Разум и чувства
Голова у меня маленькая или мысли большие? Не знаю, но в сложные и неясные моменты жизни я понимаю, что совершенно не способна видеть всю картину целиком, просто потому что она вся целиком у меня в мозгу не умещается. Я начинаю думать мысль с одного конца, и пока дохожу до другого, я уже не помню, что я там надумала вначале и мне вся картина ничуть не становится яснее, а даже наоборот, туманнее. То, что я надумала, путается у меня с фактами, с чувствами, и я совершенно не понимаю, что было на самом деле, а что я просто себе вообразила. Мне так нужно оставить часть этих своих мыслей где-то в надёжном месте, что бы на освободившемся спокойно обдумать то, что осталось. Потом аккуратно сложить обдуманное в архив и приняться за следующий кусок. Но как это сделать? Ведь мысль, она не вещь, мысль, она живая, и если я отделю её от своего тела, то думать её потом станет невозможно: она умрёт. Такое происходит если, например, записать её в дневник. Не знаю, как это работает и почему: сколько раз я пыталась следовать советам всяких психологов и прочих личностей, обещающих навести порядок у вас в мозгу, но ведение списков, записывание мыслей в две колонки: плюсы и минусы ситуации, и прочее тому подобное превращается, по моим ощущениям, в какой-то сплошной обман, мысль умирает тут же, как только я начинаю её записывать. Мне нужно ухо. Хотя бы пусть воображаемое, но живое человеческое ухо. Это, конечно, не то самое место, куда я мечтаю переложить часть мыслей, но, по крайней мере, некий промежуточный пункт, как при игре в «Червы», который даёт мне хотя бы некоторую возможность что-то обдумать с разных сторон. Хорошо, что сейчас мои друзья знают об этой моей особенности, терпеливо слушают и не дают советов. Да, со стороны кажется, будто я именно совета и спрашиваю, по крайней мере стиль моего изложения провоцирует к тому, но это не так. Я хорошо помню, как трудно мне было с этим в детстве, когда я рассказывала взрослым о каких-то своих маленьких детских проблемах: они тут же начинали мне советовать, что делать. Ну как же, они большие и взрослые, а я маленькая и ничего ещё не понимаю, поэтому их долг разъяснить мне ситуацию, иначе, зачем я тогда ещё пришла к ним со своими проблемами? И вот тут начиналась бесконечная игра в «да, но…». Мама первая теряла терпение, начинала кричать, что со мной невозможно разговаривать, что я нытик и пессимист и етсетера. Но я-то понимала, что у этой проблемы, с которой я пришла, на самом деле нет решения потому, что это, в общем-то, и не проблема, а просто вот такая сложная жизнь и нужно-то было всего обнять меня и сказать: «Ах, бедный ты мой Суслик, действительно, это так обидно».
И вот я выросла, жизнь усложнилась в разы и, к сожалению, «ах, бедный ты мой Суслик…» хоть всё так же необходимо, но помогает лишь на время. И вот я по кругу и по кругу одно и то же вкладываю в уши своим терпеливым друзьям просто потому, что хоть я и перевернула ситуацию уже сто тысяч раз с боку на бок, у неё осталось ещё сто тысяч граней. И они, бедняги, уже не могут больше пить со мной и только участливо говорят: «Это надо претерпеть, это всё пройдёт». Вот думаю, надо уже набить себе эту надпись «Всё пройдёт. И это тоже пройдёт».
Мама на моей свадьбе говорила о том, почему люди вообще женятся: потому, что им нужен свидетель их жизни. Таким образом один подтверждает существование другого: тем, что он знает, в каком ты платье ушла на работу, с сахаром ты пьёшь чай или без, представляет себе, как твоим голосом звучит та или иная фраза, написанная в аське, всё это добавляет в жизнь тяжести, такой хорошей тяжести, весомости, если так лучше звучит. Я живу пока кто-то этому свидетель, недаром безвестно отсутствующие приравниваются к мёртвым.
