Дегерметизация акбаритского знания
На выходных с одним русским мусульманским активистом у нас состоялся разговор о смыслах и возможностях апологетики имама Ибн Араби. Допустимо ли это, надо ли это, эффективно ли защищать такого человека перед лицом толпы?
Мнение «Мурабитун» по этому вопросу остаётся весьма консервативным; тем не менее, будет интересным ознакомиться с экстремальнейше публичным способом защитить Шейх аль-Акбара. И опять в который раз срабатывает аксиома: пустое, химеричное восстание против тасаввуфа уйдёт в небытие, пока арифы будут ждать своего часа. Когда придёт тот, кто сможет отстоять их бессмертное знание…
SIDI АБДУЛЬХАКИМ САМАНТАР - «КАДИЗАДЕЛИ И ПЕРВОЕ ПУБЛИЧНОЕ ЧТЕНИЕ «МЕККАНСКИХ ОТКРОВЕНИЙ»
Движение Кадизадели (название происходит от имени основателя Кадизаде Мехмета родившегося в 1582 году в Балыкесире) можно вполне охарактеризовать как «османский прото-салафизм»: осуждение всяческого новшества как греховного, антисуфийская направленность, осуждение паломничества к могилам, «чрезмерного» восхваления Пророка, культа аулия, веры в то, что пророк Хизр жив. Так же осуждалось чтение книг Ибн Араби, которое приравнивалось по своей пагубности к поклонению могилам: «… читающий Ибн аль-Араби, подвергает опасности Ислам не меньше, чем паломники к могилам, которые молятся мертвым относительно божественного заступничества. Оба действия греховны, и оба вида грешников должны быть распознаны и остановлены».
Кадизадели, в отличие от многих ученых, так же ратующих за «возвращение к Сунне», обратились непосредственно к простым верующим, и перенесли споры прямо на улицы, что зачастую приводило к кровавым последствиям. Движение действовало с переменным успехом в период с 1621 по 1685 годы, после чего пошло на спад, по многим причинам. Краткий обзор истории движения содержится в «The Kadizadelis: discordant revivalism in seventeenth-century Istanbul» Madeline C. Zilfi.
Шейх Абдульгани ан-Набулуси (1641-1731) одна из ключевых фигур того, что некоторые называют «исламским Просвещением» (термин спорный, и имеющий лишь иллюстративное значение). Его деятельность и влияние слишком обширны, что бы обсуждать здесь, отметим лишь, что многие труды написаны именно как опровержение тезисов движения кадизадели (трактаты о дозволенности музыки, посещения могил, апологетика Ибн Араби, аль-Джили и доктрины «вахдат аль-вуджуд»). Ан-Набулуси считал, что оптимальным способом опровергнуть противников суфизма и показать, что нет ничего тайного, нелегитимного или не исламского в гнозисе суфиев была рационализация понимания мистических идей. Он желал рассеять тайну, которая покрыла путь суфиев в течении многих столетий, и давала пищу как шарлатанам от суфизма так и противникам чистого тасаввуфа. Необходимо было предпринять шаги по привлечению и обучению широких слоев общества с целью вырастить информированное общественное мнение в поддержку суфизма.
Именно эти соображения подвигли ан-Наблуси на беспрецедентный шаг - публичное чтение «Мекканских откровений», центрального трактата Ибн Араби в мечети «Селимийя». Ученик и биограф ан-Набулуси, аль-Байтамани писал: «Это было невероятно, никто не делал этого прежде, обычно эта божественная наука изучалась втайне, в то время как он прочитал это публично из-за его сильного намерения и чрезвычайного уважения знания».
Природа публичного интеллектуального обмена, отличается от конфиденциального. В отличие от изучения текстов такого уровня на закрытых собраниях, на общественных сессиях, ан-Набулуси должен был выразить сложные мысли, обращаясь к аудитории с весьма различным интеллектуальным уровнем. Он должен был меньше полагаться на свой собственный авторитет и убеждения, и еще намного меньше на Ибн Араби, и гораздо больше на рациональные объяснения. Его окончательная цель не состояла в том, чтобы просветить несколько отдельных лиц, разделяющих его убеждения, но создать информированную аудиторию с соответствующим уровнем знаний и рациональностью, которая могла бы быть в состоянии общаться, и ценить величину обсуждаемых идей. Новизна опыта произвели смешанные чувства волнения и неловкости. Многие не знали, как реагировать на такое беспрецедентное раскрытие. Жители Дамаска были смущены. Привыкшие следовать за авторитетом, они внезапно оказались в ситуации, когда один из авторитетнейших людей призвал их не к следованию, а к размышлению и вынесению собственных суждений, о том, что они слышали.
