Нау бум
Рискуя опять получить и слева, и справа, то есть, и от фанатов, отказывающихся видеть в творчестве кумиров малейшие недостатки, и от их антагонистов, отказывающихся видеть само творчество, посвящаю нынешний пост творчеству группы Наутилус Помпилиус. Формальный повод - прошедший вчера в БКЗ «Октябрьский» концерт проекта «Нау бум».
Для неосведомлённых: вот уже год Вячеслав Бутусов разъезжает по стране со своей концертной программой. Программа эта целиком составлена из текстов Наутилуса, причём исключительно периода 1986-1995 годов, то есть наивысшего расцвета. Помогают Бутусову музыканты его нынешней группы Ю-Питер, а вчера вместе с ними выступал ещё и камерный симфонический оркестр. Все аранжировки полностью переписаны, тексты, напротив, оставлены неизменными. Голос Бутусова за прошедшие годы сильно изменился - стал более низким и хриплым. Однако во время исполнения «Скованных...» он внезапно изменил манеру пения и запел в точности так, как это звучало в оригинальном альбоме. Забитый до отказа зал «Октябрьского» вздрогнул и восторженно загудел.
Должен сказать, что, в отличие от Аквариума, с которым отношения долгое время не складывались (о чём было написано в прошлом посте), моё отношение к творчеству Наутилуса всегда было сдержанно позитивным. Очевидная причина этого кроется в качестве текстов Ильи Кормильцева. Неслучайно, что подлинный расцвет Наутилуса начался с альбома «Разлука» (1986), первого написанного на стихи И. К. Никаких абстракций, никаких домыслов, никаких случайностей. Если политика, то политика:
Можно верить и в отсутствие веры,
можно делать и отсутствие дела.
Нищие молятся, молятся на
то, что их нищета гарантирована.
Здесь можно играть про себя на трубе,
но, как ни играй, всё играешь отбой.
И если есть те, кто приходит к тебе,
найдутся и те, кто придёт за тобой...
Если любовь, то любовь:
Ведьма или ангел, птица или зверь,
вернись, я оставлю открытым окно
и незапертой дверь.
Смерть или спасенье, свет ты или тьма,
если не вернёшься, я впервые узнаю,
как сходят с ума...
Если отчуждение, то отчуждение:
Соседка скажет, что они приходили,
найдёт повестку в дырке замка.
Соседка скажет, что они позвонили,
но не дождались шагов старика.
Грошовый счёт в казённом конверте
за непогашенный мёртвым ночник.
Ему не скрыться от нас после смерти,
пока мы помним, что он наш должник.
Мы живём в городе братской любви,
нас помнят, пока мы мешаем другим...
Удивительно, какой приятной неожиданностью для слуха оказываются эмоции, названные своими именами. Слушатель освобождается от необходимости распутывать головоломку, рискуя ошибиться и смешать собственный опыт с опытом говорящего. Устами Бутусова говорит человек, которому есть, что сказать, и который не боится сказать.
Если одиночество, то одиночество (в одной из самых выдающихся, на мой взгляд, песен, несправедливо обойдённых общим вниманием):
Когда я проснусь,
снова буду один.
Под серым небом провинций
уже зажгутся огни,
словно лужи-глаза,
словно камни в воде,
все погасшие звёзды лежат...
Лежат на тинистом дне.
Эта ночь... Эта ночь
плотнее плюшевых штор,
страшней чугунных оград.
Я вижу только себя,
везде я встречаю свой взгляд...
Если страх за детей, то именно страх без нелепого пафоса и бестолковой бравады:
Чёрные птицы из детских глаз
выклюют чёрным клювом алмаз,
алмаз унесут в чёрных когтях,
оставив в глазах чёрный угольный страх.
Возьмите моё царство,
возьмите моё царство,
возьмите моё царство
и возьмите мою корону...
Нам не нужно твоё царство,
нам не нужно твоё царство,
нам не нужно твоё царство
и корона твоя из клёна...
И, наконец, какая-то уж совсем важная ступень в познании мира, истина, о которой почему-то нигде не пишут, но которая кажется мне намного важнее, чем таблица умножения и стихи Пушкина в объёме школьной программы. Видимо, каждому надлежит постигать её своим путём:
Воздух выдержит только тех,
только тех, кто верит в себя.
Ветер дует туда, куда
прикажет тот, кто верит в себя.
Бутусов почти не говорил, антракта не было, в итоге почти двухчасовой концерт показался слишком коротким. Зал ревел, вызывая музыкантов на бис. Бутусов вернулся и спел (почему? для чего?) «Звезду по имени Солнце». Затем удалился окончательно. Включили свет, публика отказывалась расходиться. Тётушки требовали освободить помещение. Суровые охранники в костюмах и с рациями оказались куда снисходительнее. Толпа собиралась вокруг них, как будто именно они должны были исполнить ещё одну или несколько песен. Наконец, по рации что-то передали. «Расходимся, расходимся, песен больше не будет», - кричал охранник, потрясая рацией. Потом сидели в машине и дослушивали неисполненное: «Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки, эта музыка будет вечной...»
