Невписавшийся в «рынок»
Последний премьер империи
В этом фильме - особая правда о пережитом страной в конце 80-х - начале 90-х годов минувшего века
Досадно, что документальный фильм «Последний премьер империи» (автор - Ирина Чернова, режиссёр - Алексей Грицаенко) о последнем председателе Совета Министров СССР Н.И. Рыжкове, пошёл в эфир федерального телеканала «Россия 1» в полночь. Всё-таки он один из главнейших свидетелей гибели великой державы. ©
~~~~~~~~~~~
Этой осенью ему исполнилось 85 лет. Он из поколения тех советских людей, которые росли вместе с трудным, кровавым, тяжёлым, но и победным становлением державы. Во время репрессий, о размахе которых наш герой узнал уже взрослым, он учился в начальной школе. На войну не успел по возрасту. После школы, как все нормальные послевоенные советские дети, стремился скорее стать полезным обескровленной, обезлюдевшей стране.
Сын шахтёра, уроженец и житель Донбасса, Николай Рыжков влюбился в Уралмаш. Много раз смотрел о нём в «Новостях дня» (за отсутствием тогда телевизоров) - был такой киножурнал с оптимистичной музыкальной заставкой, памятной по сей день, который показывали в кино перед демонстрацией художественного фильма. К тому времени за плечами у Рыжкова был машиностроительный техникум, и на комиссии по распределению он попросился на Урал. В Свердловске Николай Иванович, получив высшее образование, прошёл путь от мастера до генерального директора крупнейшего производственного объединения - любимого Уралмаша. Потом Рыжкова перевели в Москву.
Нет нужды перечислять все его высокие должности. Главное то, что во время так называемой «перестройки» он стал председателем Совета Министров СССР, вторым лицом в государстве. Первым был Горбачёв, и этим всё сказано.
Многое можно сказать и определением «так называемая» по отношению к перестройке, это ведь не просто фигура речи. Именно на этом - на самом подходе к тому, «что» надо было перестраивать в государстве и «как», они, Рыжков с Горбачёвым, в конце концов, и сошлись в бескровном бою - два почти ровесника, почти земляка, только один умный практик из пролетариев, осторожный аналитик, с несгибаемым стержнем в мягком характере, а другой - неофит в большой мировой политике, открытый всем ветрам степняк, не умеющий выбрать своей ученой головой то направление ветра, которое принесет только пользу и ничего, кроме пользы, стране, беззаветно поверившей в свежего человека.
Верила страна Горбачёву, впрочем, недолго, потому что его сменила на исторической сцене ещё более свежая, раскованная и ещё больше обещавшая фигура Ельцина, при котором на прилавках и впрямь появилась долгожданная ядовито-розовая колбаса с Запада, а в газетах - разящая наповал «правда» о недавнем прошлом Отечества.
Расхлебывала всю эту розовую муть обещаний исполнительная власть, в том числе Совет Министров СССР во главе с Николаем Рыжковым.
Но сначала и Рыжкову пришлось попробовать и повертеть в руках то самое неуловимое, ставшее впоследствии таким гибельно-скользким, понятие «перестройка». Правда, ему и его единомышленникам в 80-х годах и в голову не могло прийти, что горбачёвско-ельцинские реформы сломают хребет так почитаемой ими плановой экономике. Первым «перестройщиком» в СССР был как-никак Юрий Владимирович Андропов, Генеральный секретарь ЦК КПСС, бывший председатель Комитета госбезопасности, который, по определению, казалось, никакой опасности стране пожелать не мог: бакатины появятся уже потом.
Андропов был болен и потому спешил. В ноябре 1982 года, вскоре после смерти Брежнева и своего избрания на высочайший пост в стране привычным способом - голосованием запредельно узкого круга лиц, он вызвал секретарей ЦК М. Горбачёва, В. Долгих и Н. Рыжкова и попросил впрямую заняться вопросом экономического развития СССР. Следовало «перейти к рыночным отношениям - дать свободу предприятиям, но с государственным управлением», - рассказывает в фильме Николай Иванович.
