Клеветникам России-3
Теперь у нас с вами на повестке дня чуть ли не самое интересное.
3) описание завоеванных народов с настойчивым употреблением уничижительных эпитетов, презрительное отношение к ним, как к недочеловекам.
Эва Томпсон пишет об этом, к примеру, так:
"Те турки, которые появляются в описании, являются или покорными слугами русских, или побежденными, угрюмо ожидающими неизбежного. Несколько недалеких молодых людей стреляет в русских, не причиняя им, тем не менее, значительного ущерба. Их недостойное и трусливое поведение на улицах контрастирует с "рассудительностью и искренностью" (Сухоруков) или "смелостью" (Бурцов) в поведении победителей" (с. 110)Вот что бы вы сделали, если б были ученым и брались бы утверждать подобные вещи? Наверно, вы бы не поленились проставить ссылки с точным указанием страницы, где именно у Пушкина сказано то-то и то-то. Представьте себе, г-жа Томпсон дает нам - правда, всего одну - ссылку. С указанием на одну страницу. А знаете, как называется произведение, на которое ссылается г-жа Томпсон? Вы думаете, "Путешествие в Арзрум"? А вот и нет, ошибаетесь :-) Оно называется Flaubert in Egypt: A Sensibility on Tour. Прошу убедиться: страница 139, примечание 27 - написано "там само", а выше прим. 26 - Флобер!
Может быть, это издатели-переводчики напутали? Возможно. Но что же нам-то делать, если г-жа Томпсон дает нам только одну ссылку, и то непонятно где? Приходится самим искать места, где Пушкин ругает турков и другие покоренные народы. Давайте поищем, что он вообще пишет об этих народах.
Кстати, походя г-жа Томпсон как-то забывает, что турки - в общем-то такие же империалисты, как и русские, что они такие же чужие на Кавказе, как и русские. Может, у нее с историей не все в порядке, спросите вы? Да, у нее таки с ней нелады, но об этом мы будем говорить позже.
А пока, портреты "покоренных народов" и просто "других народов" в "Путешествии":
а) Казбек
Деревня Казбек находится у подошвы горы Казбек и принадлежит князю Казбеку. Князь, мужчина лет сорока пяти, ростом выше преображенского флигельмана. Мы нашли его в духане (так называются грузинские харчевни, которые гораздо беднее и не чище русских). В дверях лежал пузастый бурдюк (воловий мех), растопыря свои четыре ноги. Великан тянул из него чихирь и сделал мне несколько вопросов, на которые отвечал я с почтением, подобаемым его званию и росту. Мы расстались большими приятелями.(с.379-380)
б) Персидский поэт Фазил Хан
В некотором расстоянии от Казбека попались нам навстречу несколько колясок и затруднили узкую дорогу. Покамест экипажи разъезжались, конвойный офицер объявил нам, что он провожает придворного персидского поэта и, по моему желанию, представил меня Фазил-Хану. Я, с помощию переводчика, начал было высокопарное восточное приветствие; но как же мне стало совестно, когда Фазил-Хан отвечал на мою неуместную затейливость простою, умной учтивостию порядочного человека! «Он надеялся увидеть меня в Петербурге; он жалел, что знакомство наше будет непродолжительно и проч.». Со стыдом принужден я был оставить важно-шутливый тон и съехать на обыкновенные европейские фразы. Вот урок нашей русской насмешливости. Вперед не стану судить о человеке по его бараньей папахе и по крашеным ногтям.(с. 380)
Ну да, борец с ориентализмом сказал бы тут, что Пушкин отдает явное предпочтение европейскому способу общения и недооценивает восточный. Или, по поводу Казбека, пожурил бы А.С. за то, что он грузинский духан называет еще более грязным, чем русскую харчевню. Судите сами, господа. Но можем ли мы этот портрет персидского поэта считать выражением презрения, можем ли мы назвать его негативным?
в) душетский городничий
Появление мое у городничего, старого офицера из грузин, произвело большое действие. Я требовал, во-первых, комнаты, где бы мог раздеться, во-вторых, - стакана вина, в-третьих, - абаза для моего провожатого. Городничий не знал, как меня принять, и посматривал на меня с недоумением. Видя, что он не торопится исполнить мои просьбы, я стал перед ним раздеваться, прося извинения de la liberté grande. К счастию, нашел я в кармане подорожную, доказывавшую, что я мирный путешественник, а не Ринальдо-Ринальдини. Благословенная хартия возымела тотчас свое действие: комната была мне отведена, стакан вина принесен и абаз выдан моему проводнику с отеческим выговором за его корыстолюбие, оскорбительное для грузинского гостеприимства.(с. 382-383)
Ну как, проникаетесь чувством неприязни в покоренному народу, читая эти строки? нет? А по мнению Эвы Томпсон, должны были бы.
