2012
Стишков в этом году немного.
* * *
Беги, дорогая, пока игроки
близки, и река мелка.
Ты выйдешь сухой из этой реки
замуж за игрока.
Оставь бесполезные стыд и страх,
предчувствуя крах, не жди.
Не жди, дорогая, пока в горах
снова пойдут дожди.
Там плоские воды станут стеной,
пугая нас глубиной,
грозя избушке берестяной,
тем более, лубяной.
А после, ринувшись с высоты,
словно топор с плеча,
затопят эти поля, где ты
безводна и горяча.
Смотри, уже сгущается мрак
и осыпается гроздь.
Последний игрок надевает фрак,
берёт котелок и трость.
Моим посланием пренебречь
ты согласишься в срок,
но для чего существует речь,
как не для этих строк?
* * *
К начальнику порта
приходит когорта
борцов за свободу Оорта.
Начальник, не ведая, кто этот турок
(а может, голландец? - но точно придурок),
цедит наугад о позоре и чести -
как здорово, мол, что мы вместе.
Ничуть не смутившись подобным докладом,
соратники просят не мирру и ладан,
а стали, стекла и волшебные смеси
с острова Сулавеси.
Начальник опять напирает на братство:
свобода и равенство - тоже богатство,
но всё же счастливее тот,
кто брата в любом обретёт.
Не споря с начальником в этом вопросе,
повстанцы твердят про небесные оси,
потом про нехватку бетона,
потом про орбиту Плутона.
Услышав фамилию бога теней,
начальник становится злей и бледней.
Он просит бойцов дожидаться внизу
ответа на чаянья снизу.
Мол, всё что вам нужно, я вам привезу,
мол, выправлю паспорт и визу.
Мол, будет Оорт ваш свободнее дам,
уплывших от нас в Амстердам.
Затем вынимает из сейфа ключи
и паспорт со словом Канада.
Окно отворив, исчезает в ночи
при помощи рук и каната.
Отчётливо слышно, как плещет волна
и прах поднимает со дна.
Начальнику слышатся голоса.
Начальник развёртывает паруса,
но видит, что с каждого борта
борцы за свободу Оорта...
А где-то по небу мчатся тела,
но в солнечном рабстве их жизнь тяжела.
Так ты тяготишься не мною -
неведомой силой земною.
* * *
Кругом такая красота,
что так и хочется с моста,
себя за ноги привязав к мосту.
Но если, Господи прости,
начальник требует мести,
то я не спорю с ним - мету, мету.
Скрипит, растягиваясь, трос,
и над ногами купорос,
и нравственный закон - не как у всех.
Но слышится не ветра свист,
а тех, кто надо мной навис,
какой-то резкий, нездоровый смех.
А там, где камушков наждак,
всё просто так, уютно так,
что, кажется, пади и стань другим.
И музыка небесных сфер
звучит среди опор и ферм,
похожая, но не на гам - на гимн.
Уже близки они - ну что ж!
Пируй, сжимающая нож,
ликуй, командующий ей: "Давай!"
Как жаль, что в страхе высоты,
немой от этой красоты,
я не лечу - я просто жду трамвай.
* * *
Завтра третьи похороны за год.
Ранний вечер в лиловатой мгле.
Тех, кто в землю никогда не лягут,
никогда не будет на земле.
Может быть, в созвездие любое
попадёшь, и всё наоборот, -
наше небо тёмно-голубое
метко бьёт и пленных не берёт.
* * *
Беги, дорогая, пока игроки
близки, и река мелка.
Ты выйдешь сухой из этой реки
замуж за игрока.
Оставь бесполезные стыд и страх,
предчувствуя крах, не жди.
Не жди, дорогая, пока в горах
снова пойдут дожди.
Там плоские воды станут стеной,
пугая нас глубиной,
грозя избушке берестяной,
тем более, лубяной.
А после, ринувшись с высоты,
словно топор с плеча,
затопят эти поля, где ты
безводна и горяча.
Смотри, уже сгущается мрак
и осыпается гроздь.
Последний игрок надевает фрак,
берёт котелок и трость.
Моим посланием пренебречь
ты согласишься в срок,
но для чего существует речь,
как не для этих строк?
* * *
К начальнику порта
приходит когорта
борцов за свободу Оорта.
Начальник, не ведая, кто этот турок
(а может, голландец? - но точно придурок),
цедит наугад о позоре и чести -
как здорово, мол, что мы вместе.
Ничуть не смутившись подобным докладом,
соратники просят не мирру и ладан,
а стали, стекла и волшебные смеси
с острова Сулавеси.
Начальник опять напирает на братство:
свобода и равенство - тоже богатство,
но всё же счастливее тот,
кто брата в любом обретёт.
Не споря с начальником в этом вопросе,
повстанцы твердят про небесные оси,
потом про нехватку бетона,
потом про орбиту Плутона.
Услышав фамилию бога теней,
начальник становится злей и бледней.
Он просит бойцов дожидаться внизу
ответа на чаянья снизу.
Мол, всё что вам нужно, я вам привезу,
мол, выправлю паспорт и визу.
Мол, будет Оорт ваш свободнее дам,
уплывших от нас в Амстердам.
Затем вынимает из сейфа ключи
и паспорт со словом Канада.
Окно отворив, исчезает в ночи
при помощи рук и каната.
Отчётливо слышно, как плещет волна
и прах поднимает со дна.
Начальнику слышатся голоса.
Начальник развёртывает паруса,
но видит, что с каждого борта
борцы за свободу Оорта...
А где-то по небу мчатся тела,
но в солнечном рабстве их жизнь тяжела.
Так ты тяготишься не мною -
неведомой силой земною.
* * *
Кругом такая красота,
что так и хочется с моста,
себя за ноги привязав к мосту.
Но если, Господи прости,
начальник требует мести,
то я не спорю с ним - мету, мету.
Скрипит, растягиваясь, трос,
и над ногами купорос,
и нравственный закон - не как у всех.
Но слышится не ветра свист,
а тех, кто надо мной навис,
какой-то резкий, нездоровый смех.
А там, где камушков наждак,
всё просто так, уютно так,
что, кажется, пади и стань другим.
И музыка небесных сфер
звучит среди опор и ферм,
похожая, но не на гам - на гимн.
Уже близки они - ну что ж!
Пируй, сжимающая нож,
ликуй, командующий ей: "Давай!"
Как жаль, что в страхе высоты,
немой от этой красоты,
я не лечу - я просто жду трамвай.
* * *
Завтра третьи похороны за год.
Ранний вечер в лиловатой мгле.
Тех, кто в землю никогда не лягут,
никогда не будет на земле.
Может быть, в созвездие любое
попадёшь, и всё наоборот, -
наше небо тёмно-голубое
метко бьёт и пленных не берёт.