Али Игнатьев - "Сословия и касты в мусульманском мире" (окончание)
Что касается владений Блистательной Порты, то здесь в плане сословно-иерархического устройства имелись свои особенности. Крайне интересный феномен представляет собой сословие мамлюков в Египте, с 1517 года находившегося в составе Османского государства. Мамлюками стали называться воины конной гвардии, созданной последними султанами из династии Айюбидов (1171-1250). Она формировалась из молодых рабов, которых доставляли в Египет, обращали в Ислам и готовили к военной службе [Живая история Востока, 1998: 250]. В основном мамлюками становились выходцы их христианских семей Северного Кавказа и Закавказья. Были мамлюки и из европейцев.
Первоначально дети мамлюков не могли наследовать прав и привилегий своих отцов, и мамлюки воспроизводились только за счет вывоза новых рабов. Однако в 1250 году мамлюки, свергнув последнего султана из династии Айюбидов, пришли к власти и создали свое собственное государство, в котором стали правящим сословием. Независимым мамлюкским государством управляли две династии: Бахри, или тюркская (1250-1390) и Бурджи, или черкесская (1390-1517) [История Востока, 1995: 518].
После османского завоевания мамлюки сохранили во многом свое значение, создав параллельную османской систему власти, противостоящую наместникам султана и размещенным в Египте янычарам. С европейской точки зрения мамлюки были настоящими рыцарями, они отличались изысканностью манер, отличным художественным вкусом и образованностью, среди видных мамлюков было немало меценатов. Сами простые жители Египта воспринимали мамлюков не как инородцев, а как аристократию страны, как хранителей исконно египетских традиций знатности и благородства [История Востока, 1999: 415]. Отвага и доблесть мамлюков вызывали восхищение тех, кто с ними сталкивался. Даже Наполеон признал, что «два мамлюка, безусловно, превосходили трех французов, 100 мамлюков были равноценны 100 французам» и лишь крупные соединения регулярной французской армии могли нанести поражение мамлюкским рыцарям [История Востока, 1999: 411].
Без сомнения, весьма интересной является социальная иерархия, установившаяся на родине исламской цивилизации - в Аравии, которая хоть формально и подчинялась османскому султану, но на деле жила своей самостоятельной жизнью. В XVIII веке уже фиксируется существование на территории Аравии самой настоящей кастовой системы, связанной с наследственным профессиональным занятием. Самыми благородными считались бедуины, занимавшиеся разведением верблюдов. Помимо этого, они жили набегами, караванным извозом и торговлей. Претензии на свое высокое положение бедуины-верблюдоводы обосновывали своими родословными и могли назвать имена своих предков во многих поколениях. На более низкой ступени, чем верблюдоводы, стояли овцеводы, а еще ниже земледельцы, и даже беднейший бедуин редко соглашался выдать замуж свою дочь за богатого феллаха. Ремесленники были еще более презираемыми, чем земледельцы, потому что занятие ремеслом, особенно ткачеством, считалось самым последним делом для араба, и даже само слово «ремесленник» было ругательством. Наконец, на самом дне общества находились «абды» - рабы и вольноотпущенники. «Отбросами общества» являлись и так называемые «низшие» племена, представителям которых приписывались всевозможные пороки, и общение с которыми было ограничено [Васильев, 1999: 57-59]. Как сообщается в «Хидое»: «Племя бану-бахиля не равно ни одному из арабских племен, потому что оно известно своею порочностью по всей Аравии. Ни одно из упомянутых выше племен не считает его ровнею себе» [Хидоя, 2008: 139]. Представители «низших» племен занимались презираемой деятельностью - некоторыми видами ремесла, становились профессиональными музыкантами, танцорами и знахарями [Васильев, 1999: 48].
Интересно отметить, что внутри каждой из указанных каст, даже внутри абдов, выделялась своя элита, соответственно, самыми благородными считались шейхи бедуинов-верблюдоводов. Поэтому даже оседлые феодалы стремились сохранить бедуинский образ жизни и поддерживали родственные отношения с бедуинской знатью [Васильев, 1999: 58].
Несколько иное положение существовало в Южной Аравии с ее древними культурными традициями. Общество делилось на три части: привилегированную (шейхи и сейиды), полноправную (кабили) и неполноправную (карар, масакин, дуафа, субьян, рабы). Касательно привилегированной части требуется пояснение, что если сейиды считались потомками Хусейна, то располагавшиеся ниже шейхи претендовали на происхождение от сподвижников Пророка или от знатных родов доисламского времени. Все эти группы были замкнуты, принадлежность к ним передавалась по наследству, соблюдалась эндогамия, то есть в данном случае можно говорить именно о кастах. При этом сейиды и шейхи исполняли религиозно-культовые и судебные функции, будучи носителями религиозных знаний. Занятиями кабилей были охрана племенной территории, защита неполноправных, набеги на соседей и взимание пошлин за проход караванов. А уделом неполноправного слоя были все виды торговли и ремесла и обработка земли, а также работа по найму [История Востока, 2004: 35, 74]. Что касается рабов, то они попадали в Хадрамаут из Черной Африки. Часть их жила выполняла домашнюю работу, а другие занимались физическим трудом в поле и в порту. Кроме рабов, такую же работу выполняли ахдамы - каста отверженных. Ахдамы попали в Южную Аравию тоже из Африки (хадрамаутцы убеждены, что ахдамы - потомки эфиопов, обосновавшихся здесь в III - VI вв.). Уделом этой касты был самый тяжелый труд: дубление кож, стирка белья, вывоз нечистот, работы в каменоломнях и в порту. Они жили за городской стеной и не имели права входить в дома других людей. Но были люди, стоявшие на этой социальной лестнице еще ниже ахдамов - бродячие музыканты, которым даже было запрещено входить в мечеть [Васильев, 1971].
Теперь обратимся к хорошо знакомому нам региону - Центральной Азии, где (за исключением Киргизии) местное мусульманское население делится на две основные группы: «белая кость» (ок-суяк, ок-сиек, ак-сияк, тюрк.-тадж.), то есть знать, и чернь, простонародье (карача, кара-халк) или «черная кость» (кара-суйек у казахов). К «белой кости» принадлежат потомки Пророка и мусульманских святых (аулийя). В Казахстане к ней причисляют и потомков Чингисхана. У туркмен же потомки мусульманских святых именуются «овляды» [Ислам, 1999: 75]. Деление на «белую кость» и «черную кость» имеет древнее тюркское происхождение [История Востока, 2004: 37].