г) банщик-"татарин" Гасан в Тифлисе. (с. 384)Про бани уже говорили. Обязательно почитайте это описание, оно волшебно! Уверяю вас, этот Гасан - целиком положительный персонаж!
д) Карс, армянская семья.
Турок слез с лошади и стал стучаться у дверей. Никто не отвечал. Дождь ливмя лил на меня. Наконец из ближнего дома вышел молодой армянин и, переговоря с моим турком, позвал меня к себе, изъясняясь на довольно чистом русском языке. Он повел меня по узкой лестнице во второе жилье своего дома. В комнате, убранной низкими диванами и ветхими коврами, сидела старуха, его мать. Она подошла ко мне и поцеловала мне руку. Сын велел ей разложить огонь и приготовить мне ужин. Я разделся и сел перед огнем. Вошел меньший брат хозяина, мальчик лет семнадцати. Оба брата бывали в Тифлисе и живали в нем по нескольку месяцев. Они сказали мне, что войска наши выступили накануне и что лагерь наш находится в 25 верстах от Карса. Я успокоился совершенно. Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства. Мы все легли спать в одной комнате; (392-393)
е) татарский бек
Под деревом лежал один из наших татарских беков, раненный смертельно. Подле него рыдал его любимец. Мулла, стоя на коленях, читал молитвы. Умирающий бек был чрезвычайно спокоен и неподвижно глядел на молодого своего друга.(с. 399)
Не будем спрашивать, какой-такой любимец. Без сомнения, умирающий бек описан со всем почтением.
ж) а вот турок, спасенный самим Пушкиным:
Несколько раненых турков подзывали меня знаками, вероятно принимая меня за лекаря и требуя помощи, которую я не мог им подать. Из лесу вышел турок, зажимая свою рану окровавленною тряпкою. Солдаты подошли к нему с намерением его приколоть, может быть из человеколюбия. Но это слишком меня возмутило; я заступился за бедного турку и насилу привел его, изнеможенного и истекающего кровию, к кучке его товарищей.(с. 399)
з) "Пленные сидели, спокойно разговаривая между собою". (с. 399) Где здесь презрение?
и) Пленный Гаки-паша
Палатка графа Паскевича стояла близ зеленого шатра Гаки-паши, взятого в плен нашими казаками. Я пошел к нему и нашел его окруженного нашими офицерами. Он сидел, поджав под себя ноги и куря трубку. Он казался лет сорока. Важность и глубокое спокойствие изображалось на прекрасном лице его. Отдавшись в плен, он просил, чтоб ему дали чашку кофию и чтоб его избавили от вопросов. (с. 400)
Один из самых прекрасных портретов! Этот паша просто великолепен, и вызывает искреннюю симпатию.
Отдельного упоминания заслуживает гермафродит. Г-жа Томпсон утверждает, что гермафродит, обнаруженный среди пленных турок, есть еще один способ унизить покоренный народ, показать его "неполноценность": "Дурная натура "турок" подчеркивается упоминанием о "гермафродите" среди них: нам говорят, что такие монстры часто встречаются среди кочевников"(с. 110) Ну да, есть такое у Пушкина. На мой взгляд, эпизод с гермафродитом доказывает еще раз лишь то, что Пушкин чрезвычайно любопытен. У Пушкина про это читайте на стр. 400. А на стр. 407 можете прочитать про нашего русского офицера, переводчика, который был оскоплен и прослужил 20 лет в персидском гареме: "18-ти лет попался он в плен к персиянам. Его скопили, и он более 20 лет служил евнухом в хареме одного из сыновей шаха. Он рассказывал о своем несчастии, о пребывании в Персии с трогательным простодушием. В физиологическом отношении показания его были драгоценны." Если гермафродит унижает турков, то скопец-русский офицер не унижает ли русских? Но Пушкин об этом пишет. А вот почему г-жа Томпсон не упоминает об этом?
