Свет во тьме
С наступлением темноты смотреть в окно страшно. Окна не во двор, а сразу за домом начинается черная пустота, простершаяся почти до горизонта, и только где-то далеко-далеко слабо мерцают немногочисленные огоньки.
Но это ночью, а днем из окон нашей квартиры на седьмом этаже открывается прекрасный вид. На дамбу, поле и реку. Точнее, речку, как мы ее называли. Мы с папой ходили гулять «на речку» и «за дамбу». Несмотря на то, что маленькой Уфимка мне тогда вовсе не казалась. Особенно пугали волны после катеров и моторных лодок. Хоть папа и говорил, что на море волны больше. В детстве все казалось огромным. И корова, одна из тех, что паслись за дамбой летом, к которой мы с папой однажды подошли совсем близко. И тополь с висевшей на нем тарзанкой, кататься на которой мама водила детей из летнего школьного лагеря. Весной река разливалась до самой дамбы, и лодки проплывали едва ли не под нашими окнами.
Почему-то я помню этот пейзаж только летним и весенним, но совершенно не помню зимним. Наверное, потому, что зимой почти всегда темно. И по той же причине темно почти во всех моих ранних, но достаточно отчетливых зимних воспоминаниях.
Школа, в которой работала мама, прямо около дома. Идти недалеко, но в темное время суток страшно, потому что надо через арку выйти за дом. Можно, конечно, пройти через школьный двор, где горят фонари, но через арку быстрее. Мама часто брала меня с собой на работу, мне это нравилось больше, чем ходить в садик, хотя садик тоже рядом, во дворе.
Обычно, пока мама вела урок, я спала на последней парте, но, бывало, и пела вместе со всеми.
«На горбатом Аю-Даге в вышине,
В абсолютно абсолютной тишине…» - пела мама, и дети с ней. Я еще не знала, что такое Аю-Даг, да и вообще, значение многих слов было мне совершенно не понятно. Потом, конечно, через год или два, были и море, и Аю-Даг, а тогда мир для меня ограничивался местом, где мы жили. Спальным районом Уфы, совсем еще новым и небольшим в то время. Меня перевезли туда в несознательном возрасте, поэтому мне всю жизнь казалось, что я была там всегда. Конечно, иногда мы оттуда выезжали. Например, на проспект к бабушке с дедушкой, и это была еще одна, совсем другая часть мира. А может быть, и вовсе другой мир.
А еще мама на уроках пела песню про медведя, который наступил лисе на хвост, и решил, что зимой надо спать. Случилось это «раз морозною зимой», что для меня сливалось в какую-то «разморозную зиму». И почему-то запомнилось, как однажды в темноте мы шли с мамой в школу на ёлку для детей сотрудников. Значит, был декабрь, и елку устроили вечером.
Меня постоянно таскали на какие-то ёлки: в школу, в садик, хотя мне это совершенно не нравилось. Я очень боялась Деда Мороза. Даже если точно знала, что это переодетый дядя Володя - учитель труда и муж маминой напарницы тети Оли. Самым страшным кошмаром была игра «Заморожу».
А однажды Дед Мороз со Снегурочкой пришли к нам домой. Снегурочка была в розовом халате, не настолько длинном, чтобы скрыть надетые под него кроссовки и джинсы. Для меня это стало серьезным испытанием, но я выдержала: рассказала стишок и даже не расплакалась. В подарке, принесенным Дедом Морозом, обнаружились конфеты, которые нанайка - бабушка со стороны мамы - привезла из Узбекистана. У нас таких не продавали. Я отметила этот факт, но не предала значения: мало ли, может, Дед Мороз тоже ездил в Узбекистан.
Еще одно новогоднее воспоминание: у нас гости, я уже почти сплю на диване и сквозь сон вижу, как взрослые танцуют в неярком свете новогодней гирлянды. Потом папа с мамой внезапно сами собрались в гости к кому-то, а сонную меня упаковали в огромную шубу, погрузили на санки и повезли по улицам нашего района.
Позже, конечно, все изменилось. Дамба переместилась почти к самой реке, тополь срубили, а из огромной трубы потек песок. Папа говорил: «Песок намывают».
А у нас под окнами вбивали сваи - гулкий звук целыми днями разносился по окрестностям, после чего на песке возникали рисунки, похожие на лабиринт. Затем один за другим выросли дома. Сначала дальше, потом все ближе, и вот уже дома, построенные первыми, стало почти не видно из-за новых. Но все-таки нам довольно долго, вплоть до десятых годов, оставалось немного красивого пейзажа. Пока прямо около дамбы не возвели две высотки, окончательно закрыв вид на реку.
А тогда, те, первые новые дома раскрасили в яркие цвета и начали постепенно заселять - все больше окон зажигалось по вечерам теплым светом.