В целом в Средней Азии лица, принадлежащие к «белой кости», делятся на две категории: сейиды (о них речь уже шла) и ходжа. К ходжа, в отличии от сейидов, относятся потомки трех первых халифов - Абу Бакра, Умара и Усмана, а также потомки сына Али Мухаммада ибн аль-Ханафии. В различных областях Средней Азии существуют более подробные градации «белой кости». Например, в Ферганской долине самыми знатными считаются тура, вторые по знатности - ишаны, третьи - ходжи, последние - махсумы. В Ходженте на первом месте стоят тура, затем - ходжа, после них идут сейиды, и ниже их мирза. Тура считаются самыми знатными, потому что по мужской линии они являются потомками мусульманских святых, а по женской - потомками Чингисхана. В Туркмении иерархия знати выстраивается так: ходжи, шихи (шейхи), магтыма (махсум), сейиты (сейиды), ата. Подобная градация основывается на представлении о том, в какой степени каждая группа смешана через брачные союзы с чернью [Ислам, 1999: 75]. Представители разных сословных групп различались по одежде: головному убору, халату, обуви и поясу [Буттино, 2007: 31; История Востока, 2004: 157].
В наибольшей степени социальная иерархия изучена у казахов. В Казахстане «белую кость» составляли наследственные группы торе и кожа (ходжа). Из них торе были своего рода кшатриями, они, будучи Чингизидами, потомками Джучи-хана, претендовали на политическое верховенство, выполняли политические и судебно-административные функции и «поставляли» правителей крымским и казанским татарам, башкирам и калмыкам. Торе у казахов также имели судебные привилегии, судились в ханском суде, вира за убийство султана-торе в семь раз превышала выкуп за убийство представителя кара-суйек («черной кости»). Кожа же играли роль брахманов, сферой их деятельности были общественные и семейные ритуальные действия. Кожа (ходжа) происходили от суфийских наставников, занимавшихся миссионерской деятельностью среди кочевников. Многие из них передали казахский язык и многие черты казахского образа жизни, став таким образом частью местного общества. В южных областях расселения казахов проживали такие роды кожа, как аккорган, корасан, дуана, карахан, саййид-кожа, кылауыд, кырык-садак, кереит, сунак. Они имели свой боевой клич, свой знак родовой принадлежности - тамга, обладали разными привилегиями и были защищены обычным правом от наказаний и оскорблений. Некоторые династии кожа роднились с торе-Чингисидами, что приводило к взаимному укреплению и повышению социального статуса. Одной из таких династий были потомки суфийского наставника, сейида Мухаммад-кожа, который вместе с Абулхайр-ханом в середине XVIII в. переселился из города Туркестан на северо-запад. Внучка Мухаммад-кожа вышла замуж за сына Абулхайра - султана Чингиза, а потом стала женой его брата - хана Нурали. К этой же династии принадлежал Караул-кожа, который имел разветвленные родственные связи среди султанов, и его сын, известный деятель культуры Мухаммад-Салих Бабаджанов. Многие торе-чингизиды, заключая браки с потомками Пророка, сами брали титул «сейидов». «Черную кость» представляли свободные кочевники-скотоводы. Ниже их находились рабы, которые составляли незначительную часть общества [История Востока, 2004:37-38; Россия - Средняя Азия, 2010: 85].
Большинство родословных, которыми представители «белой кости» обосновывают свое положение, исследователи считают фиктивными. Впрочем, есть мнение, что «белая кость» в Средней Азии включает настоящих потомков арабских завоевателей [Ислам, 1999: 75].
«Белой кости» присуща эндогамия, то есть браки заключаются только между «своими». Для женщин в прошлые времена исключение делалось крайне редко, в основном, в случае браков с представителями светской знати [Там же: с. 75-76], как мы видели в случае казахских кожа и торе. Так, чтобы легитимизировать свой статус в качестве потомков Пророка, хивинские ханы, принадлежавшие к династии Кунграт, вступали в брак с женщинами из рода сейидов, и их притязания на установление теократического правления отразились в монетной титулатуре [Россия - Средняя Азия 2010: 73]. Подобным образом стремилась к легитимизации и бухарская династия Мангытов. С одной стороны, придворные историки возвели родословную Мангытов к Чингисхану, а другой источник легитимности власти стал как бы мусульманским. Правитель Бухары Амир Хайдар (1800 - 1826), воспользовавшись своим родством по материнской линии с потомками Пророка из Термеза (термезскими сейидами) принял титул «амир аль-муминин» («повелитель правоверных»). Этот титул закрепился в монетном чекане и имя Амира Хайдара с титулом «сейид» упоминается в документах, письмах и исторических сочинениях. Интересно отметить, что монетный чекан Мангытов сохранял имя Амира Хайдара со всеми его титулами даже после его смерти и до начала XX века. Однако в глазах большинства населения Средней Азии большее значение для обоснования легитимности власти оставалось родство с Чингисханом, и бухарские эмиры стремились подчеркнуть это обстоятельство во всех видах официальных документов. Особенно примечателен в этом отношении текст на надгробии Амира Хайдара, в котором, как исключительное достоинство покойного, упоминается его «двойная родословная», восходящая, с одной стороны, к Чингисхану, а с другой - к Пророку Ислама, мир ему и молитва. Как заметил еще В. В. Бартольд, подобное стремление опереться сразу на два этих источника легитимности было присуще многим среднеазиатским династиям [Там же: 71 - 72].
На мужчин принцип эндогамии распространялся лишь частично: к «белой кости» принадлежать должна была лишь первая жена, остальные могли быть и из простонародья. Поэтому отцу мог наследовать только старший сын от матери, принадлежащей к «белой кости» [Ислам, 1999: с.75-76].
В период до российского завоевания представители «белой кости» занимали руководящие места во всех сферах жизнедеятельности среднеазиатского общества: административной, военной и судебной сферах, дипломатии, системе образования, хозяйстве. Из рядов «белой кости» вышло немало философов, летописцев, поэтов и врачей. Также к ней принадлежала верхушка суфийcких братств, весьма влиятельных в Средней Азии [Ислам, 1999: 76].
В итоге, как констатирует Б. М. Бабаджанов, формы Ислама в Средней Азии оказались достаточно пестрыми в зависимости от конкретного социального слоя, и мусульманская религия фактически обрела сословный характер, и прежде всего это касалось сферы практического законодательства (суды кадиев) [Россия - Средняя Азия, 2010: 78].
