжении многих лет ирреальны, а в других странах их сверстники рациональны, в исследованиях Балашова осталось непонятно. Вероятно, мы имеем дело с асимметрией культурных кодов, которая может быть следствием национальных различий в школьных программах по чтению.
Как доказал в своём исследовании Д. Макклелланд, теории и практики детского воспитания в разных культурах, в том числе школьные хрестоматии с народными сказками и балладами, формируют мотивационные тренды в обществе. По коллективным мотивам поведения взрослых в данной культуре можно понять, как были воспитаны дети. Он предположил, что люди с высоким мотивом достижения успеха становятся хорошими предпринимателями. Из этого он выводит две гипотезы-следствия: в странах, где коллективные фантазии направлены на достижение успеха, должно быть много предпринимателей; если общество сосредоточено главным образом на вопросе достижения успеха, это непременно находит свое отражение в народном творчестве.
Реалистичность профессиональных воображений западноевропейских учащихся 1910-1920-х годов объясняется их высоким уровнем потребности в достижении успеха; соответственно, ирреальность предпочтений российских школьников вызвана низким уровнем потребности в достижении успеха. В отношении российских учащихся раннесоветского периода правомерно выдвинуть также предположение о том, что ведущим мотивом в выборе профессии у них выступал мотив избегания, одно из самых ярких проявлений которого зафиксировано в известной сказке о Колобоке.
Педологические обследования в СССР в 1920-е годы выявляют изменения в любимых девизах и темах приватных разговоров учащихся. По данным П.Н. Колотинского, доля альтруистических девизов, составлявшая в 1916 году 41%, уменьшилась к 1926 году почти втрое. Соответственно вдвое возросла эгоистическая направленность девизов учащихся: «лови момент, спеши жить», «бери от жизни всё», «держи момент за хвост». Личные темы разговоров, составлявшие в 1913 году 45%, в 1926-м достигли 84%. Если в 1913 году из указавших свою цель в жизни личные цели преследовали 50% гимназистов, то в 1926 г. - 78% школьников. Нормализация жизни при НЭПе стимулировала следование принципу «хорошо одеться и погулять». Показательно, что только 15% идеалов обладания приходилось на нематериальные устремления учащихся (счастье, свобода и т. д.) и около 70% опрошенных школьников мечтали о собственном благополучии и материальных благах, причём 60% новоявленных «мещан» были детьми рабочих и только 10% -детьми крестьян.
Претерпело изменения влияние сказок на формирование идеалов обладания, имевшее место в дореволюционном прошлом. Советские школьники уже не желали обладать «жар-птицей», «волшебной палочкой» или другими фантастическими вещами. Они хотели иметь вполне реальное - дом, обстановку, деньги, богатство, одежду, книги и прочие атрибуты благополучия. Однако идеал обладания не тождествен мотиву достижения, потому и пути к обладанию материальными благами оставались все еще фантастическими, навеянными сказкой о Золушке. Девочка пишет в альбоме подруги: «Фаня! Желаю тебе превратиться в шикарную женщину, найти жениха с хорошим окладом жалованья и иметь целый салон для гостей». По данным В. Смирнова, материальные интересы и стремление к личному счастью особенно преобладали среди интересов девушек. Даже получение образования они рассматривали как экономический капитал: «образованному лучше жить», «учёный человек хорошо живёт».
Среди мотивов избрания профессии в опросах Н.А. Рыбникова на первом месте были «мотивы личного характера» (26,5%), на втором месте - мотив «нравится» (25%) и только на предпоследнем, восьмом, месте - «политические мотивы» (2%). По данным Н.И. Иорданского, на первом месте стояли «материальные соображения», на втором - мотив достижения «власти и влияния» и совсем не было мотивов общественного характера (т. е. аффилиации).