Для неосведомлённых: вот уже год Вячеслав Бутусов разъезжает по стране со своей концертной программой. Программа эта целиком составлена из текстов Наутилуса, причём исключительно периода 1986-1995 годов, то есть наивысшего расцвета. Помогают Бутусову музыканты его нынешней группы Ю-Питер, а вчера вместе с ними выступал ещё и камерный симфонический оркестр. Все аранжировки полностью переписаны, тексты, напротив, оставлены неизменными. Голос Бутусова за прошедшие годы сильно изменился - стал более низким и хриплым. Однако во время исполнения «Скованных...» он внезапно изменил манеру пения и запел в точности так, как это звучало в оригинальном альбоме. Забитый до отказа зал «Октябрьского» вздрогнул и восторженно загудел.
Должен сказать, что, в отличие от Аквариума, с которым отношения долгое время не складывались (о чём было написано в прошлом посте), моё отношение к творчеству Наутилуса всегда было сдержанно позитивным. Очевидная причина этого кроется в качестве текстов Ильи Кормильцева. Неслучайно, что подлинный расцвет Наутилуса начался с альбома «Разлука» (1986), первого написанного на стихи И. К. Никаких абстракций, никаких домыслов, никаких случайностей. Если политика, то политика:
Можно верить и в отсутствие веры,
можно делать и отсутствие дела.
Нищие молятся, молятся на
то, что их нищета гарантирована.
Здесь можно играть про себя на трубе,
но, как ни играй, всё играешь отбой.
И если есть те, кто приходит к тебе,
найдутся и те, кто придёт за тобой...
Если любовь, то любовь:
Ведьма или ангел, птица или зверь,
вернись, я оставлю открытым окно
и незапертой дверь.
Смерть или спасенье, свет ты или тьма,
если не вернёшься, я впервые узнаю,
как сходят с ума...
Если отчуждение, то отчуждение:
Соседка скажет, что они приходили,
найдёт повестку в дырке замка.
Соседка скажет, что они позвонили,
но не дождались шагов старика.
Грошовый счёт в казённом конверте
за непогашенный мёртвым ночник.
Ему не скрыться от нас после смерти,
пока мы помним, что он наш должник.
Мы живём в городе братской любви,
нас помнят, пока мы мешаем другим...
Удивительно, какой приятной неожиданностью для слуха оказываются эмоции, названные своими именами. Слушатель освобождается от необходимости распутывать головоломку, рискуя ошибиться и смешать собственный опыт с опытом говорящего. Устами Бутусова говорит человек, которому есть, что сказать, и который не боится сказать.
Если одиночество, то одиночество (в одной из самых выдающихся, на мой взгляд, песен, несправедливо обойдённых общим вниманием):
Когда я проснусь,
снова буду один.
Под серым небом провинций
уже зажгутся огни,
словно лужи-глаза,
словно камни в воде,
все погасшие звёзды лежат...
Лежат на тинистом дне.
Эта ночь... Эта ночь
плотнее плюшевых штор,
страшней чугунных оград.
Я вижу только себя,
везде я встречаю свой взгляд...
Если страх за детей, то именно страх без нелепого пафоса и бестолковой бравады:
Чёрные птицы из детских глаз
выклюют чёрным клювом алмаз,
алмаз унесут в чёрных когтях,
оставив в глазах чёрный угольный страх.
Возьмите моё царство,
возьмите моё царство,
возьмите моё царство
и возьмите мою корону...
Нам не нужно твоё царство,
нам не нужно твоё царство,
нам не нужно твоё царство
и корона твоя из клёна...
И, наконец, какая-то уж совсем важная ступень в познании мира, истина, о которой почему-то нигде не пишут, но которая кажется мне намного важнее, чем таблица умножения и стихи Пушкина в объёме школьной программы. Видимо, каждому надлежит постигать её своим путём:
Воздух выдержит только тех,
только тех, кто верит в себя.
Ветер дует туда, куда
прикажет тот, кто верит в себя.
Бутусов почти не говорил, антракта не было, в итоге почти двухчасовой концерт показался слишком коротким. Зал ревел, вызывая музыкантов на бис. Бутусов вернулся и спел (почему? для чего?) «Звезду по имени Солнце». Затем удалился окончательно. Включили свет, публика отказывалась расходиться. Тётушки требовали освободить помещение. Суровые охранники в костюмах и с рациями оказались куда снисходительнее. Толпа собиралась вокруг них, как будто именно они должны были исполнить ещё одну или несколько песен. Наконец, по рации что-то передали. «Расходимся, расходимся, песен больше не будет», - кричал охранник, потрясая рацией. Потом сидели в машине и дослушивали неисполненное: «Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки, эта музыка будет вечной...»