Российское завоевание нанесло удар по привилегированному положению «белой кости», так как новые власти стремились не допускать ее представителей к управлению. Как ни парадоксально, но приход большевиков способствовал на первых порах восстановлению ею позиций, так как они открыли доступ старой знати к официальным постам. В результате, практически весь руководящий состав созданных среднеазиатских республик состоял первоначально из «белой кости». И даже репрессии 30-х годов не смогли полностью изменить это положение. Так, первым секретарем ЦК Компартии Узбекистана в 1983-1988 гг. являлся Ином Усманходжаев, чья фамилия указывает на его принадлежность к ходжа. Еще один представитель «белой кости», Асадулла Ходжаев в 1960-70-е гг. занимал посты Самаркандского, Намаганского обкомов и Ташкентского горкома КПСС [Абашин, 2005; Оленев, 2006].
Распад СССР вновь выдвинул представителей «белой кости» на первое место. Особенно заметным это было в Таджикистане, где руководство исламской оппозиции во время гражданской войны составили выходцы из старой знати. Но и среди правящей группировки можно отыскать немало представителей «белой кости». В народе распространяется легенда, что и президент Эмомали Рахмон является сейидом. По свидетельству знакомых узбеков, большим уважением и влиянием «белая кость» пользуется и в Узбекистане. И хоть сам Ислам Каримов принадлежит к «черни» (и, кстати, не обладает никаким авторитетом среди своих подданных, лично я не встречал еще ни одного узбека, который положительно отзывался о президенте своей страны), но среди его соратников были и представители «белой кости». Тем более, много знатных людей находится в руководстве исламской оппозиции, и самым известным из них был Джума Намагани, погибший в 2001 году в Афганистане при обороне Кундуза [Там же].
В наиболее яркой форме сословно-кастовая система сформировалась у мусульман на Индостанском полуострове еще во времена Делийского султаната (XIII-XVI вв.). Мусульманская каста обычно именуется бирадари (братство) или бияхдари (эндогамная группа) [Индия сегодня, 2005: 98]. Обычно ее создание приписывается влиянию индуистов с их кастовой системой (сторонники «чистого ислама» видят в этом, конечно, происки язычников), но, как у нас была возможность увидеть ранее, она успешно функционировала и там, где никаких индуистов не было. Между мусульманскими кастами не существует таких непроницаемых барьеров, как между индуистскими; допускается переход из одной касты в другую. Обоснование существования мусульманских каст дал еще в книге «Фатава-и Джахандари» Зияуддин Барани, хронист и кади султана Мухаммеда Туглака (1325-1351). В этой книге он постоянно возвращается к теме «высоких и низких», утверждая, что «мусульманский государь» ни в коем случае не должен назначать низкорожденных, включая купцов, на высокие государственные должности, так как это явится «свидетельством его собственного подлого происхождения». Барани убежден, что «даже если человек низкого и подлого происхождения украшен сотней достоинств, он все равно не в состоянии занимать руководящий пост и быть достойным доверия». Поэтому он требует, чтобы всем учителям было «строжайше приказано не швырять драгоценные камни к ногам собак и не надевать золотые воротники не свиней, то есть - подлых, низких и недостойных, лавочников и плебеев» и учить их лишь элементарных основам религии и ничему более. С приведенными суждениями Барани вполне бы согласились многие поэты и мыслители европейского средневековья [Ванина, 2007: 273 - 274]. Кто из нас со школьной скамьи не помнит стишок из учебника по истории средних веков про «мужиков, что злы и грубы»?
Впрочем, кастовое мышление или кастовый подход к человеку был характерен для многих мусульманских мыслителей Индии, и оно было присуще не только суровому Барани, но и слывшему вольнодумцем соратнику Акбара Абу аль-Фазлю Аллами [Ванина, 2007: 153].
Как и в Центральной Азии, в Индостане также есть свои знать и простонародье, первые именуются шарифами, или «ашраф» - «благородные», вторые - «аджлаф» - «низкие». К ашраф в настоящее время принадлежит около 10% мусульман, проживающих на территории Республики Индия [Индия сегодня, 2005: 97]. Различие между ними объясняется тем, что если представители ашраф возводят свои родословные к тем арабам, тюркам, пуштунам и персам, которые некогда прибыли в Индию, то аджлаф являются потомками обратившихся в Ислам индусов [Дюмон, 2001: 230 - 231; Котин, 2005: 75]. Земельная аристократия, духовенство, чиновники, часть предпринимателей и люди свободных профессий обычно причисляют себя к ашраф. К аджлаф же принадлежат крестьяне, рабочие и ремесленники. Кастовое деление воспринимается как должное самими мусульманами, а также индуистами, причем и эти и другие дают сходные оценки статуса каст в обеих общинах [Индия сегодня, 2005: 98].
Две эти крупные группы каст - ашраф и аджлаф - в свою очередь делятся на более мелкие. Деление внутри ашраф связано опять-таки с происхождением. К ашраф относятся, прежде всего, сейиды, шейхи, моголы и патаны. Среди ашрафов отсутствуют эндогамные группы, тем не менее, они предпочитают заключать браки в пределах очень ограниченной группы. Члены разных каст ашраф могут совместно принимать пищу, но ашраф и аджлаф - нет, также как не могут вместе принимать пищу мусульмане и индуисты [Дюмон, 2001: 231].
Сейидам, как и в других регионах распространения Ислама, являются те, кто считает себя потомками Пророка, мир ему и молитва. Конечно, далеко не все они является таковыми, возможно их предками были арабские, тюркские и персидские воины, торговцы и миссионеры. Внешне они отличаются от остальных мусульман более белой кожей и более ярко выраженными европеоидными чертами лица. Шейхи это самая многочисленная категория ашраф, чьи представители считают себя потомками знатных арабов (но не обязательно из рода Пророка, мир ему и молитва). Не так многочисленны моголы, возводящие свой род к среднеазиатским аристократам, пришедшим в Индию вместе с Бабуром. Наконец, к патанам относятся те, кто претендует на происхождение от пуштунов (патанами индийцы и называют пуштунов), которые некогда управляли многими областями Северной Индии. Кроме того, к патанам себя относят многочисленные принявшие Ислам раджпуты. По аналогии с индусской кастовой системой, некоторые ученые считают, что сейиды и шейхи могут быть сопоставлены с брахманами, а моголы и патаны - с кшатриями. В отличие от ашраф, деление аджлаф на касты связано не только с общим происхождением, но и с наследственной профессией. Можно предположить, что отдельные касты аджлаф это потомки перешедших в Ислам членов индусских профессиональных каст. К их числу принадлежат арайн (земледельцы), джулаха (ткачи), дарзи (портные), касаи (мясники) [Дюмон, 2001: 230 - 231; Котин, 2005: 74-76].