Только начали работать над этими трудными, но вполне реальными задачами, как вновь сменилась власть, и через 2,5 года после памятного Рыжкову совещания у Андропова, в стране уже на каждом углу зазвучало зовущее, но куда - непонятно, слово «перестройка».
Задачи перед обществом были поставлены невнятно, но громко. С ними, со своей долей, справилась только одна из «надстроек» - журналистика: выпустить на волю джинна гласности оказалось проще простого.
Задания же, связанные с экономическими преобразованиями, стоит оценить жёстче - как невыполнимые, потому что способы решения тех задач опирались лишь на сугубо теоретическое, неточное, поверхностное знание партийной верхушкой вверенного ей народа и его возможностей в создании частной экономики.
Реальным знанием жизни могли похвастаться только райкомовские работники «на местах», которые доставали всё, - но только себе или ревизорам из Москвы. Кримплен в семидесятые, видеотехнику в восьмидесятые, хорошие книги и обувь во все времена… Однако современные партийные Сквозники-Дмухановские почему-то не считали своим долгом докладывать об ужасном положении на потребительском рынке по инстанциям.
В связи с перестройкой «инстанции» наконец зашевелились, да всё не в ту сторону. Так, за два года антиалкогольной кампании страна потеряла 60 млрд. рублей, или около 100 млрд. долларов по официальному курсу. Политико-экономические реформы стали вызывать у народа недоумение своей бездарностью.
Можно сказать, что именно так в нашем «пруду» мутилась вода перед принятием основополагающих законов и иных актов о «кооперации» - в этой абсолютно непрозрачной и непонятной большинству людей «водичке» отдельные хитроумные «рыболовы» вылавливали потом не мелких окуньков, а огромных жирных осетров стадами! 26 мая 1988 года свершилось: «кооператорам» разрешили всё, что не запрещено.
И понеслось… Рушилось всё. По мнению тройки лидеров - Горбачёва, Шеварднадзе, Александра Яковлева, в стране нельзя было планировать даже строительство жилья и детских садиков: не рыночно! Рыжков тогда задал Горбачёву вопрос: «Михаил Сергеевич, я вас не понимаю, куда вы ведёте страну? Вся структура государства была сделана под плановую экономику. У нас два банка, а при рыночной экономике нужны десятки банков…». Ответ в виде указа об освобождении от занимаемой должности от ничего не забывавшего Горбачёва Николай Иванович получил под старый Новый год, в начале 91-го, через неполные 20 дней после перенесённого обширного инфаркта. А в конце того же года вынудили уйти и самого Горбачёва.
Современные политологи склонны обвинять Н.И. Рыжкова в недостаточной компетентности и неумении настоять на своём. Но попробуйте хотя бы устоять на ногах, когда на вас несётся снежная лавина, сель или сходит ледник.
Обстановка тем временем в стране каждый день приносила новые неприятные сюрпризы. С прилавков сметалось буквально всё (достаточно вспомнить знаменитые «колбасные электрички» из Москвы). Профсоюзы на предприятиях и учреждениях работали как никогда активно, доставая для коллектива по совхозам то сметану, то мясо, то яйца. В конце концов, и в Москве дело дошло до того, что даже женские сатиновые халаты цвета заката «завтра будет ветер» в синий цветочек, сшитые кое-как, прооверложенные ещё неаккуратней, стали продавать по талонам.
Но это было уже в самом конце короткой эры перестройки. А в её разгар самыми страшными сюрпризами для всего Союза и его руководителей стали катастрофа на Чернобыльской АЭС в апреле 1986 года и катастрофическое землетрясение в Армении в декабре 1988 года. И именно Рыжкову во время чрезвычайных событий, когда ещё никакого МЧС не было, приходилось становиться, как сегодня сказали бы - кризисным менеджером. Это у него, по счастью, получалось.