Далее яркий пример выдергивания цитаты из контекста. Эва Томпсон: "Перед отъездом в Россию поэт посещает восточный базар и натыкается на "ужасного нищего. Он был бледен как смерть; из красных загноенных глаз его текли слезы." ПОэт "отталкивает нищего с чувством отвращения неизъяснимого" и возвращается домой. Это напоминает яркие Флоберовы описания отвратительных санитарных условий, свидетелем которых он был на Ближнем Востоке" (с. 110) (Да, вот он, Флобер :-))
Все это, как вы понимаете, есть пример колониального дискурса, изображения покоренных народов как внушающих отвращение.
А теперь давайте посмотрим, что же на самом деле написал Пушкин.
Возвращаясь во дворец, узнал я от Коновницына, стоявшего в карауле, что в Арзруме открылась чума. Мне тотчас представились ужасы карантина, и я в тот же день решился оставить армию. Мысль о присутствии чумы очень неприятна с непривычки. Желая изгладить это впечатление, я пошел гулять по базару. Остановясь перед лавкою оружейного мастера, я стал рассматривать какой-то кинжал, как вдруг кто-то ударил меня по плечу. Я оглянулся: за мною стоял ужасный нищий. Он был бледен как смерть; из красных загноенных глаз его текли слезы. Мысль о чуме опять мелькнула в моем воображении. Я оттолкнул нищего с чувством отвращения неизъяснимого и воротился домой очень недовольный своею прогулкою. (с. 408-409)
Правда же, что-то меняется? 9 человек из 10 на месте Пушкина поступили бы также. Естественная реакция. А вот буквально следующий абзац:
Любопытство, однако ж, превозмогло; на другой день я отправился с лекарем в лагерь, где находились зачумленные. Я не сошел с лошади и взял предосторожность стать по ветру. Из палатки вывели нам больного; он был чрезвычайно бледен и шатался как пьяный. Другой больной лежал без памяти. Осмотрев чумного и обещав несчастному скорое выздоровление, я обратил внимание на двух турков, которые выводили его под руки, раздевали, щупали, как будто чума была не что иное, как насморк. Признаюсь, я устыдился моей европейской робости в присутствии такого равнодушия и поскорее возвратился в город. (с. 409) Наш любопытный Пушкин стыдится своего поступка и восхищается самообладанием турков.
Теперь еще прекрасное.
Наша автор вспоминает "эпизод, в котором перед русскими генералами стоят четыре пленные паши, один из которых считает себя поэтом. Как отметил русский наблюдатель, паша болтлив и лишен чувства собственного достоинства - то есть характеризуется такими чертами, которые ставят его на несколько ступеней ниже "настоящего романтического поэта", такого, как Пушкин. Поэт, как мы узнаем, старый человек (и его жизнь, хоть про это не говорится, висит на ниточке и зависит от прихотей присутствующих здесь офицеров) произносит трагикомическую речь: «Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются». Изысканное общество развлекалось. Азиатам разрешается быть поэтичными (конечно же они не "настоящие поэты", а просто паяцы), поскольку это удерживает их от преступления, коим является активная борьба против России. Но, конечно же, им нельзя позволить веселиться слишком много. Удовлетворив потребность общества в развлечениях, они должны исчезнуть. Дервиш, который появляется после речи паши, был грубо вытолкан, а о судьбе паши мы больше ничего не слышим". (с. 120)
Что это?! Где это?! Откуда это?! Неужели из текста Пушкина? А ну-ка посмотрим:
Пробыв в городе часа с два, я возвратился в лагерь: сераскир и четверо пашей, взятые в плен, находились уже тут. Один из пашей, сухощавый старичок, ужасный хлопотун, с живостию говорил нашим генералам. Увидев меня во фраке, он спросил, кто я таков. Пущин дал мне титул поэта. Паша сложил руки на грудь и поклонился мне, сказав через переводчика: «Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются».
Восточное приветствие паши всем нам очень полюбилось. (c. 403)
Как видно, такие эпитеты как "болтлив", "лишенный чувства собственного достоинства", "трагикомический", рассуждения о том, кто "настоящий поэт", а кто "не настоящий", "позволить быть поэтичным" принадлежат Эве Томпсон, но никак не Пушкину. И если у нее этот старичок паша вызывает такие неприятные переживания, кажется ей трагикомичным и лишенным чувства собственного достоинства, то может, это скорее ей свойственно колониальное восприятие покоренных народов и ориентализм, а никак не Пушкину?