В каждом регионе Индии социально-иерархическое деление имеет свои особенности. Например, керальские мопла другими мусульманами воспринимаются как единая община. Но среди мопла существует жесткое деление на эндогамные группы, по существу касты, членами которых становятся по рождению. Мопла-тхангалы, именующие себя сейидами и ведущие свое происхождение от дочери Пророка Фатимы, относятся к ашраф. По ритуальному статусу они приравниваются к высшей в Керале индуистской касте - брахманов намбудири. За ними следуют арабы, также относимые к ашраф и происходящие от смешанных браков местных женщин с арабскими купцами и моряками. Большинство же мопла относится к малабарцам, занимающим в иерархии среднее положение. К аджлаф среди мопла причисляются пасулары (рыбаки) и оссаны (брадобреи). Кастовые различия соблюдаются не только в брачных отношениях и бытовом общении, но и в религиозной практике, потому каждая каста имеет свои мечети и кладбища [Индия сегодня, 2005: 97].
В соседнем с Кералом штате Тамилнад община мусульман, занимающихся торговлей, также подразделяется на касты. Маракайары, раутхоры и лаббаи по статусу считаются примерно равными, но браки между нами не заключаются, а торговцы-кайлары причисляются к низшим кастам, поскольку они торгуют кожами и шкурами животных, а это по представлениям как мусульман, так индуистов относится к нечистым и оскверняющим занятиям [Индия сегодня, 2005: 97 - 98].
В Северной Индии сословно-иерархическое деление мусульман представляет собой как бы слепок с кастовой иерархии индуистов. Например, в одной из деревень неподалеку от Лакхнау (Уттар Прадеш) мусульмане-аджлаф делятся на профессиональные касты, расположенные в строгой иерархии по признаку «чистого» и «оскверняющего» труда Наверху находятся джулаха (ткачи), мираси (музыканты) и дарзи (портные), потому что они непосредственно обслуживают представителей ашраф. Наты (кожевники) и дхоби (прачки) замыкают иерархию [Индия сегодня, 2005: 98].
В «Чондимонгол», памятнике бенгальской литературы XVI века, упоминается о существовании кастового деления у мусульман, и называются такие кастовые группы, как гола (не совершающие намаз), джола (ткачи), мукери (перевозчики на волах), питдхари (торговцы сладостями), горошал (индусы, принявшие мусульманскую веру), хаджам (цирюльники), кагоджи (изготовители бумаги), бенота (изготовители веревок) и другие. Как мы видим, это кастовое деление в основном основывается на хозяйственной деятельности, и лишь в редких случаях - на отношении к религии [Чондимонгол, 1980: 151]. Из этих кастовых групп, как указывает Луи Дюмон, самой многочисленной являются джола или джулаха [Дюмон, 2001: 231].
Взаимоотношения между представителями более низких мусульманских каст регулируются, как и индусов, системой джаджмани, при этом более высокая каста именуется «джаджман» («заказчик»), более низкая - «камин» («работник»). После общения с камином джаджман должен очиститься, совершив омовение [Котин, 2005: 77].
Интересную прослойку среди индийских мусульман составляли ранее женщины-таваиф. Слово «тава’иф» происходит от арабского «двигаться по кругу», «совершать круговые движения». К таваиф принадлежали платные танцовщицы и певицы, которые могли жить как своей профессией, так и на содержании какого-нибудь богача. Ремесло таваиф передавалось от дочери к матери, хотя и не обязательно носило характер кастовой профессии. Ряды таваиф пополнялись за счет воспитанниц, купленных или похищенных девочек из самых разных слоев общества. Таваиф получали превосходное образование в школах, напоминавших учебные заведения для древнегреческих гетер. Особый акцент делался на музыку и поэзию. Селились таваиф в крупных городах с мусульманским населением, таких как Дели, Фаизабад, Лакхнау, Лахор, Хайдарабад и др. Среди таваиф было немало талантливых исполнительниц и поэтесс. Особенно своей изысканностью и образованностью пользовались таваиф из Лакхнау. Лакхнауские таваиф были не только и не столько куртизанками, сколько хозяйками литературных и музыкальных салонов. Кроме того, они постоянно бывали при дворе и активно вмешивались в политику [Индийская жена, 1996:135 - 139].
Помимо ашраф и аджлаф, у мусульман Индостана существует еще группа каст «арзал» («падшие»), которые считаются аналогом индусских неприкасаемых. Арзал включает такие касты, как бханар, касби, лалбеги, маугта и прочие. Профессиональными занятиями представителей этих каст является уборка трупов и нечистот и подобные нечистые работы, и поэтому прочие мусульмане избегают контактов с ними.
Итак, подведем итоги нашего обзора. Как мы могли наблюдать, сословно-иерархическая система, сложившаяся в различных регионах мусульманского мира, имеет свою специфику, но можно выделить и общие закономерности. На формирование этой системы влияли три фактора. Во-первых, это сам Ислам и его история, что особенно значимо в случае верхушки, которая ведет свое происхождение от самого Пророка, его сподвижников, мусульманских святых и героев мусульманской истории, как, например, завоевателей Индии (сейиды, шерифы, ходжа, моголы, патаны). Во-вторых, это доисламские традиции, как то, деление на «белую кость» и «черную кость» в Центральной Азии имеет явно доисламское, древнетюркское происхождение, в Йемене шейхи племен вели свое происхождение и от доисламской знати, наконец, влияние традиций индуизма на складывание системы мусульманских каст в Индии. В-третьих, это наследственная профессия и место в хозяйственной деятельности, что в большей степени присуще средним и низшим слоям населения и связано с представлением о более высоких и более низких занятиях. Поэтому есть сословия, выделяемые на основе генеалогии, и функциональные сословия, эти сословия могут накладываться друг на друга. Например, сейиды могут принадлежать и к военно-феодальной знати, и к духовенству.