Он, прежде всего, постарался представить себе масштабы катастрофы, стал советоваться с учёными. Но они и сами ничего подобного вообразить не могли - ведь поверьте (знаю не понаслышке, а как журналист, который не раз бывал в «чернобыльских местах» и со многими специалистами беседовал): не только в открытых, Боже упаси, но и в закрытых, с номерами на обложке, учебниках по ядерной физике такая катастрофа, как на Чернобыльской АЭС, не рассматривалась даже гипотетически!
Во второй половине мая 1986 года в Чернобыль отправилась группа учёных-физиков, первой задачей которых было… измерить, наконец, уровень радиации, получить пусть ужасные, но реальные цифры радиоактивного излучения, оценить действительные масштабы катастрофы. Прошёл почти месяц, а этого сделано не было. Почему? А измерить нечем было.
Согласно тому самому учебнику, по которому учились сотни советских атомщиков, подобной катастрофы не могло быть «по определению», тогда зачем же сеять панику самим наличием рассчитанных на «нехорошее» дозиметров?
Слабенькие приборы, имевшиеся у сотрудников Чернобыльской АЭС, после аварии попросту зашкаливало. Учёные привезли из Курчатовского института свои, мощные. Но как эти приборы доставить в разрушенный реактор? Там же в секунды можно было погибнуть. Один из тех учёных, профессор В.Ф. Шикалов, рассказывал мне как группа собирала по всему навсегда оставленному населением городу Припяти детские игрушки - машинки, лошадки, т.е. надёжные конструкции «со спинками» и на колёсиках. К этим спинкам учёные привязывали приборы и на жёстких тросах толкали игрушки в разрушенный реактор. От увиденных цифр у них зашкаливало в мозгу!
Во имя спасения хотя бы детей, когда оставались считанные часы на то, чтобы «простой» йод мог предохранить от радиоактивного, Н.И. Рыжковым было принято решение, - разорвать несколько не очень важных контрактов с какими-то зарубежными фирмами, и изыскать, таким образом, 150 миллионов долларов на закупку на них йодосодержащих препаратов и всего необходимого для населения. Об этом он говорит в фильме. И чуть ли не весь свинец в стране направили в украинский город Припять.
В первые же дни после катастрофы Николай Иванович летит в Чернобыль. Делегация из Москвы во главе с ним облетела второго мая разрушенный реактор и окрестности, и единственной их защитой от чудовищного излучения был свинцовый лист, положенный на пол кабины вертолёта. У самых первых летчиков, ещё не знавших о гигантских значениях радиоактивного поля, в котором они летали, и того не было.
Позже Рыжков ещё раз прилетал в Чернобыль и ездил по окружающим городам и сёлам, всегда самолично всё фиксируя, чтобы впоследствии решать проблемы.
Чуть более чем через полтора года после Чернобыля, в полдень декабрьского дня, Рыжкову сообщили о разрушительном землетрясении в Армении. Тогда в Спитаке погибли не менее 25 тысяч человек, не менее сотни тысяч остались калеками. Ни с каким полем битвы нельзя было сравнить увиденную премьер-министром необозримую панораму обломков бетона, перемешанных с кровавыми останками. В фильме «Последний премьер империи» рассказывается и о том, как на первых порах Рыжкову пришлось налаживать производство гробов, самого страшного дефицита в то время в республике.
В тот же день 7 декабря 1988 года Николай Иванович быстро собрался, в два часа ночи прибыл на место и пробыл в Армении два месяца. В фильме он говорит о том времени так: «Сами они бы не справились… Мы мобилизовали всю страну. Все республики там присутствовали и 64 страны мира. Мы наладили строительство жилья, все разломы изучили…».
