СОБРАНИЕ В ДУРДОМЕ (рассказ очевидца)
- Товагищи, пегед нами стоит агхиважнейшая задача!
Лысыватый председательствующий торжественным взором обвел разношерстный зал, который, как и в прошлый раз, был четко поделен широким проходом на два лагеря. По правую руку Председателя сидели Спокойные Дураки, по левую - Буйные. Обе половины безмолвно вперили свои взгляды в него и исступленно слушали.
- Сегодня мы должны ответить на вызов вгемени и задать соответствующий мейсгим нашим бгатьям - тгутящимся всех сган. Мы пгосто обязаны дать ответ на вопгос: что есть демокгатия: цель или инстгумент?
Раздались жидкие аплодисменты. Дураки еще не совсем поняли для чего их всех собрали в этом зале, но некоторые на всякий лучай захлопали в ладоши. Это приободрило Председателя и он продолжил:
- Начинаем пгения. Слово пгедоставляется товагищу Калинину из 8 палаты.
С первого ряда поднялся старичок и, мелко тряся головой с нарисованными очками на лице, шаркающей походкой подошел к трибуне:
- Многоуважаемая публика, - начал он дрожащим от волнения голосом, - многоуважаемый товарищ Председатель, говоря от всего чистого сердца, по моему субъективному мнению в котором я не претендую на истину в последней инстанции, и понимая все многообразие таких же субъективных мнений, которые имеют право быть, и не имея ни малейшего желания никого обидеть своей позицией, отличной от другой позиции на данный, как правильно сказал наш уважаемый Председатель, архиважнейший вопрос, и учитывая все аргументы, не исключая даже права их толкования с разных точек зрения по-разному, понимая стремление каждого выступающего к объективности, я с полной ответственностью хочу заявить, что нахрен напрочь забыл что хотел сказать.
Зал взорвался овациями, с задних рядов раздались восторженные крики и свист. Никто из Дураков ничего не понял, но всем речь очень понравилась. Старичок вытер ладонью набежавшую слезу и шаркающей походкой вернулся к своему месту.
Председатель постучал пустой пачкой галоперидола по крышке стола:
- Товагищи, товагищи, спокойно, товагищи. У нас следующий выступающий. Пгошу вас, товагищ Юнг.
С заднего ряда степенно встал хмурый человек лет 60-ти и так же степенно пошел к трибуне. Дураки с уважением провожали его взглядами. Тот дошел до трибуны, молча снял воображаемые очки и так же молча стал протирать их линзы воображаемым платочком. Делал он это со всей тщательностью и долго. Все это время Дураки восхищенно наблюдали за ним. Наконец, он напялил очки и громко кашлянув, начал:
- Видите ли, друзья... мда... я со своим коллегой из 13-ой палаты господином Фрейдом на этот вопрос смотрю немного, так сказать, дуально, ибо только так можно проявить любую вещь. Но... я попрошу вашего особого внимания, господа...
Дураки напряглись, чувствуя свою исключительную важность после слова "господа".
- Дуальность бытия проявляется не только при взгляде двух противоположностей, дуальность бытия, господа, заключена в самой сути человека, ибо интровертность и экстравертность есть суть проявления каждого из нас, заключенная в нашем внутреннем мире, господа...
Сказать, что Дураки охренели от этих слов, значит ничего не сказать, временное онемение, вызванное таким открытием, нахлобучило всех, а Юнг продолжал безжалостно дубасить:
- Дуальность, господа, мы транслируем на окружающие нас вещи и они становятся дуальными в силу нашей внутренней двойственной природы, поэтому, господа, - Юнг повысил свой голос и гремел уже на весь зал, - однозначного ответа на вопрос есть ли демократия инструмент или цель - нет. Все зависит от нашей трансляции!
Зал завыл в исступлении. Передние ряды плакали, задние кричали "Ура" и бросали в воздух воображаемые чепчики. Юнг снял с головы воображаемую шляпу, поклонился залу и показал язык Фрейду из 13-ой палаты, тот в ответ свернул ему фигу.
Председатель еще долго не мог успокоить зал.
- Товагищ Юнг, товагищ Юнг, - старался он перекричать зал, - я лишаю вас слова, вы, батюшка, пгаститутка - и вашим, и нашим, никакой конгетики, а жизнь она конгетику любит, вы пгосто г.вно, батюшка.