В основном грани между сословиями у мусульман являются вполне проницаемыми, но в некоторых случаях появляются самые настоящие касты, как в Южной Аравии, где есть и свои «брахманы» и свои «неприкасаемые». Кое-где грани эти под влиянием современного мира и вовсе стерлись (Турция), но зачастую традиционная иерархия и представления о знатности и сохраняют свое значение и по сей день, как, например, в Центральной Азии, где они смогли пережить советский период, не говоря уже о мусульманах Индостана.
Первоначально дети мамлюков не могли наследовать прав и привилегий своих отцов, и мамлюки воспроизводились только за счет вывоза новых рабов. Однако в 1250 году мамлюки, свергнув последнего султана из династии Айюбидов, пришли к власти и создали свое собственное государство, в котором стали правящим сословием. Независимым мамлюкским государством управляли две династии: Бахри, или тюркская (1250-1390) и Бурджи, или черкесская (1390-1517) [История Востока, 1995: 518].
После османского завоевания мамлюки сохранили во многом свое значение, создав параллельную османской систему власти, противостоящую наместникам султана и размещенным в Египте янычарам. С европейской точки зрения мамлюки были настоящими рыцарями, они отличались изысканностью манер, отличным художественным вкусом и образованностью, среди видных мамлюков было немало меценатов. Сами простые жители Египта воспринимали мамлюков не как инородцев, а как аристократию страны, как хранителей исконно египетских традиций знатности и благородства [История Востока, 1999: 415]. Отвага и доблесть мамлюков вызывали восхищение тех, кто с ними сталкивался. Даже Наполеон признал, что «два мамлюка, безусловно, превосходили трех французов, 100 мамлюков были равноценны 100 французам» и лишь крупные соединения регулярной французской армии могли нанести поражение мамлюкским рыцарям [История Востока, 1999: 411].
Без сомнения, весьма интересной является социальная иерархия, установившаяся на родине исламской цивилизации - в Аравии, которая хоть формально и подчинялась османскому султану, но на деле жила своей самостоятельной жизнью. В XVIII веке уже фиксируется существование на территории Аравии самой настоящей кастовой системы, связанной с наследственным профессиональным занятием. Самыми благородными считались бедуины, занимавшиеся разведением верблюдов. Помимо этого, они жили набегами, караванным извозом и торговлей. Претензии на свое высокое положение бедуины-верблюдоводы обосновывали своими родословными и могли назвать имена своих предков во многих поколениях. На более низкой ступени, чем верблюдоводы, стояли овцеводы, а еще ниже земледельцы, и даже беднейший бедуин редко соглашался выдать замуж свою дочь за богатого феллаха. Ремесленники были еще более презираемыми, чем земледельцы, потому что занятие ремеслом, особенно ткачеством, считалось самым последним делом для араба, и даже само слово «ремесленник» было ругательством. Наконец, на самом дне общества находились «абды» - рабы и вольноотпущенники. «Отбросами общества» являлись и так называемые «низшие» племена, представителям которых приписывались всевозможные пороки, и общение с которыми было ограничено [Васильев, 1999: 57-59]. Как сообщается в «Хидое»: «Племя бану-бахиля не равно ни одному из арабских племен, потому что оно известно своею порочностью по всей Аравии. Ни одно из упомянутых выше племен не считает его ровнею себе» [Хидоя, 2008: 139]. Представители «низших» племен занимались презираемой деятельностью - некоторыми видами ремесла, становились профессиональными музыкантами, танцорами и знахарями [Васильев, 1999: 48].
Интересно отметить, что внутри каждой из указанных каст, даже внутри абдов, выделялась своя элита, соответственно, самыми благородными считались шейхи бедуинов-верблюдоводов. Поэтому даже оседлые феодалы стремились сохранить бедуинский образ жизни и поддерживали родственные отношения с бедуинской знатью [Васильев, 1999: 58].
Несколько иное положение существовало в Южной Аравии с ее древними культурными традициями. Общество делилось на три части: привилегированную (шейхи и сейиды), полноправную (кабили) и неполноправную (карар, масакин, дуафа, субьян, рабы). Касательно привилегированной части требуется пояснение, что если сейиды считались потомками Хусейна, то располагавшиеся ниже шейхи претендовали на происхождение от сподвижников Пророка или от знатных родов доисламского времени. Все эти группы были замкнуты, принадлежность к ним передавалась по наследству, соблюдалась эндогамия, то есть в данном случае можно говорить именно о кастах. При этом сейиды и шейхи исполняли религиозно-культовые и судебные функции, будучи носителями религиозных знаний. Занятиями кабилей были охрана племенной территории, защита неполноправных, набеги на соседей и взимание пошлин за проход караванов. А уделом неполноправного слоя были все виды торговли и ремесла и обработка земли, а также работа по найму [История Востока, 2004: 35, 74]. Что касается рабов, то они попадали в Хадрамаут из Черной Африки. Часть их жила выполняла домашнюю работу, а другие занимались физическим трудом в поле и в порту. Кроме рабов, такую же работу выполняли ахдамы - каста отверженных. Ахдамы попали в Южную Аравию тоже из Африки (хадрамаутцы убеждены, что ахдамы - потомки эфиопов, обосновавшихся здесь в III - VI вв.). Уделом этой касты был самый тяжелый труд: дубление кож, стирка белья, вывоз нечистот, работы в каменоломнях и в порту. Они жили за городской стеной и не имели права входить в дома других людей. Но были люди, стоявшие на этой социальной лестнице еще ниже ахдамов - бродячие музыканты, которым даже было запрещено входить в мечеть [Васильев, 1971].
Теперь обратимся к хорошо знакомому нам региону - Центральной Азии, где (за исключением Киргизии) местное мусульманское население делится на две основные группы: «белая кость» (ок-суяк, ок-сиек, ак-сияк, тюрк.-тадж.), то есть знать, и чернь, простонародье (карача, кара-халк) или «черная кость» (кара-суйек у казахов). К «белой кости» принадлежат потомки Пророка и мусульманских святых (аулийя). В Казахстане к ней причисляют и потомков Чингисхана. У туркмен же потомки мусульманских святых именуются «овляды» [Ислам, 1999: 75]. Деление на «белую кость» и «черную кость» имеет древнее тюркское происхождение [История Востока, 2004: 37].
