Стихи Алексея Дидурова
Среди трофеев алтайской экспедиции нельзя не отметить один: купленную в барнаульском книжном магазине книжку стихов Алексея Дидурова, московского поэта и культуртрегера (дословно - носителя культуры), появившегося на свет в 1948 году и рано покинувшего сей мир летом 2006 года.
Конечно, книжка была куплена не случайно, а по давней наводке Дмитрия Быкова, посвятившего Дидурову несколько своих стихотворений и неоднократно упоминавшего о нём в интервью. Так что вполне логично, что предисловие к книге оказалось как раз быковское. Хорошее предисловие, мудрое, доброе, горькое. Я несколько раз перечитал, это редкость.
Помимо предисловия, в книжке обнаружился диск с песнями Дидурова, исполненными им самим под собственный аккомпанемент. Естественно, вставив диск в плейер, я первым делом (почти инстинктивно) решил узнать, сколько там песен, точнее, дорожек. Дорожка оказалась одна. Композиция называется "Райские песни non-stop" - Дидуров без перерыва исполняет несколько текстов под не прекращающую звучать гитару. Нужно, конечно, слышать его голос, но всё же текст у Дидурова всегда на первом месте.
* * *
Топот, смрадное дыханье, трели мусоров,
По подъездам затиханье нецензурных слов,
Еле слышно речь Хрущева - брезжит телесвет,
Мы содвинулись: еще бы, нам пятнадцать лет!
Как я счастлив был в ту зиму, как я царовал!
Растянул тебе резину теплых шаровар!
В этом городе отпетом, в каменной стране
Кроме памяти об этом все изменит мне…
Но прошью я с дикой силой лед холодных лет,
Телом троечницы хилой мощно разогрет!
С той зимы не вмерз во время и иду на спор:
Воздержанье очень вредно с самых ранних пор!
И пока еще живу я и плачу за свет,
Всюду буду петь жену я из страны Джульетт -
Там трамваев громыханье, там в глуши дворов
топот, смрадное дыханье, трели мусоров…
* * *
Сядь на скамейку - посмотри на перспективу
Москвы, в которой ты по личному мотиву
Глотками переохлажденный пьешь рассвет.
Бездомной тати кстати лишь чужие жены,
Поскольку пушки их лужены разряжены
По ближним за день, чем лафет и разогрет.
Ах, как во мраке спален жалок он и жарок,
И стан и стон крепкосемейных горожанок,
Огня дающих мне в сражении за быт.
И пусть я стужей окружен, я не контужен,
Конец не краток мой, и я не безоружен,
И после яростного дела не разбит!
И глядя в двери спящей запертой подземки,
И проклиная канифоль ночной поземки,
Змеясь душою под мужскую букву «М»,
Я в эту площадь перед «Соколом» вмерзаю
И ноготком с немой щеки слезу срезаю, -
Как хорошо, что не видал ее гарем!
Ведь что Москва слезам не верит - всем известно,
За что ей «Оскар» перепал с гнилого Веста,
И уж подавно веры нет моим слезам!
Сгоняя влагу не мочой, а через очи,
Как часто чувствовать спешил я что есть мочи,
Но вот, Москва, открой метро - закрой Сезам!
Моя Москва, открой метро!
Моя Москва, закрой Сезам!
* * *
Ярится над Столешниковым лето,
Дерется и тоскует детвора,
Звезда июня, словно глаз валета,
Скользит пасьянсом окон до утра,
А утром просыпается пластинка,
Вторгается в нескромные мечты -
Я внемлю Энгельберту Хампердинку
И крикам коммунальной сволоты.
Мой старый город, я согнусь, а ты не старишься,
Мой старый город, я загнусь, а ты останешься,
На этих улочках кривых,
На этих вечных мостовых
Когда-нибудь прервутся швы шагов моих!
Я жил, о счастье некоем тоскуя,
Ох, как я проклинал судьбу свою!
Я жил, не замечая, что живу я
В московском старом каменном раю,
А между тем, с огромным чувством такта
Москва меня сманила красотой
От зла гигиенических контактов
К бряцанию на лире золотой!
Мой старый город, я согнусь, а ты не старишься,
Мой старый город, я загнусь, а ты останешься,
На этих улочках кривых,
На этих вечных мостовых
Когда-нибудь прервутся швы шагов моих!
И если киска с ликом полудетским
Почти всадила в сердце мне любовь,
Я отражусь в витринах на Кузнецком,
Смекну, что просто малость не здоров,
А лапушке, не ведавшей расклада,
Кивну на антикварный особняк:
«О бэби, мы с фасада с ним - что надо,
Да вот внутри - глухой неудобняк!»