Самым большим кумиром всех ребят независимо от пола был актёр Дуглас Фербенкс. Мальчики увлекались им потому, что он «хороший трюкист», «ловкий, сильный, смелый, находчивый, остроумный, жизнерадостный». Девочки видели в нём идеал настоящего мужчины. Но больше всего они восхищались Мери Пикфорд, потому что она «милая и очень хорошая», умеет «очаровывать». Некоторые из них «хотели бы выйти замуж за Гарри Пиля». Многие восхищались Чарли Чаплиным, Бестером Кейтоном, Джекки Куганом, Игорем Ильинским.
Спустя несколько лет эти мечты подростков разобьются о «сталинский большой рывок», а чуть позднее - войну. Тяга к буржуазным ценностям в такой же мере, как в 1920-е, вернётся только в СССР только в 1970-е, и тогда в отсутствие «сталина» уже ничто не поможет им скоро воплотиться из мечты в жизнь.
Толкователь, 4 сентября 2014
Советские горожане 1920-х: за буржуазные ценности и богатство
Размышления по поводу одной пионерской дискуссии
Анкетирование школьников в 1920-х годах показывает, что большинство из них хотели успеха, потребления и буржуазных ценностей; завод же и военщину выбирало меньшинство. Подростки в СССР понимали, что физическим трудом не разбогатеешь. Неудивительно, что в сталинскую индустриализацию пришлось загонять крестьян и зеков, а горожан ломать через репрессии 1930-х. ©
~~~~~~~~~~~
Советский мегапроект «сверху» в 1920-е годы ещё не был чётко определен партийной элитой, но персональный проект был у многих пионеров и школьников. Анкетирование советской городской молодёжи того времени показало, что подавляющее большинство не хотело никакого «надрыва», военщины и индустриализации. Напротив, их ценности были вполне буржуазно-демократическими. И в этом был огромный диссонанс между установками горожанам в СССР и партийной доктриной, направленной на резкий индустриальный рывок и милитаризацию общества. Неудивительно, что в 1930-е советской власти пришлось «ломать» эту страту через репрессии, а новую элиту создавать из крестьян.
О социологических опросах тех лет рассказывается в исследовании Александра Рожкова «Я хочу быть киноартисткой» («Вестник Пермского университета!, №2, 2013).
Анкетный опрос 1 тысячи школьников города Орла осенью 1918 года показал, что большинство респондентов в будущем планировали стать педагогами, служащими, врачами, преподавателями искусств и т. д. Следующая по количеству группа желала быть артистами (музыкантами, певцами, балеринами), учёными, инженерами, агрономами, техниками, литераторами, военными и моряками. Жизненные проекты третьей группы состояли в том, чтобы стать ремесленниками, зубными врачами, фельдшерами, художниками, поэтами, адвокатами и «замужними женщинами». Это были типичные для провинциального русского города устремления подростков. Их вектор был направлен в область искусства и в сферу услуг, а не промышленного производства товаров. Стратегия индустриализации страны была не для этого поколения.
Е.М. Балашов приводит интересные результаты сравнительного анкетного материала обследования трёх поколений в городе Весьегонске Тверской губернии (1925). Было опрошено 622 учащихся разных возрастных когорт. Желание заняться в будущем умственным трудом выразили 69% школьников 8-11 лет, 79% учащихся 11-14 лет и 71% школьников II ступени. Физический труд терял своих приверженцев по мере взросления ребят: если в школе I ступени этим трудом хотели заниматься 24% учащихся младших классов и 7% старшеклассников, то никто из второступенцев уже не оставлял в своих жизненных планах места тяжелому занятию. Со взрослением дети начинали осознавать, что физический труд в СССР нерентабелен, благодаря ему не разбогатеешь.
А богатыми, судя по опросу 626 респондентов в возрасте 8-13 лет из разных социальных групп в 1924 году, мечтали быть 57,3% школьников I ступени, причем только 2,4% их пытались объяснить свое желание альтруистическими мотивами. Чуть более трети опрошенных (35,9%) дали отрицательный ответ на вопрос «Хотел бы ты быть богатым?», и только каждый десятый из них морально осудил богатство.