В целом в Средней Азии лица, принадлежащие к «белой кости», делятся на две категории: сейиды (о них речь уже шла) и ходжа. К ходжа, в отличии от сейидов, относятся потомки трех первых халифов - Абу Бакра, Умара и Усмана, а также потомки сына Али Мухаммада ибн аль-Ханафии. В различных областях Средней Азии существуют более подробные градации «белой кости». Например, в Ферганской долине самыми знатными считаются тура, вторые по знатности - ишаны, третьи - ходжи, последние - махсумы. В Ходженте на первом месте стоят тура, затем - ходжа, после них идут сейиды, и ниже их мирза. Тура считаются самыми знатными, потому что по мужской линии они являются потомками мусульманских святых, а по женской - потомками Чингисхана. В Туркмении иерархия знати выстраивается так: ходжи, шихи (шейхи), магтыма (махсум), сейиты (сейиды), ата. Подобная градация основывается на представлении о том, в какой степени каждая группа смешана через брачные союзы с чернью [Ислам, 1999: 75]. Представители разных сословных групп различались по одежде: головному убору, халату, обуви и поясу [Буттино, 2007: 31; История Востока, 2004: 157].
В наибольшей степени социальная иерархия изучена у казахов. В Казахстане «белую кость» составляли наследственные группы торе и кожа (ходжа). Из них торе были своего рода кшатриями, они, будучи Чингизидами, потомками Джучи-хана, претендовали на политическое верховенство, выполняли политические и судебно-административные функции и «поставляли» правителей крымским и казанским татарам, башкирам и калмыкам. Торе у казахов также имели судебные привилегии, судились в ханском суде, вира за убийство султана-торе в семь раз превышала выкуп за убийство представителя кара-суйек («черной кости»). Кожа же играли роль брахманов, сферой их деятельности были общественные и семейные ритуальные действия. Кожа (ходжа) происходили от суфийских наставников, занимавшихся миссионерской деятельностью среди кочевников. Многие из них передали казахский язык и многие черты казахского образа жизни, став таким образом частью местного общества. В южных областях расселения казахов проживали такие роды кожа, как аккорган, корасан, дуана, карахан, саййид-кожа, кылауыд, кырык-садак, кереит, сунак. Они имели свой боевой клич, свой знак родовой принадлежности - тамга, обладали разными привилегиями и были защищены обычным правом от наказаний и оскорблений. Некоторые династии кожа роднились с торе-Чингисидами, что приводило к взаимному укреплению и повышению социального статуса. Одной из таких династий были потомки суфийского наставника, сейида Мухаммад-кожа, который вместе с Абулхайр-ханом в середине XVIII в. переселился из города Туркестан на северо-запад. Внучка Мухаммад-кожа вышла замуж за сына Абулхайра - султана Чингиза, а потом стала женой его брата - хана Нурали. К этой же династии принадлежал Караул-кожа, который имел разветвленные родственные связи среди султанов, и его сын, известный деятель культуры Мухаммад-Салих Бабаджанов. Многие торе-чингизиды, заключая браки с потомками Пророка, сами брали титул «сейидов». «Черную кость» представляли свободные кочевники-скотоводы. Ниже их находились рабы, которые составляли незначительную часть общества [История Востока, 2004:37-38; Россия - Средняя Азия, 2010: 85].
Большинство родословных, которыми представители «белой кости» обосновывают свое положение, исследователи считают фиктивными. Впрочем, есть мнение, что «белая кость» в Средней Азии включает настоящих потомков арабских завоевателей [Ислам, 1999: 75].
«Белой кости» присуща эндогамия, то есть браки заключаются только между «своими». Для женщин в прошлые времена исключение делалось крайне редко, в основном, в случае браков с представителями светской знати [Там же: с. 75-76], как мы видели в случае казахских кожа и торе. Так, чтобы легитимизировать свой статус в качестве потомков Пророка, хивинские ханы, принадлежавшие к династии Кунграт, вступали в брак с женщинами из рода сейидов, и их притязания на установление теократического правления отразились в монетной титулатуре [Россия - Средняя Азия 2010: 73]. Подобным образом стремилась к легитимизации и бухарская династия Мангытов. С одной стороны, придворные историки возвели родословную Мангытов к Чингисхану, а другой источник легитимности власти стал как бы мусульманским. Правитель Бухары Амир Хайдар (1800 - 1826), воспользовавшись своим родством по материнской линии с потомками Пророка из Термеза (термезскими сейидами) принял титул «амир аль-муминин» («повелитель правоверных»). Этот титул закрепился в монетном чекане и имя Амира Хайдара с титулом «сейид» упоминается в документах, письмах и исторических сочинениях. Интересно отметить, что монетный чекан Мангытов сохранял имя Амира Хайдара со всеми его титулами даже после его смерти и до начала XX века. Однако в глазах большинства населения Средней Азии большее значение для обоснования легитимности власти оставалось родство с Чингисханом, и бухарские эмиры стремились подчеркнуть это обстоятельство во всех видах официальных документов. Особенно примечателен в этом отношении текст на надгробии Амира Хайдара, в котором, как исключительное достоинство покойного, упоминается его «двойная родословная», восходящая, с одной стороны, к Чингисхану, а с другой - к Пророку Ислама, мир ему и молитва. Как заметил еще В. В. Бартольд, подобное стремление опереться сразу на два этих источника легитимности было присуще многим среднеазиатским династиям [Там же: 71 - 72].
На мужчин принцип эндогамии распространялся лишь частично: к «белой кости» принадлежать должна была лишь первая жена, остальные могли быть и из простонародья. Поэтому отцу мог наследовать только старший сын от матери, принадлежащей к «белой кости» [Ислам, 1999: с.75-76].
В период до российского завоевания представители «белой кости» занимали руководящие места во всех сферах жизнедеятельности среднеазиатского общества: административной, военной и судебной сферах, дипломатии, системе образования, хозяйстве. Из рядов «белой кости» вышло немало философов, летописцев, поэтов и врачей. Также к ней принадлежала верхушка суфийcких братств, весьма влиятельных в Средней Азии [Ислам, 1999: 76].
В итоге, как констатирует Б. М. Бабаджанов, формы Ислама в Средней Азии оказались достаточно пестрыми в зависимости от конкретного социального слоя, и мусульманская религия фактически обрела сословный характер, и прежде всего это касалось сферы практического законодательства (суды кадиев) [Россия - Средняя Азия, 2010: 78].