Мой старый город, я согнусь, а ты не старишься,
Мой старый город, я загнусь, а ты останешься,
На этих улочках кривых,
На этих вечных мостовых
Когда-нибудь прервутся швы шагов моих!
Конечно, книжка была куплена не случайно, а по давней наводке Дмитрия Быкова, посвятившего Дидурову несколько своих стихотворений и неоднократно упоминавшего о нём в интервью. Так что вполне логично, что предисловие к книге оказалось как раз быковское. Хорошее предисловие, мудрое, доброе, горькое. Я несколько раз перечитал, это редкость.
Помимо предисловия, в книжке обнаружился диск с песнями Дидурова, исполненными им самим под собственный аккомпанемент. Естественно, вставив диск в плейер, я первым делом (почти инстинктивно) решил узнать, сколько там песен, точнее, дорожек. Дорожка оказалась одна. Композиция называется "Райские песни non-stop" - Дидуров без перерыва исполняет несколько текстов под не прекращающую звучать гитару. Нужно, конечно, слышать его голос, но всё же текст у Дидурова всегда на первом месте.
* * *
Топот, смрадное дыханье, трели мусоров,
По подъездам затиханье нецензурных слов,
Еле слышно речь Хрущева - брезжит телесвет,
Мы содвинулись: еще бы, нам пятнадцать лет!
Как я счастлив был в ту зиму, как я царовал!
Растянул тебе резину теплых шаровар!
В этом городе отпетом, в каменной стране
Кроме памяти об этом все изменит мне…
Но прошью я с дикой силой лед холодных лет,
Телом троечницы хилой мощно разогрет!
С той зимы не вмерз во время и иду на спор:
Воздержанье очень вредно с самых ранних пор!
И пока еще живу я и плачу за свет,
Всюду буду петь жену я из страны Джульетт -
Там трамваев громыханье, там в глуши дворов
топот, смрадное дыханье, трели мусоров…
* * *
Сядь на скамейку - посмотри на перспективу
Москвы, в которой ты по личному мотиву
Глотками переохлажденный пьешь рассвет.
Бездомной тати кстати лишь чужие жены,
Поскольку пушки их лужены разряжены
По ближним за день, чем лафет и разогрет.
Ах, как во мраке спален жалок он и жарок,
И стан и стон крепкосемейных горожанок,
Огня дающих мне в сражении за быт.
И пусть я стужей окружен, я не контужен,
Конец не краток мой, и я не безоружен,
И после яростного дела не разбит!
И глядя в двери спящей запертой подземки,
И проклиная канифоль ночной поземки,
Змеясь душою под мужскую букву «М»,
Я в эту площадь перед «Соколом» вмерзаю
И ноготком с немой щеки слезу срезаю, -
Как хорошо, что не видал ее гарем!
Ведь что Москва слезам не верит - всем известно,
За что ей «Оскар» перепал с гнилого Веста,
И уж подавно веры нет моим слезам!
Сгоняя влагу не мочой, а через очи,
Как часто чувствовать спешил я что есть мочи,
Но вот, Москва, открой метро - закрой Сезам!
Моя Москва, открой метро!
Моя Москва, закрой Сезам!
* * *
Ярится над Столешниковым лето,
Дерется и тоскует детвора,
Звезда июня, словно глаз валета,
Скользит пасьянсом окон до утра,
А утром просыпается пластинка,
Вторгается в нескромные мечты -
Я внемлю Энгельберту Хампердинку
И крикам коммунальной сволоты.
Мой старый город, я согнусь, а ты не старишься,
Мой старый город, я загнусь, а ты останешься,
На этих улочках кривых,
На этих вечных мостовых
Когда-нибудь прервутся швы шагов моих!
Я жил, о счастье некоем тоскуя,
Ох, как я проклинал судьбу свою!
Я жил, не замечая, что живу я
В московском старом каменном раю,
А между тем, с огромным чувством такта
Москва меня сманила красотой
От зла гигиенических контактов
К бряцанию на лире золотой!
Мой старый город, я согнусь, а ты не старишься,
Мой старый город, я загнусь, а ты останешься,
На этих улочках кривых,
На этих вечных мостовых
Когда-нибудь прервутся швы шагов моих!
И если киска с ликом полудетским
Почти всадила в сердце мне любовь,
Я отражусь в витринах на Кузнецком,
Смекну, что просто малость не здоров,
А лапушке, не ведавшей расклада,
Кивну на антикварный особняк:
«О бэби, мы с фасада с ним - что надо,
Да вот внутри - глухой неудобняк!»
Мой старый город, я согнусь, а ты не старишься,
Мой старый город, я загнусь, а ты останешься,
На этих улочках кривых,
На этих вечных мостовых
Когда-нибудь прервутся швы шагов моих!