Эмоции, которыми не с кем поделиться, пузырятся, заполняют собой всё внутреннее пространство и не дают проникнуть внутрь уже ничему новому, они как пена и, только будучи высказанными, концентрируются, теряют в объёме, зато приобретают плотность и насыщенный вкус.
Кундера написал, что «мы пишем книги, потому что наши дети не интересуются нами. Мы обращается к анонимному миру, потому что наша жена затыкает уши, когда мы разговариваем с ней». Да, именно поэтому я писала когда-то длинные письма тем мужчинам, которые, я знала, никогда на них не ответят, поэтому пишу в социальных сетях о том, как мне понравился фильм «Великий Гетсби» (хоть я и очень настороженно отношусь к экранизации книг, потому что сколько раз разочаровывалась в них); о том, как меня распирало от гордости, что я сама, без будильника встала в 6 часов утра, и как грустно мне было вчера в годовщину своей свадьбы. Накануне я шла по полю за 600 километров от дома в том приподнятом настроении на 20 сантиметров от земли, в каком сейчас не часто бываю, и вдруг мой взгляд упёрся в синий в полосочку свитер за задним стеклом нашего автомобиля. Таких автомобилей по стране - просто тысячи, забавно, что первое, что я заметила и по чему я опознала машину: это не номер, а именно этот свитер. Он мне напомнил правильную мысль, что невозможно ни от чего никуда убежать, потому что куда бы ты не шёл, ты везде берёшь с собой себя, свой собственный синий свитер.
И вот я выросла, жизнь усложнилась в разы и, к сожалению, «ах, бедный ты мой Суслик…» хоть всё так же необходимо, но помогает лишь на время. И вот я по кругу и по кругу одно и то же вкладываю в уши своим терпеливым друзьям просто потому, что хоть я и перевернула ситуацию уже сто тысяч раз с боку на бок, у неё осталось ещё сто тысяч граней. И они, бедняги, уже не могут больше пить со мной и только участливо говорят: «Это надо претерпеть, это всё пройдёт». Вот думаю, надо уже набить себе эту надпись «Всё пройдёт. И это тоже пройдёт».
Мама на моей свадьбе говорила о том, почему люди вообще женятся: потому, что им нужен свидетель их жизни. Таким образом один подтверждает существование другого: тем, что он знает, в каком ты платье ушла на работу, с сахаром ты пьёшь чай или без, представляет себе, как твоим голосом звучит та или иная фраза, написанная в аське, всё это добавляет в жизнь тяжести, такой хорошей тяжести, весомости, если так лучше звучит. Я живу пока кто-то этому свидетель, недаром безвестно отсутствующие приравниваются к мёртвым.
Эмоции, которыми не с кем поделиться, пузырятся, заполняют собой всё внутреннее пространство и не дают проникнуть внутрь уже ничему новому, они как пена и, только будучи высказанными, концентрируются, теряют в объёме, зато приобретают плотность и насыщенный вкус.
Кундера написал, что «мы пишем книги, потому что наши дети не интересуются нами. Мы обращается к анонимному миру, потому что наша жена затыкает уши, когда мы разговариваем с ней». Да, именно поэтому я писала когда-то длинные письма тем мужчинам, которые, я знала, никогда на них не ответят, поэтому пишу в социальных сетях о том, как мне понравился фильм «Великий Гетсби» (хоть я и очень настороженно отношусь к экранизации книг, потому что сколько раз разочаровывалась в них); о том, как меня распирало от гордости, что я сама, без будильника встала в 6 часов утра, и как грустно мне было вчера в годовщину своей свадьбы. Накануне я шла по полю за 600 километров от дома в том приподнятом настроении на 20 сантиметров от земли, в каком сейчас не часто бываю, и вдруг мой взгляд упёрся в синий в полосочку свитер за задним стеклом нашего автомобиля. Таких автомобилей по стране - просто тысячи, забавно, что первое, что я заметила и по чему я опознала машину: это не номер, а именно этот свитер. Он мне напомнил правильную мысль, что невозможно ни от чего никуда убежать, потому что куда бы ты не шёл, ты везде берёшь с собой себя, свой собственный синий свитер.