Российское завоевание нанесло удар по привилегированному положению «белой кости», так как новые власти стремились не допускать ее представителей к управлению. Как ни парадоксально, но приход большевиков способствовал на первых порах восстановлению ею позиций, так как они открыли доступ старой знати к официальным постам. В результате, практически весь руководящий состав созданных среднеазиатских республик состоял первоначально из «белой кости». И даже репрессии 30-х годов не смогли полностью изменить это положение. Так, первым секретарем ЦК Компартии Узбекистана в 1983-1988 гг. являлся Ином Усманходжаев, чья фамилия указывает на его принадлежность к ходжа. Еще один представитель «белой кости», Асадулла Ходжаев в 1960-70-е гг. занимал посты Самаркандского, Намаганского обкомов и Ташкентского горкома КПСС [Абашин, 2005; Оленев, 2006].
Распад СССР вновь выдвинул представителей «белой кости» на первое место. Особенно заметным это было в Таджикистане, где руководство исламской оппозиции во время гражданской войны составили выходцы из старой знати. Но и среди правящей группировки можно отыскать немало представителей «белой кости». В народе распространяется легенда, что и президент Эмомали Рахмон является сейидом. По свидетельству знакомых узбеков, большим уважением и влиянием «белая кость» пользуется и в Узбекистане. И хоть сам Ислам Каримов принадлежит к «черни» (и, кстати, не обладает никаким авторитетом среди своих подданных, лично я не встречал еще ни одного узбека, который положительно отзывался о президенте своей страны), но среди его соратников были и представители «белой кости». Тем более, много знатных людей находится в руководстве исламской оппозиции, и самым известным из них был Джума Намагани, погибший в 2001 году в Афганистане при обороне Кундуза [Там же].
В наиболее яркой форме сословно-кастовая система сформировалась у мусульман на Индостанском полуострове еще во времена Делийского султаната (XIII-XVI вв.). Мусульманская каста обычно именуется бирадари (братство) или бияхдари (эндогамная группа) [Индия сегодня, 2005: 98]. Обычно ее создание приписывается влиянию индуистов с их кастовой системой (сторонники «чистого ислама» видят в этом, конечно, происки язычников), но, как у нас была возможность увидеть ранее, она успешно функционировала и там, где никаких индуистов не было. Между мусульманскими кастами не существует таких непроницаемых барьеров, как между индуистскими; допускается переход из одной касты в другую. Обоснование существования мусульманских каст дал еще в книге «Фатава-и Джахандари» Зияуддин Барани, хронист и кади султана Мухаммеда Туглака (1325-1351). В этой книге он постоянно возвращается к теме «высоких и низких», утверждая, что «мусульманский государь» ни в коем случае не должен назначать низкорожденных, включая купцов, на высокие государственные должности, так как это явится «свидетельством его собственного подлого происхождения». Барани убежден, что «даже если человек низкого и подлого происхождения украшен сотней достоинств, он все равно не в состоянии занимать руководящий пост и быть достойным доверия». Поэтому он требует, чтобы всем учителям было «строжайше приказано не швырять драгоценные камни к ногам собак и не надевать золотые воротники не свиней, то есть - подлых, низких и недостойных, лавочников и плебеев» и учить их лишь элементарных основам религии и ничему более. С приведенными суждениями Барани вполне бы согласились многие поэты и мыслители европейского средневековья [Ванина, 2007: 273 - 274]. Кто из нас со школьной скамьи не помнит стишок из учебника по истории средних веков про «мужиков, что злы и грубы»?
Впрочем, кастовое мышление или кастовый подход к человеку был характерен для многих мусульманских мыслителей Индии, и оно было присуще не только суровому Барани, но и слывшему вольнодумцем соратнику Акбара Абу аль-Фазлю Аллами [Ванина, 2007: 153].
Как и в Центральной Азии, в Индостане также есть свои знать и простонародье, первые именуются шарифами, или «ашраф» - «благородные», вторые - «аджлаф» - «низкие». К ашраф в настоящее время принадлежит около 10% мусульман, проживающих на территории Республики Индия [Индия сегодня, 2005: 97]. Различие между ними объясняется тем, что если представители ашраф возводят свои родословные к тем арабам, тюркам, пуштунам и персам, которые некогда прибыли в Индию, то аджлаф являются потомками обратившихся в Ислам индусов [Дюмон, 2001: 230 - 231; Котин, 2005: 75]. Земельная аристократия, духовенство, чиновники, часть предпринимателей и люди свободных профессий обычно причисляют себя к ашраф. К аджлаф же принадлежат крестьяне, рабочие и ремесленники. Кастовое деление воспринимается как должное самими мусульманами, а также индуистами, причем и эти и другие дают сходные оценки статуса каст в обеих общинах [Индия сегодня, 2005: 98].
Две эти крупные группы каст - ашраф и аджлаф - в свою очередь делятся на более мелкие. Деление внутри ашраф связано опять-таки с происхождением. К ашраф относятся, прежде всего, сейиды, шейхи, моголы и патаны. Среди ашрафов отсутствуют эндогамные группы, тем не менее, они предпочитают заключать браки в пределах очень ограниченной группы. Члены разных каст ашраф могут совместно принимать пищу, но ашраф и аджлаф - нет, также как не могут вместе принимать пищу мусульмане и индуисты [Дюмон, 2001: 231].
Сейидам, как и в других регионах распространения Ислама, являются те, кто считает себя потомками Пророка, мир ему и молитва. Конечно, далеко не все они является таковыми, возможно их предками были арабские, тюркские и персидские воины, торговцы и миссионеры. Внешне они отличаются от остальных мусульман более белой кожей и более ярко выраженными европеоидными чертами лица. Шейхи это самая многочисленная категория ашраф, чьи представители считают себя потомками знатных арабов (но не обязательно из рода Пророка, мир ему и молитва). Не так многочисленны моголы, возводящие свой род к среднеазиатским аристократам, пришедшим в Индию вместе с Бабуром. Наконец, к патанам относятся те, кто претендует на происхождение от пуштунов (патанами индийцы и называют пуштунов), которые некогда управляли многими областями Северной Индии. Кроме того, к патанам себя относят многочисленные принявшие Ислам раджпуты. По аналогии с индусской кастовой системой, некоторые ученые считают, что сейиды и шейхи могут быть сопоставлены с брахманами, а моголы и патаны - с кшатриями. В отличие от ашраф, деление аджлаф на касты связано не только с общим происхождением, но и с наследственной профессией. Можно предположить, что отдельные касты аджлаф это потомки перешедших в Ислам членов индусских профессиональных каст. К их числу принадлежат арайн (земледельцы), джулаха (ткачи), дарзи (портные), касаи (мясники) [Дюмон, 2001: 230 - 231; Котин, 2005: 74-76].