Ещё до одного трагического разлома - развала Советского Союза - оставалось три года, вот почему у Рыжкова и получилась «мобилизация всей страны»…
Через какое-то время после первого шока, когда в Армении худо-бедно стала налаживаться жизнь, Николая Ивановича повезли в горное село. Там его встретила старая, почти слепая крестьянка. Она совсем близко подошла к нему:
- Сынок, это ты?
И сказала что-то горячо и сердечно на армянском языке. Ему перевели: «Это самое сильное наше армянское пожелание: «Сынок, чтоб все твои болезни перешли ко мне».
Рыжков - единственный неармянин, удостоенный звания «Национальный герой Армении».
И, видно, та старая армянка своё пожелание высказала с такой искренностью исстрадавшейся за народ души, что Николай Иванович и до сих пор, в свои 85 лет, полноценно работает, являясь членом Совета Федерации, представителем администрации Белгородской области в Совете Федерации Федерального Собрания РФ. Активно действующим представителем.
В ноябре 1993 года он опубликовал в «Правде» обращение «Построим храм в Прохоровке!». Тогда многие стремились уехать, куда глаза глядят от кошмарной, до сих пор не понятой московской осени-93 с её ни в какие рамки не укладывавшимся, прилюдным, на весь мир транслировавшимся в прямом эфире расстрелом парламента и одновременно - убийством и ранением сотен людей, которых новые русские политики презрительно назвали «зеваками».
Рыжков уехал не «куда-нибудь», а на Прохоровское поле, третье поле национальной боли и славы в России после Куликова и Бородинского ратных полей. Он осмотрел многие места, связанные с Курской битвой лета 1943 года, одной из главных в Великой Отечественной войне, о многом задумался и принял решение действовать - вместе с губернатором Белгородской области Е.С. Савченко, скульптором В.М. Клыковым, архитекторами Д.С. Соколовым и Р.И. Семерджиевым, множеством добровольных помощников и благодетелей. Он вновь мобилизовал страну, только другую, новую - Россию.
Итог: в Прохоровке стоит мемориал, дом престарелых, два дома-интерната для детей-сирот, храм, знаменитая клыковская Звонница. Всё было сделано умно, быстро, точно, красиво.
И вот с этим-то большим строительством связаны два случая, оптимистичный и не очень, мимо которых не смогли пройти создатели фильма «Последний премьер империи».
Случай первый, несколько пессимистичный. Патриарх Московский и всея Руси Алексий II спросил Рыжкова после освящения церкви в Прохоровке в 1995 году: «А во что обошлось строительство этого храма?» Николай Иванович ответил. «В восемь раз был дороже храм на Поклонной горе в Москве! - покачал головой его собеседник. - Я недавно и его освящение проводил».
Как человек, бывавший в обеих церквах, должна заметить, что прекрасный, но слишком дорогой московский храм ещё и меньше по объёму, чем прохоровский… Грустно.
И случай второй, с большей долей оптимизма. С самого начала строительства планировалось нанести на мраморные плиты в нововозведённом храме Святых Апостолов Петра и Павла фамилии 7 тысяч бойцов, павших в Прохоровском сражении Курской битвы. Но возник вопрос: а что, если павший - мусульманин или иудей? А храм-то - православный… Николай Иванович сказал тогда высокому собранию: «Если вы, иерархи, будете возражать против того, чтобы поместить на стенах нашего храма мусульманские и иудейские фамилии, я тогда первый скажу, чтобы вообще никаких надписей не было». Это был поступок! Кирилл, в те годы митрополит Смоленский и Калининградский, а за ним и другие священнослужители с мнением Рыжкова согласились.
…Прохладные белые стены со столбцами фамилий погибших делают храм в Прохоровке живым и тёплым. И очень светлым. Словно эти простые души, отдавшие себя Богу за Родину свою, повзводно летают сюда на побывку.