Фрейд из 13 палаты, услышав сквозь гомон слова Председателя, яростно захлопал в ладоши, а Юнг, ни на кого не обращая внимания, степенно возвращался на свое место. Зал постепенно угомонился. Председатель выдержал паузу и объявил следующего спикера:
- Слово пгедоставляется заслуженному изобгедателю из 12... нет, из 13 палаты, товагищу... товагищу... забыл... фамилия такая сложная и негусская, какая-то евгейская... а вот вспомнил, товагищу Попову. Пожалуйста товагищ... как вас там, чегт подеги... товагищ Попов.
Интеллегентного вида мужчина подошел к кафедре:
- Вот тут мой предшественник говорил о трансляции. Я правильно понимаю?
Зал дружно и одобрительно загудел.
- Ну тогда у меня два вопросы: что транслировать и куда. Пока не ответим на них, о демократии придется забыть. Ведь очень важно учитывать, что передающая сторона формирует транслируемый сигнал на который накладывается информация, в результате чего происходит модуляция, которая и передаётся в пространство в виде радиоволновых колебаний. Вы понимаете это? А то вот некоторые делают вид что понимают... Вон Маркони из 3 палаты или Тесла из 7... хотя Тесла может быть еще и того. Но как? Как же ежели не инструмент? Но с другой стороны, ежели и трансляция, то а где цель? Где приемник?
На лицах слушающих отразился этот мучительный вопрос. Буйные волком смотрели на Спокойных. Послышались злые голоса:
- Это вы, падлы, приемник стебнули?
- Вернуть бы надо, демократия в опасности.
Но те сидели и по-прежнему безмолвствовали.
- Товагищ... эээ... как вас там, чегт подеги... ах да, Попов, попгошу вас без пговокационных вопгосов. Ваше выступление закончено. А сейчас, товагищи, свое слово скажет ооочень автогитетный человек, котогый пговел уйму опытов и знает толк в нашем вопгосе. Пгошу вас товагищ Альбегт.
Слова Председателя об опытах произвела на присутствующих глубокое впечатление и они стали вскакивать со своих мест, чтобы рассмотреть невысокого человека с огромной и растрепанной копной волос, проворно взбирающегося на сцену.
- Друзья, - усатое лицо растрепанного человечка расплылось в улыбке, что сразу же расположило к нему слушателей, - мы все здесь спорим и стараемся рассмотреть предмет этого спора даже не беря во внимание системы координат в которых мы находимся, да-да, друзья.
- Да ну нафиг, - изумилась толпа Дураков.
- Гляньте все в окно со своих мест, - весело и быстро проговорил Альберт.
Толпа дружно повернула свои головы в сторону зарешетчатых окон.
- Что вы там видите, друзья мои?
Перед Дураками развернулась живописная картина: блеклая крыша соседнего здания с лужами от таящего снега под весенним солнцем, в центре которой облезлый кот, повинуясь весеннему зову своих похотливых гормонов, трудился в поте своей бесстыжей морды, осеменяя явно домашнюю кошечку.
- А что мы видим, друзья мои, с этой сцены?
- Что? - в страхе выдохнула толпа.
У Председателя от натуги казалось вытянулась шея как у жирафа.
- А видим мы, друзья мои, кота с кошечкой. Но это не те кот с кошечкой, которые видите вы, это другие, хотя мы смотрим на одних и тех же кота и кошечку. Но для нас они дру-ги-е.
Раздался глухой звук падающего тела, кто-то грохнулся в обморок. Не обращая внимания на жертву, принесенную на алтарь науки, Альберт, весело подтанцовывая, тараторил:
- Друзья мои, мы находимся в разных инерционных системах, и если вы видите "до", то мы уже видим "после", эта разница, конечно, незаметна в нашей повседневной жизни, но она есть, и поэтому эти "до" и "после" определяют разность ощущения реальности и значит, глядя на одно и тоже мы видим разное, так как мы находимся в разной реальности, вы, к примеру, в прошлом, а мы в настоящем или наоборот, смотря какую инерционную систему взять за отправную. Но все же, мы существуем, можно сказать, параллельно, пренебрегая той погрешностью между "до" и "после". Поэтому, - наконец-то, стал подводить итог Альберт, - цель и инструмент являются одной и той же сутью, которая зависит от места положения наблюдателя.