В опросе 1927 года участвовали 1054 школьника в возрасте от 9 до 17 лет. 67% их являлись детьми рабочих. Только 19,3% опрошенных избрали рабочую профессию. Но даже в этой среде пик желания быть рабочим достигнут в возрасте 12 лет (26%), к 16 годам это желание сохранилось только у 7%, а 17-летние дети рабочих не хотели продолжить отцовский путь.
Начиная с 13-14-летнего возраста у подростков в значительной степени развивался прагматизм, более многомерной становилась картина мира. В этом возрасте дети хотели быть врачами, инженерами, лётчиками и астрономами. Второй по частоте упоминаний была профессия служащего (16%, 90% из них - девочки). Причём желание это усиливалось с возрастом: от 22% в 14 лет до 64% в 17 лет. Девочки были уверены, что «конторская служба не тяжёлая, и хорошо платят». В 16 лет 20% опрошенных выбрали профессию врача, 19% пожелали связать своё будущее со сферой искусства (большинство девочек мечтали стать артистками), 7% хотели быть инженерами, 2,5% - педагогами.
Особый интерес вызывают результаты лонгитюдных обследований учащихся выпускных классов, проведенных П.Н. Колотинским с 1913 по 1926 годы в Екатеринодарской женской гимназии (впоследствии - Краснодарской трудовой школе). Колотинский основное внимание уделял мотивам выбора. Возможно, поэтому в отличие от других исследователей он обратил внимание на то, что у большинства опрошенных учеников «будущее желательное» расходится с «будущим вероятным»: «Хочу быть артисткой незаурядной, а буду учительницей» (1913, ж.); «Хочу быть горным инженером, но ведь это невозможно для женщины» (1916, ж.); «Хочу быть знаменитостью; придётся учительницей, да, пожалуй, ещё и в станице» (1921, ж.); «Я хотел бы быть первобытным человеком, придется быть студентом того вуза, в который удастся поступить» (1926, м.). Желавшие стать знаменитостью, приобрести известность в опросах Колотинского всегда составляли 25-30% в выпускном классе. Артисткой хотели стать в каждой волне опроса 3-4 девочки в классе.
Е.М. Балашов делает акцент на культурных различиях в профессиональных интересах русских (советских) и их западноевропейских сверстников, которые он объясняет «своего рода национальной особенностью». Большинство российских школьников в 1910-1920-х годах неизменно выбирали своей будущей профессией связанную с умственным (интеллигентским) трудом и художественной деятельностью (от 46% в 1913-м до свыше 60% в 1923 году). Вместе с тем всего 8,7% швейцарских школьников в 1911 году отдали предпочтение умственному труду и искусству. В то же время 48,8% швейцарцев избрали занятия ремеслами, у российских детей этот показатель в пределах 6,2-10,8% в разные годы. Сопоставимые данные приведены о парижских школьниках в 1917 году и гамбургских учащихся в 1921 году.
Е.М. Балашов совершенно верно объясняет этот феномен наивностью, мечтательностью российских школьников и большей реалистичностью, практичностью их западных сверстников. Однако почему молодые люди в одной стране на протяжении многих лет ирреальны, а в других странах их сверстники рациональны, в исследованиях Балашова осталось непонятно. Вероятно, мы имеем дело с асимметрией культурных кодов, которая может быть следствием национальных различий в школьных программах по чтению.
Как доказал в своём исследовании Д. Макклелланд, теории и практики детского воспитания в разных культурах, в том числе школьные хрестоматии с народными сказками и балладами, формируют мотивационные тренды в обществе. По коллективным мотивам поведения взрослых в данной культуре можно понять, как были воспитаны дети. Он предположил, что люди с высоким мотивом достижения успеха становятся хорошими предпринимателями. Из этого он выводит две гипотезы-следствия: в странах, где коллективные фантазии направлены на достижение успеха, должно быть много предпринимателей; если общество сосредоточено главным образом на вопросе достижения успеха, это непременно находит свое отражение в народном творчестве.