Татьяна Корсакова
специально для Столетия, 24 октября 2014
Николай Рыжков. Последний Премьер Империи, 2014
В этом фильме - особая правда о пережитом страной в конце 80-х - начале 90-х годов минувшего века
Досадно, что документальный фильм «Последний премьер империи» (автор - Ирина Чернова, режиссёр - Алексей Грицаенко) о последнем председателе Совета Министров СССР Н.И. Рыжкове, пошёл в эфир федерального телеканала «Россия 1» в полночь. Всё-таки он один из главнейших свидетелей гибели великой державы. ©
~~~~~~~~~~~
Этой осенью ему исполнилось 85 лет. Он из поколения тех советских людей, которые росли вместе с трудным, кровавым, тяжёлым, но и победным становлением державы. Во время репрессий, о размахе которых наш герой узнал уже взрослым, он учился в начальной школе. На войну не успел по возрасту. После школы, как все нормальные послевоенные советские дети, стремился скорее стать полезным обескровленной, обезлюдевшей стране.
Сын шахтёра, уроженец и житель Донбасса, Николай Рыжков влюбился в Уралмаш. Много раз смотрел о нём в «Новостях дня» (за отсутствием тогда телевизоров) - был такой киножурнал с оптимистичной музыкальной заставкой, памятной по сей день, который показывали в кино перед демонстрацией художественного фильма. К тому времени за плечами у Рыжкова был машиностроительный техникум, и на комиссии по распределению он попросился на Урал. В Свердловске Николай Иванович, получив высшее образование, прошёл путь от мастера до генерального директора крупнейшего производственного объединения - любимого Уралмаша. Потом Рыжкова перевели в Москву.
Нет нужды перечислять все его высокие должности. Главное то, что во время так называемой «перестройки» он стал председателем Совета Министров СССР, вторым лицом в государстве. Первым был Горбачёв, и этим всё сказано.
Многое можно сказать и определением «так называемая» по отношению к перестройке, это ведь не просто фигура речи. Именно на этом - на самом подходе к тому, «что» надо было перестраивать в государстве и «как», они, Рыжков с Горбачёвым, в конце концов, и сошлись в бескровном бою - два почти ровесника, почти земляка, только один умный практик из пролетариев, осторожный аналитик, с несгибаемым стержнем в мягком характере, а другой - неофит в большой мировой политике, открытый всем ветрам степняк, не умеющий выбрать своей ученой головой то направление ветра, которое принесет только пользу и ничего, кроме пользы, стране, беззаветно поверившей в свежего человека.
Верила страна Горбачёву, впрочем, недолго, потому что его сменила на исторической сцене ещё более свежая, раскованная и ещё больше обещавшая фигура Ельцина, при котором на прилавках и впрямь появилась долгожданная ядовито-розовая колбаса с Запада, а в газетах - разящая наповал «правда» о недавнем прошлом Отечества.
Расхлебывала всю эту розовую муть обещаний исполнительная власть, в том числе Совет Министров СССР во главе с Николаем Рыжковым.
Но сначала и Рыжкову пришлось попробовать и повертеть в руках то самое неуловимое, ставшее впоследствии таким гибельно-скользким, понятие «перестройка». Правда, ему и его единомышленникам в 80-х годах и в голову не могло прийти, что горбачёвско-ельцинские реформы сломают хребет так почитаемой ими плановой экономике. Первым «перестройщиком» в СССР был как-никак Юрий Владимирович Андропов, Генеральный секретарь ЦК КПСС, бывший председатель Комитета госбезопасности, который, по определению, казалось, никакой опасности стране пожелать не мог: бакатины появятся уже потом.
Андропов был болен и потому спешил. В ноябре 1982 года, вскоре после смерти Брежнева и своего избрания на высочайший пост в стране привычным способом - голосованием запредельно узкого круга лиц, он вызвал секретарей ЦК М. Горбачёва, В. Долгих и Н. Рыжкова и попросил впрямую заняться вопросом экономического развития СССР. Следовало «перейти к рыночным отношениям - дать свободу предприятиям, но с государственным управлением», - рассказывает в фильме Николай Иванович.