Смотреть в окно после наступления темноты больше не было страшно.
Но это ночью, а днем из окон нашей квартиры на седьмом этаже открывается прекрасный вид. На дамбу, поле и реку. Точнее, речку, как мы ее называли. Мы с папой ходили гулять «на речку» и «за дамбу». Несмотря на то, что маленькой Уфимка мне тогда вовсе не казалась. Особенно пугали волны после катеров и моторных лодок. Хоть папа и говорил, что на море волны больше. В детстве все казалось огромным. И корова, одна из тех, что паслись за дамбой летом, к которой мы с папой однажды подошли совсем близко. И тополь с висевшей на нем тарзанкой, кататься на которой мама водила детей из летнего школьного лагеря. Весной река разливалась до самой дамбы, и лодки проплывали едва ли не под нашими окнами.
Почему-то я помню этот пейзаж только летним и весенним, но совершенно не помню зимним. Наверное, потому, что зимой почти всегда темно. И по той же причине темно почти во всех моих ранних, но достаточно отчетливых зимних воспоминаниях.
Школа, в которой работала мама, прямо около дома. Идти недалеко, но в темное время суток страшно, потому что надо через арку выйти за дом. Можно, конечно, пройти через школьный двор, где горят фонари, но через арку быстрее. Мама часто брала меня с собой на работу, мне это нравилось больше, чем ходить в садик, хотя садик тоже рядом, во дворе.
Обычно, пока мама вела урок, я спала на последней парте, но, бывало, и пела вместе со всеми.
«На горбатом Аю-Даге в вышине,
В абсолютно абсолютной тишине…» - пела мама, и дети с ней. Я еще не знала, что такое Аю-Даг, да и вообще, значение многих слов было мне совершенно не понятно. Потом, конечно, через год или два, были и море, и Аю-Даг, а тогда мир для меня ограничивался местом, где мы жили. Спальным районом Уфы, совсем еще новым и небольшим в то время. Меня перевезли туда в несознательном возрасте, поэтому мне всю жизнь казалось, что я была там всегда. Конечно, иногда мы оттуда выезжали. Например, на проспект к бабушке с дедушкой, и это была еще одна, совсем другая часть мира. А может быть, и вовсе другой мир.
А еще мама на уроках пела песню про медведя, который наступил лисе на хвост, и решил, что зимой надо спать. Случилось это «раз морозною зимой», что для меня сливалось в какую-то «разморозную зиму». И почему-то запомнилось, как однажды в темноте мы шли с мамой в школу на ёлку для детей сотрудников. Значит, был декабрь, и елку устроили вечером.
Меня постоянно таскали на какие-то ёлки: в школу, в садик, хотя мне это совершенно не нравилось. Я очень боялась Деда Мороза. Даже если точно знала, что это переодетый дядя Володя - учитель труда и муж маминой напарницы тети Оли. Самым страшным кошмаром была игра «Заморожу».
А однажды Дед Мороз со Снегурочкой пришли к нам домой. Снегурочка была в розовом халате, не настолько длинном, чтобы скрыть надетые под него кроссовки и джинсы. Для меня это стало серьезным испытанием, но я выдержала: рассказала стишок и даже не расплакалась. В подарке, принесенным Дедом Морозом, обнаружились конфеты, которые нанайка - бабушка со стороны мамы - привезла из Узбекистана. У нас таких не продавали. Я отметила этот факт, но не предала значения: мало ли, может, Дед Мороз тоже ездил в Узбекистан.
Еще одно новогоднее воспоминание: у нас гости, я уже почти сплю на диване и сквозь сон вижу, как взрослые танцуют в неярком свете новогодней гирлянды. Потом папа с мамой внезапно сами собрались в гости к кому-то, а сонную меня упаковали в огромную шубу, погрузили на санки и повезли по улицам нашего района.
Позже, конечно, все изменилось. Дамба переместилась почти к самой реке, тополь срубили, а из огромной трубы потек песок. Папа говорил: «Песок намывают».
А у нас под окнами вбивали сваи - гулкий звук целыми днями разносился по окрестностям, после чего на песке возникали рисунки, похожие на лабиринт. Затем один за другим выросли дома. Сначала дальше, потом все ближе, и вот уже дома, построенные первыми, стало почти не видно из-за новых. Но все-таки нам довольно долго, вплоть до десятых годов, оставалось немного красивого пейзажа. Пока прямо около дамбы не возвели две высотки, окончательно закрыв вид на реку.
А тогда, те, первые новые дома раскрасили в яркие цвета и начали постепенно заселять - все больше окон зажигалось по вечерам теплым светом.
Смотреть в окно после наступления темноты больше не было страшно.