Аль-Байтамани пишет: «Несколько человек сказали мне: «Шейх Абдульгани не должен был открывать эти божественные науки общественности, и при этом он не должен был сделать чтение публичным, потому что он - имам нашего времени, за которым общество следует в вопросах, которые оно не понимает, и из-за него люди могли бы заблудится в том, что неукоснительно запрещено».
Однако сессии были очень популярны, привлекая необычно смешанную аудиторию, которая включала знаменитостей, религиозных лиц, ученых, судей, и правителей, так же как мистиков и простых людей. Люди приезжали из других городов, чтобы посетить чтения. Сам аль-Байтамани сомневался в пользе такого чрезмерного раскрытия мистического познания публично, но, все же он признал, что это была новая практика, и «никто не мог опровергнуть и бросить вызов ему из-за большой ясности и красноречия».
Аль-Байтамани пребывал в сомнении относительно правомерности действий его учителя. У него было молчаливое желание знать, почему ан-Набулуси так поступил, но он испытывал недостаток смелости, чтобы спросить напрямую. Однажды, после очередного чтения, аль-Байтамани пришел, чтобы видеть своего учителя, который смог ощутить молчаливые сомнения ученика. Он посоветовал ему не заботиться о критике исходящей от людей и объяснил, что у него было право сделать то, что он сделал, потому что он действовал под «требованием раскрытия» (таджаллийят). И в своей непосредственной, поэтической манере, он сказал ученику:
Они говорят: не произносите то, что вы знаете
среди неосведомленных людей, для этого не готовых.
Я говорю им: оставьте обвинения, поскольку мы
под требованием «раскрытия» и «стояния рядом».
Мы пили и излили на землю,
и земля должна принять часть, из кубка благородных.
Мнение «Мурабитун» по этому вопросу остаётся весьма консервативным; тем не менее, будет интересным ознакомиться с экстремальнейше публичным способом защитить Шейх аль-Акбара. И опять в который раз срабатывает аксиома: пустое, химеричное восстание против тасаввуфа уйдёт в небытие, пока арифы будут ждать своего часа. Когда придёт тот, кто сможет отстоять их бессмертное знание…
SIDI АБДУЛЬХАКИМ САМАНТАР - «КАДИЗАДЕЛИ И ПЕРВОЕ ПУБЛИЧНОЕ ЧТЕНИЕ «МЕККАНСКИХ ОТКРОВЕНИЙ»
Движение Кадизадели (название происходит от имени основателя Кадизаде Мехмета родившегося в 1582 году в Балыкесире) можно вполне охарактеризовать как «османский прото-салафизм»: осуждение всяческого новшества как греховного, антисуфийская направленность, осуждение паломничества к могилам, «чрезмерного» восхваления Пророка, культа аулия, веры в то, что пророк Хизр жив. Так же осуждалось чтение книг Ибн Араби, которое приравнивалось по своей пагубности к поклонению могилам: «… читающий Ибн аль-Араби, подвергает опасности Ислам не меньше, чем паломники к могилам, которые молятся мертвым относительно божественного заступничества. Оба действия греховны, и оба вида грешников должны быть распознаны и остановлены».
Кадизадели, в отличие от многих ученых, так же ратующих за «возвращение к Сунне», обратились непосредственно к простым верующим, и перенесли споры прямо на улицы, что зачастую приводило к кровавым последствиям. Движение действовало с переменным успехом в период с 1621 по 1685 годы, после чего пошло на спад, по многим причинам. Краткий обзор истории движения содержится в «The Kadizadelis: discordant revivalism in seventeenth-century Istanbul» Madeline C. Zilfi.