Только начали работать над этими трудными, но вполне реальными задачами, как вновь сменилась власть, и через 2,5 года после памятного Рыжкову совещания у Андропова, в стране уже на каждом углу зазвучало зовущее, но куда - непонятно, слово «перестройка».
Задачи перед обществом были поставлены невнятно, но громко. С ними, со своей долей, справилась только одна из «надстроек» - журналистика: выпустить на волю джинна гласности оказалось проще простого.
Задания же, связанные с экономическими преобразованиями, стоит оценить жёстче - как невыполнимые, потому что способы решения тех задач опирались лишь на сугубо теоретическое, неточное, поверхностное знание партийной верхушкой вверенного ей народа и его возможностей в создании частной экономики.
Реальным знанием жизни могли похвастаться только райкомовские работники «на местах», которые доставали всё, - но только себе или ревизорам из Москвы. Кримплен в семидесятые, видеотехнику в восьмидесятые, хорошие книги и обувь во все времена… Однако современные партийные Сквозники-Дмухановские почему-то не считали своим долгом докладывать об ужасном положении на потребительском рынке по инстанциям.
В связи с перестройкой «инстанции» наконец зашевелились, да всё не в ту сторону. Так, за два года антиалкогольной кампании страна потеряла 60 млрд. рублей, или около 100 млрд. долларов по официальному курсу. Политико-экономические реформы стали вызывать у народа недоумение своей бездарностью.
Можно сказать, что именно так в нашем «пруду» мутилась вода перед принятием основополагающих законов и иных актов о «кооперации» - в этой абсолютно непрозрачной и непонятной большинству людей «водичке» отдельные хитроумные «рыболовы» вылавливали потом не мелких окуньков, а огромных жирных осетров стадами! 26 мая 1988 года свершилось: «кооператорам» разрешили всё, что не запрещено.
И понеслось… Рушилось всё. По мнению тройки лидеров - Горбачёва, Шеварднадзе, Александра Яковлева, в стране нельзя было планировать даже строительство жилья и детских садиков: не рыночно! Рыжков тогда задал Горбачёву вопрос: «Михаил Сергеевич, я вас не понимаю, куда вы ведёте страну? Вся структура государства была сделана под плановую экономику. У нас два банка, а при рыночной экономике нужны десятки банков…». Ответ в виде указа об освобождении от занимаемой должности от ничего не забывавшего Горбачёва Николай Иванович получил под старый Новый год, в начале 91-го, через неполные 20 дней после перенесённого обширного инфаркта. А в конце того же года вынудили уйти и самого Горбачёва.
Современные политологи склонны обвинять Н.И. Рыжкова в недостаточной компетентности и неумении настоять на своём. Но попробуйте хотя бы устоять на ногах, когда на вас несётся снежная лавина, сель или сходит ледник.
Обстановка тем временем в стране каждый день приносила новые неприятные сюрпризы. С прилавков сметалось буквально всё (достаточно вспомнить знаменитые «колбасные электрички» из Москвы). Профсоюзы на предприятиях и учреждениях работали как никогда активно, доставая для коллектива по совхозам то сметану, то мясо, то яйца. В конце концов, и в Москве дело дошло до того, что даже женские сатиновые халаты цвета заката «завтра будет ветер» в синий цветочек, сшитые кое-как, прооверложенные ещё неаккуратней, стали продавать по талонам.
Но это было уже в самом конце короткой эры перестройки. А в её разгар самыми страшными сюрпризами для всего Союза и его руководителей стали катастрофа на Чернобыльской АЭС в апреле 1986 года и катастрофическое землетрясение в Армении в декабре 1988 года. И именно Рыжкову во время чрезвычайных событий, когда ещё никакого МЧС не было, приходилось становиться, как сегодня сказали бы - кризисным менеджером. Это у него, по счастью, получалось.