Реалистичность профессиональных воображений западноевропейских учащихся 1910-1920-х годов объясняется их высоким уровнем потребности в достижении успеха; соответственно, ирреальность предпочтений российских школьников вызвана низким уровнем потребности в достижении успеха. В отношении российских учащихся раннесоветского периода правомерно выдвинуть также предположение о том, что ведущим мотивом в выборе профессии у них выступал мотив избегания, одно из самых ярких проявлений которого зафиксировано в известной сказке о Колобоке.
Педологические обследования в СССР в 1920-е годы выявляют изменения в любимых девизах и темах приватных разговоров учащихся. По данным П.Н. Колотинского, доля альтруистических девизов, составлявшая в 1916 году 41%, уменьшилась к 1926 году почти втрое. Соответственно вдвое возросла эгоистическая направленность девизов учащихся: «лови момент, спеши жить», «бери от жизни всё», «держи момент за хвост». Личные темы разговоров, составлявшие в 1913 году 45%, в 1926-м достигли 84%. Если в 1913 году из указавших свою цель в жизни личные цели преследовали 50% гимназистов, то в 1926 г. - 78% школьников. Нормализация жизни при НЭПе стимулировала следование принципу «хорошо одеться и погулять». Показательно, что только 15% идеалов обладания приходилось на нематериальные устремления учащихся (счастье, свобода и т. д.) и около 70% опрошенных школьников мечтали о собственном благополучии и материальных благах, причём 60% новоявленных «мещан» были детьми рабочих и только 10% -детьми крестьян.
Претерпело изменения влияние сказок на формирование идеалов обладания, имевшее место в дореволюционном прошлом. Советские школьники уже не желали обладать «жар-птицей», «волшебной палочкой» или другими фантастическими вещами. Они хотели иметь вполне реальное - дом, обстановку, деньги, богатство, одежду, книги и прочие атрибуты благополучия. Однако идеал обладания не тождествен мотиву достижения, потому и пути к обладанию материальными благами оставались все еще фантастическими, навеянными сказкой о Золушке. Девочка пишет в альбоме подруги: «Фаня! Желаю тебе превратиться в шикарную женщину, найти жениха с хорошим окладом жалованья и иметь целый салон для гостей». По данным В. Смирнова, материальные интересы и стремление к личному счастью особенно преобладали среди интересов девушек. Даже получение образования они рассматривали как экономический капитал: «образованному лучше жить», «учёный человек хорошо живёт».
Среди мотивов избрания профессии в опросах Н.А. Рыбникова на первом месте были «мотивы личного характера» (26,5%), на втором месте - мотив «нравится» (25%) и только на предпоследнем, восьмом, месте - «политические мотивы» (2%). По данным Н.И. Иорданского, на первом месте стояли «материальные соображения», на втором - мотив достижения «власти и влияния» и совсем не было мотивов общественного характера (т. е. аффилиации).
Самым большим кумиром всех ребят независимо от пола был актёр Дуглас Фербенкс. Мальчики увлекались им потому, что он «хороший трюкист», «ловкий, сильный, смелый, находчивый, остроумный, жизнерадостный». Девочки видели в нём идеал настоящего мужчины. Но больше всего они восхищались Мери Пикфорд, потому что она «милая и очень хорошая», умеет «очаровывать». Некоторые из них «хотели бы выйти замуж за Гарри Пиля». Многие восхищались Чарли Чаплиным, Бестером Кейтоном, Джекки Куганом, Игорем Ильинским.
Спустя несколько лет эти мечты подростков разобьются о «сталинский большой рывок», а чуть позднее - войну. Тяга к буржуазным ценностям в такой же мере, как в 1920-е, вернётся только в СССР только в 1970-е, и тогда в отсутствие «сталина» уже ничто не поможет им скоро воплотиться из мечты в жизнь.
Толкователь, 4 сентября 2014