Он что-то хотел сказать еще, но истошный вопль прервал его вдохновенную речь.
- Выпустите меня отсюда, - орал кто-то из толпы Спокойных, - я не хочу здесь находиться, мне плохо. Я все подпишу, я отдаю свой бизнес, свою недвижимость, только выпустите меня отсюда. Это же идиотизм какой-то.
По толпе побежал ропот:
- Кто-то спятил.
- Кто это там умом тронулся?
- Вот, даже среди нас идиоты встречаются.
Председатель поднял руку успокаивая толпу:
- Спокойно, спокойно, товагищи, пгосто у кого-то сдают негвишки. Выведите его отсюда и вкатите шесть кубиков галопегидончика, пусть опомнится и вегнется в ногмальное состояние.
Активно сопротивляющегося и орущего мужика выволокли из зала заседаний.
- А теперь, товагищи, - продолжил Председатель, - мы послушаем товагища Ивана Васильевича четвегтого... извините, из четвегтой палаты.
К трибуне стремительно решительным шагом шел высокий мужчина средних лет хмурой наружности и острой бороденкой на лице, за ним шли двое внушительных размеров, явно готовых на все ради своего босса. Он взобрался на трибуну, и обвел зал грозным взглядом, от которого присутствующие вжались в прибитые к полу стулья.
- Демократия говорите, - начал ласковым голоском Иван Васильевич, и вдруг рявкнул во все горло: - вот вам, а не демократия.
Иван Васильевич сложил три пальца во внушительный волосатый кукиш и показал его залу. Потом, повернувшись к Председателю, ткнул ему под самый нос. Тот осторожно понюхал предложенную ему пальцевую конфигурацию и на всякий случай отодвинулся.
- Хотите сгубить матушку Россию? Сволочи. Не выйдет! Сгною! - орал Иван Васильевич. Его взгляд упал на какого-то Дурака с испуганными на выкате глазами и зафиксировался на нем. Несчастный под этим взглядом, чувствуя что-то недоброе, съежился и стал растерянно смотреть по сторонам, ища поддержки.
Взгляд Ивана Васильевича потеплел и, обращаясь к Дураку, он неожиданно ласково пропел:
- Сыночек, подь ко мне.
"Сыночек" вскочил как ужаленый и ломанулся сквозь толпу к выходу.
- Держи его, - заорал пациент 4 палаты и вместе со своими опричниками ринулся за ним вдогонку.
Председатель вытер неожиданно обильно выступившй пот со своей лысины и облегченно выдохнув, констатировал:
- Мы услышали товагища Ивана Васильевича, его мнение будет зафиксиговано в пготоколе.
Председатель обратил внимание на небольшую кучку пациентов у заднего ряда. У всех на голове были газетные треуголки какие по-быстрому делают маляры, чтобы не замарать свои волосы. А один из "маляров" держал в руках красный барабан, на который остальные глядели с плохо скрываемой завистью. Он стащил этот барабан из затхлой кладовки, на которой висела ветхая табличка "Пионерская", и в которую, судя по всему, не заглядывали лет 30, и таскал его с собой повсюду. Положив барабан у своих ног и поставив на него ногу, "маляр" вытащил откуда-то кусок газеты, свернул ее трубочкой и подставив один конец к глазу стал смотреть через нее на Преседателя.
- Товагищи Наполеоны, товагищи Наполеоны, - обратился к этой кучке Председатель, - подходите ближе, может из вас кто желает высказаться по обсуждаемому вопгосу?
Те в ответ никак не реагировали, а Наполеон с барабаном продолжал смотреть на сцену через свою трубу.
- Разрешите? - раздался сбоку тихий и спокойный голос.
Председатель повернул голову. Возле кафедры стояли двое.
- Вы кто будете, товагищи, вы из какой палаты ходоки?
- Мы не из палаты, мы не из вашего мира, не из мирян. Я - Иисус.
Председатель поморщил лоб:
- Иисус... Иисус... что-то знакомое. А батюшку вашего как?
- Иосиф.
- Так. А это кто гядом с вами?
- Это мой последователь - Виссарион.
У Председателя хищно сузились глаза:
- Иосиф, Виссагион говогите? Что-то мне это не очень нгавится. И как-то пахнет от вас не так, тгавой какой-то. Что вы тут делаете?