Он, прежде всего, постарался представить себе масштабы катастрофы, стал советоваться с учёными. Но они и сами ничего подобного вообразить не могли - ведь поверьте (знаю не понаслышке, а как журналист, который не раз бывал в «чернобыльских местах» и со многими специалистами беседовал): не только в открытых, Боже упаси, но и в закрытых, с номерами на обложке, учебниках по ядерной физике такая катастрофа, как на Чернобыльской АЭС, не рассматривалась даже гипотетически!
Во второй половине мая 1986 года в Чернобыль отправилась группа учёных-физиков, первой задачей которых было… измерить, наконец, уровень радиации, получить пусть ужасные, но реальные цифры радиоактивного излучения, оценить действительные масштабы катастрофы. Прошёл почти месяц, а этого сделано не было. Почему? А измерить нечем было.
Согласно тому самому учебнику, по которому учились сотни советских атомщиков, подобной катастрофы не могло быть «по определению», тогда зачем же сеять панику самим наличием рассчитанных на «нехорошее» дозиметров?
Слабенькие приборы, имевшиеся у сотрудников Чернобыльской АЭС, после аварии попросту зашкаливало. Учёные привезли из Курчатовского института свои, мощные. Но как эти приборы доставить в разрушенный реактор? Там же в секунды можно было погибнуть. Один из тех учёных, профессор В.Ф. Шикалов, рассказывал мне как группа собирала по всему навсегда оставленному населением городу Припяти детские игрушки - машинки, лошадки, т.е. надёжные конструкции «со спинками» и на колёсиках. К этим спинкам учёные привязывали приборы и на жёстких тросах толкали игрушки в разрушенный реактор. От увиденных цифр у них зашкаливало в мозгу!
Во имя спасения хотя бы детей, когда оставались считанные часы на то, чтобы «простой» йод мог предохранить от радиоактивного, Н.И. Рыжковым было принято решение, - разорвать несколько не очень важных контрактов с какими-то зарубежными фирмами, и изыскать, таким образом, 150 миллионов долларов на закупку на них йодосодержащих препаратов и всего необходимого для населения. Об этом он говорит в фильме. И чуть ли не весь свинец в стране направили в украинский город Припять.
В первые же дни после катастрофы Николай Иванович летит в Чернобыль. Делегация из Москвы во главе с ним облетела второго мая разрушенный реактор и окрестности, и единственной их защитой от чудовищного излучения был свинцовый лист, положенный на пол кабины вертолёта. У самых первых летчиков, ещё не знавших о гигантских значениях радиоактивного поля, в котором они летали, и того не было.
Позже Рыжков ещё раз прилетал в Чернобыль и ездил по окружающим городам и сёлам, всегда самолично всё фиксируя, чтобы впоследствии решать проблемы.
Чуть более чем через полтора года после Чернобыля, в полдень декабрьского дня, Рыжкову сообщили о разрушительном землетрясении в Армении. Тогда в Спитаке погибли не менее 25 тысяч человек, не менее сотни тысяч остались калеками. Ни с каким полем битвы нельзя было сравнить увиденную премьер-министром необозримую панораму обломков бетона, перемешанных с кровавыми останками. В фильме «Последний премьер империи» рассказывается и о том, как на первых порах Рыжкову пришлось налаживать производство гробов, самого страшного дефицита в то время в республике.
В тот же день 7 декабря 1988 года Николай Иванович быстро собрался, в два часа ночи прибыл на место и пробыл в Армении два месяца. В фильме он говорит о том времени так: «Сами они бы не справились… Мы мобилизовали всю страну. Все республики там присутствовали и 64 страны мира. Мы наладили строительство жилья, все разломы изучили…».