Шейх Абдульгани ан-Набулуси (1641-1731) одна из ключевых фигур того, что некоторые называют «исламским Просвещением» (термин спорный, и имеющий лишь иллюстративное значение). Его деятельность и влияние слишком обширны, что бы обсуждать здесь, отметим лишь, что многие труды написаны именно как опровержение тезисов движения кадизадели (трактаты о дозволенности музыки, посещения могил, апологетика Ибн Араби, аль-Джили и доктрины «вахдат аль-вуджуд»). Ан-Набулуси считал, что оптимальным способом опровергнуть противников суфизма и показать, что нет ничего тайного, нелегитимного или не исламского в гнозисе суфиев была рационализация понимания мистических идей. Он желал рассеять тайну, которая покрыла путь суфиев в течении многих столетий, и давала пищу как шарлатанам от суфизма так и противникам чистого тасаввуфа. Необходимо было предпринять шаги по привлечению и обучению широких слоев общества с целью вырастить информированное общественное мнение в поддержку суфизма.
Именно эти соображения подвигли ан-Наблуси на беспрецедентный шаг - публичное чтение «Мекканских откровений», центрального трактата Ибн Араби в мечети «Селимийя». Ученик и биограф ан-Набулуси, аль-Байтамани писал: «Это было невероятно, никто не делал этого прежде, обычно эта божественная наука изучалась втайне, в то время как он прочитал это публично из-за его сильного намерения и чрезвычайного уважения знания».
Природа публичного интеллектуального обмена, отличается от конфиденциального. В отличие от изучения текстов такого уровня на закрытых собраниях, на общественных сессиях, ан-Набулуси должен был выразить сложные мысли, обращаясь к аудитории с весьма различным интеллектуальным уровнем. Он должен был меньше полагаться на свой собственный авторитет и убеждения, и еще намного меньше на Ибн Араби, и гораздо больше на рациональные объяснения. Его окончательная цель не состояла в том, чтобы просветить несколько отдельных лиц, разделяющих его убеждения, но создать информированную аудиторию с соответствующим уровнем знаний и рациональностью, которая могла бы быть в состоянии общаться, и ценить величину обсуждаемых идей. Новизна опыта произвели смешанные чувства волнения и неловкости. Многие не знали, как реагировать на такое беспрецедентное раскрытие. Жители Дамаска были смущены. Привыкшие следовать за авторитетом, они внезапно оказались в ситуации, когда один из авторитетнейших людей призвал их не к следованию, а к размышлению и вынесению собственных суждений, о том, что они слышали.
Аль-Байтамани пишет: «Несколько человек сказали мне: «Шейх Абдульгани не должен был открывать эти божественные науки общественности, и при этом он не должен был сделать чтение публичным, потому что он - имам нашего времени, за которым общество следует в вопросах, которые оно не понимает, и из-за него люди могли бы заблудится в том, что неукоснительно запрещено».
Однако сессии были очень популярны, привлекая необычно смешанную аудиторию, которая включала знаменитостей, религиозных лиц, ученых, судей, и правителей, так же как мистиков и простых людей. Люди приезжали из других городов, чтобы посетить чтения. Сам аль-Байтамани сомневался в пользе такого чрезмерного раскрытия мистического познания публично, но, все же он признал, что это была новая практика, и «никто не мог опровергнуть и бросить вызов ему из-за большой ясности и красноречия».
Аль-Байтамани пребывал в сомнении относительно правомерности действий его учителя. У него было молчаливое желание знать, почему ан-Набулуси так поступил, но он испытывал недостаток смелости, чтобы спросить напрямую. Однажды, после очередного чтения, аль-Байтамани пришел, чтобы видеть своего учителя, который смог ощутить молчаливые сомнения ученика. Он посоветовал ему не заботиться о критике исходящей от людей и объяснил, что у него было право сделать то, что он сделал, потому что он действовал под «требованием раскрытия» (таджаллийят). И в своей непосредственной, поэтической манере, он сказал ученику:
Они говорят: не произносите то, что вы знаете
среди неосведомленных людей, для этого не готовых.
Я говорю им: оставьте обвинения, поскольку мы
под требованием «раскрытия» и «стояния рядом».
Мы пили и излили на землю,
и земля должна принять часть, из кубка благородных.