В каждом регионе Индии социально-иерархическое деление имеет свои особенности. Например, керальские мопла другими мусульманами воспринимаются как единая община. Но среди мопла существует жесткое деление на эндогамные группы, по существу касты, членами которых становятся по рождению. Мопла-тхангалы, именующие себя сейидами и ведущие свое происхождение от дочери Пророка Фатимы, относятся к ашраф. По ритуальному статусу они приравниваются к высшей в Керале индуистской касте - брахманов намбудири. За ними следуют арабы, также относимые к ашраф и происходящие от смешанных браков местных женщин с арабскими купцами и моряками. Большинство же мопла относится к малабарцам, занимающим в иерархии среднее положение. К аджлаф среди мопла причисляются пасулары (рыбаки) и оссаны (брадобреи). Кастовые различия соблюдаются не только в брачных отношениях и бытовом общении, но и в религиозной практике, потому каждая каста имеет свои мечети и кладбища [Индия сегодня, 2005: 97].
В соседнем с Кералом штате Тамилнад община мусульман, занимающихся торговлей, также подразделяется на касты. Маракайары, раутхоры и лаббаи по статусу считаются примерно равными, но браки между нами не заключаются, а торговцы-кайлары причисляются к низшим кастам, поскольку они торгуют кожами и шкурами животных, а это по представлениям как мусульман, так индуистов относится к нечистым и оскверняющим занятиям [Индия сегодня, 2005: 97 - 98].
В Северной Индии сословно-иерархическое деление мусульман представляет собой как бы слепок с кастовой иерархии индуистов. Например, в одной из деревень неподалеку от Лакхнау (Уттар Прадеш) мусульмане-аджлаф делятся на профессиональные касты, расположенные в строгой иерархии по признаку «чистого» и «оскверняющего» труда Наверху находятся джулаха (ткачи), мираси (музыканты) и дарзи (портные), потому что они непосредственно обслуживают представителей ашраф. Наты (кожевники) и дхоби (прачки) замыкают иерархию [Индия сегодня, 2005: 98].
В «Чондимонгол», памятнике бенгальской литературы XVI века, упоминается о существовании кастового деления у мусульман, и называются такие кастовые группы, как гола (не совершающие намаз), джола (ткачи), мукери (перевозчики на волах), питдхари (торговцы сладостями), горошал (индусы, принявшие мусульманскую веру), хаджам (цирюльники), кагоджи (изготовители бумаги), бенота (изготовители веревок) и другие. Как мы видим, это кастовое деление в основном основывается на хозяйственной деятельности, и лишь в редких случаях - на отношении к религии [Чондимонгол, 1980: 151]. Из этих кастовых групп, как указывает Луи Дюмон, самой многочисленной являются джола или джулаха [Дюмон, 2001: 231].
Взаимоотношения между представителями более низких мусульманских каст регулируются, как и индусов, системой джаджмани, при этом более высокая каста именуется «джаджман» («заказчик»), более низкая - «камин» («работник»). После общения с камином джаджман должен очиститься, совершив омовение [Котин, 2005: 77].
Интересную прослойку среди индийских мусульман составляли ранее женщины-таваиф. Слово «тава’иф» происходит от арабского «двигаться по кругу», «совершать круговые движения». К таваиф принадлежали платные танцовщицы и певицы, которые могли жить как своей профессией, так и на содержании какого-нибудь богача. Ремесло таваиф передавалось от дочери к матери, хотя и не обязательно носило характер кастовой профессии. Ряды таваиф пополнялись за счет воспитанниц, купленных или похищенных девочек из самых разных слоев общества. Таваиф получали превосходное образование в школах, напоминавших учебные заведения для древнегреческих гетер. Особый акцент делался на музыку и поэзию. Селились таваиф в крупных городах с мусульманским населением, таких как Дели, Фаизабад, Лакхнау, Лахор, Хайдарабад и др. Среди таваиф было немало талантливых исполнительниц и поэтесс. Особенно своей изысканностью и образованностью пользовались таваиф из Лакхнау. Лакхнауские таваиф были не только и не столько куртизанками, сколько хозяйками литературных и музыкальных салонов. Кроме того, они постоянно бывали при дворе и активно вмешивались в политику [Индийская жена, 1996:135 - 139].
Помимо ашраф и аджлаф, у мусульман Индостана существует еще группа каст «арзал» («падшие»), которые считаются аналогом индусских неприкасаемых. Арзал включает такие касты, как бханар, касби, лалбеги, маугта и прочие. Профессиональными занятиями представителей этих каст является уборка трупов и нечистот и подобные нечистые работы, и поэтому прочие мусульмане избегают контактов с ними.
Итак, подведем итоги нашего обзора. Как мы могли наблюдать, сословно-иерархическая система, сложившаяся в различных регионах мусульманского мира, имеет свою специфику, но можно выделить и общие закономерности. На формирование этой системы влияли три фактора. Во-первых, это сам Ислам и его история, что особенно значимо в случае верхушки, которая ведет свое происхождение от самого Пророка, его сподвижников, мусульманских святых и героев мусульманской истории, как, например, завоевателей Индии (сейиды, шерифы, ходжа, моголы, патаны). Во-вторых, это доисламские традиции, как то, деление на «белую кость» и «черную кость» в Центральной Азии имеет явно доисламское, древнетюркское происхождение, в Йемене шейхи племен вели свое происхождение и от доисламской знати, наконец, влияние традиций индуизма на складывание системы мусульманских каст в Индии. В-третьих, это наследственная профессия и место в хозяйственной деятельности, что в большей степени присуще средним и низшим слоям населения и связано с представлением о более высоких и более низких занятиях. Поэтому есть сословия, выделяемые на основе генеалогии, и функциональные сословия, эти сословия могут накладываться друг на друга. Например, сейиды могут принадлежать и к военно-феодальной знати, и к духовенству.
В основном грани между сословиями у мусульман являются вполне проницаемыми, но в некоторых случаях появляются самые настоящие касты, как в Южной Аравии, где есть и свои «брахманы» и свои «неприкасаемые». Кое-где грани эти под влиянием современного мира и вовсе стерлись (Турция), но зачастую традиционная иерархия и представления о знатности и сохраняют свое значение и по сей день, как, например, в Центральной Азии, где они смогли пережить советский период, не говоря уже о мусульманах Индостана.