- Да это наркоманы, - раздалось из первых рядов.
Председатель тут же подбоченился:
- Ах, вот оно что. Нет, товагищи? Ваш опиум для нагода не нужен. Папгашу вас покинуть заседание.
Иосиф с Виссарионом тихо растворились в воздухе и о них тут же забыли.
Председатель неожиданно проворно запрыгнул на кафедру, и, вытянув руку с открытой ладонью, обратился к собравшимся:
- Товагищи! Ответы на вопгосы, о котогых мы так долго говогили, получены! На днях я закончил габоту над этой пгоблемкой. Наконец-то с наступлением весны, котогую мы так долго ждем, это пгоизошло. И я гешил вас ознакомить со своими апгельскими тезисами. Демокгатия, товагищи, тгебует глубокого осмысления, я бы сказал - глубинного, без какой-либо левизны, пгавизны и центгизны. Это осмысление должно быть коллективным. Но, товагищи, пгежде чем объединиться, мы должны гешительно газмежеваться. Мы должны, товагищи...
Влетевший из зала в голову Председателя обломок спинки стула неожиданно прервал его пламенный спич. Председатель, картинно раскинув руки, с грохотом рухнул на пол у кафедры.
Наполеон с барабаном, оторвав свою трубу от глаза, махнул рукой и глухо скомандовал:
- Гвардия, вперед!
Спокойные Дураки молча ринулись через проход на Буйных. Началась свалка. Дураки, верные заповедям своего Председателя, начали активное размежевание. Дрались все. Правые с левыми, интроверты с экстравертами, передатчики с приемниками, демократы с монархистами, обитатели одних инерционных систем с обитателями других, те, кто за кота с теми, кто за кошечку, Наполеоны за барабан, Иисус с Виссарионом за дозу. Вокруг тела Председателя образовалась кучка, которая тут же разделилась на два лагеря - тех, кто предлагал вынести тело и тех, кто требовал его оставить на месте. Оба лагеря схватили Председателя и потянули его в разные стороны, отчего он пришел в себя и удивленно спросил совсем не картавя:
- Товарищи, а что тут собсноговоря, происходит?
От неожиданности Дураки уронили тело, которое, с грохотом падающего броневика, снова встретилось с бетонным покрытием пола. Сознание Председателя по неведомой траектории опять ринулось в темные глубины небытия.
Неожиданно откуда-то появились амбалы в белых халатах и со всей активностью принялись всех объединять, причем не разбираясь и никого ни о чем не спрашивая. Юнг с Фрейдом, накрепко связанные друг с другом, лежали возле Попова с Теслой, Иван Васильевич со своим "сынком", который находился в полуобморочном состоянии, Наполеоны замысловатым способом были закатаны в единый клубок с красным пионерским барабаном в центре, Альберт был в сознании, ему повезло - его шевелюра смягчила удар дубинкой, он широко улыбался и крепко держал в руках откуда-то взявшихся кота с кошечкой. Только Иисуса с Виссарионом никак не удавалось поймать, они то исчезали, то появлялись в разных местах зала, пуская колечками клубы дыма в потолок и дико хохотали.
В этой неразберихе невозмутимым оставался только один человек. Его никто не видел. Через неприметное, покрытое толстым слоем пыли, окошко под потолком за всем происходящим наблюдал Главный Врач. Рядом стоял Помощник и тщательно все протоколировал. Главный Врач вынул изо рта свою любимую трубку, и повернувшись, мягкой кошачей походкой пошел к себе в кабинет.
- Жаль, эксперимент провалился, - грустно вдогонку ему сказал Помощник.
- Пачему ви так думаэтэ? - спокойно и с явным грузинским акцентом спросил его Главврач, шевеля своими пышными усами.
- Ну так... вот... это ж, - беспомощно махнул тот рукой в сторону зала заседаний.
- Правальных икспэрэмэнтов нэ бивает, таварисч Жюгав, бивают нэ виученые уроки... пригласитэ мнэ в кабинэт Началныка Камысии Вэдомства Дурдома.
Главный Врач шел в кабинет и думал. Ему было о чем поразмышлять. Дел было много, порядка по-прежнему никакого. Но, черт возьми, здесь ему было всегда интересно и не скучно.