Ещё до одного трагического разлома - развала Советского Союза - оставалось три года, вот почему у Рыжкова и получилась «мобилизация всей страны»…
Через какое-то время после первого шока, когда в Армении худо-бедно стала налаживаться жизнь, Николая Ивановича повезли в горное село. Там его встретила старая, почти слепая крестьянка. Она совсем близко подошла к нему:
- Сынок, это ты?
И сказала что-то горячо и сердечно на армянском языке. Ему перевели: «Это самое сильное наше армянское пожелание: «Сынок, чтоб все твои болезни перешли ко мне».
Рыжков - единственный неармянин, удостоенный звания «Национальный герой Армении».
И, видно, та старая армянка своё пожелание высказала с такой искренностью исстрадавшейся за народ души, что Николай Иванович и до сих пор, в свои 85 лет, полноценно работает, являясь членом Совета Федерации, представителем администрации Белгородской области в Совете Федерации Федерального Собрания РФ. Активно действующим представителем.
В ноябре 1993 года он опубликовал в «Правде» обращение «Построим храм в Прохоровке!». Тогда многие стремились уехать, куда глаза глядят от кошмарной, до сих пор не понятой московской осени-93 с её ни в какие рамки не укладывавшимся, прилюдным, на весь мир транслировавшимся в прямом эфире расстрелом парламента и одновременно - убийством и ранением сотен людей, которых новые русские политики презрительно назвали «зеваками».
Рыжков уехал не «куда-нибудь», а на Прохоровское поле, третье поле национальной боли и славы в России после Куликова и Бородинского ратных полей. Он осмотрел многие места, связанные с Курской битвой лета 1943 года, одной из главных в Великой Отечественной войне, о многом задумался и принял решение действовать - вместе с губернатором Белгородской области Е.С. Савченко, скульптором В.М. Клыковым, архитекторами Д.С. Соколовым и Р.И. Семерджиевым, множеством добровольных помощников и благодетелей. Он вновь мобилизовал страну, только другую, новую - Россию.
Итог: в Прохоровке стоит мемориал, дом престарелых, два дома-интерната для детей-сирот, храм, знаменитая клыковская Звонница. Всё было сделано умно, быстро, точно, красиво.
И вот с этим-то большим строительством связаны два случая, оптимистичный и не очень, мимо которых не смогли пройти создатели фильма «Последний премьер империи».
Случай первый, несколько пессимистичный. Патриарх Московский и всея Руси Алексий II спросил Рыжкова после освящения церкви в Прохоровке в 1995 году: «А во что обошлось строительство этого храма?» Николай Иванович ответил. «В восемь раз был дороже храм на Поклонной горе в Москве! - покачал головой его собеседник. - Я недавно и его освящение проводил».
Как человек, бывавший в обеих церквах, должна заметить, что прекрасный, но слишком дорогой московский храм ещё и меньше по объёму, чем прохоровский… Грустно.
И случай второй, с большей долей оптимизма. С самого начала строительства планировалось нанести на мраморные плиты в нововозведённом храме Святых Апостолов Петра и Павла фамилии 7 тысяч бойцов, павших в Прохоровском сражении Курской битвы. Но возник вопрос: а что, если павший - мусульманин или иудей? А храм-то - православный… Николай Иванович сказал тогда высокому собранию: «Если вы, иерархи, будете возражать против того, чтобы поместить на стенах нашего храма мусульманские и иудейские фамилии, я тогда первый скажу, чтобы вообще никаких надписей не было». Это был поступок! Кирилл, в те годы митрополит Смоленский и Калининградский, а за ним и другие священнослужители с мнением Рыжкова согласились.
…Прохладные белые стены со столбцами фамилий погибших делают храм в Прохоровке живым и тёплым. И очень светлым. Словно эти простые души, отдавшие себя Богу за Родину свою, повзводно летают сюда на побывку.
Татьяна Корсакова
специально для Столетия, 24 октября 2014
Николай Рыжков. Последний Премьер Империи, 2014
Click to view