Что с дервишем? А вот он, дервиш:
Я пошел взглянуть на сераскира. При входе в его палатку встретил я его любимого пажа, черноглазого мальчика лет четырнадцати, в богатой арнаутской одежде. Сераскир, седой старик, наружности самой обыкновенной, сидел в глубоком унынии. Около него была толпа наших офицеров. Выходя из его палатки, увидел я молодого человека, полунагого, в бараньей шапке, с дубиною в руке и с мехом (outre 15)) за плечами. Он кричал во все горло. Мне сказали, что это был брат мой, дервиш, пришедший приветствовать победителей. Его насилу отогнали. (c. 403-404)
Что вы чувствуете, когда читаете это? Легкую грусть, сочувствие к побежденным, горечь при виде дервиша, который пришел поздравить победителей. Его не "грубо вытолкнули". Его "насилу отогнали". Разница, по-моему, очевидна.
Отдельно Эва Томпсон упрекает Пушкина за то, что в его записках русские как-то уж слишком легко побеждают турков. Ничего подобного я не увидела у Пушкина. Его описания сражений - это описания человека, который ничего в этих сражениях не понимает, и так об этом и говорит. Возможно, его отчеты выглядят упрощенно из-за недостатка осведомленности. Он не раз повторяет, что не разбирается в этом. Однажды он оказался посреди битвы, ему кричали, чтоб он поезжал на левый фланг, а он не знал, где этот левый фланг.(с. 396) Чего вы хотите от человека, чувствующего себя настолько дезориентированным на войне?
Начало в отдельных постах: " Клеветникам России" и " Клеветникам России-II". А здесь - продолжение: " Клеветникам России-IV" и " Клеветникам России - V".
3) описание завоеванных народов с настойчивым употреблением уничижительных эпитетов, презрительное отношение к ним, как к недочеловекам.
Эва Томпсон пишет об этом, к примеру, так:
"Те турки, которые появляются в описании, являются или покорными слугами русских, или побежденными, угрюмо ожидающими неизбежного. Несколько недалеких молодых людей стреляет в русских, не причиняя им, тем не менее, значительного ущерба. Их недостойное и трусливое поведение на улицах контрастирует с "рассудительностью и искренностью" (Сухоруков) или "смелостью" (Бурцов) в поведении победителей" (с. 110)Вот что бы вы сделали, если б были ученым и брались бы утверждать подобные вещи? Наверно, вы бы не поленились проставить ссылки с точным указанием страницы, где именно у Пушкина сказано то-то и то-то. Представьте себе, г-жа Томпсон дает нам - правда, всего одну - ссылку. С указанием на одну страницу. А знаете, как называется произведение, на которое ссылается г-жа Томпсон? Вы думаете, "Путешествие в Арзрум"? А вот и нет, ошибаетесь :-) Оно называется Flaubert in Egypt: A Sensibility on Tour. Прошу убедиться: страница 139, примечание 27 - написано "там само", а выше прим. 26 - Флобер!
Может быть, это издатели-переводчики напутали? Возможно. Но что же нам-то делать, если г-жа Томпсон дает нам только одну ссылку, и то непонятно где? Приходится самим искать места, где Пушкин ругает турков и другие покоренные народы. Давайте поищем, что он вообще пишет об этих народах.
Кстати, походя г-жа Томпсон как-то забывает, что турки - в общем-то такие же империалисты, как и русские, что они такие же чужие на Кавказе, как и русские. Может, у нее с историей не все в порядке, спросите вы? Да, у нее таки с ней нелады, но об этом мы будем говорить позже.
А пока, портреты "покоренных народов" и просто "других народов" в "Путешествии":
а) Казбек
Деревня Казбек находится у подошвы горы Казбек и принадлежит князю Казбеку. Князь, мужчина лет сорока пяти, ростом выше преображенского флигельмана. Мы нашли его в духане (так называются грузинские харчевни, которые гораздо беднее и не чище русских). В дверях лежал пузастый бурдюк (воловий мех), растопыря свои четыре ноги. Великан тянул из него чихирь и сделал мне несколько вопросов, на которые отвечал я с почтением, подобаемым его званию и росту. Мы расстались большими приятелями.(с.379-380)
б) Персидский поэт Фазил Хан
В некотором расстоянии от Казбека попались нам навстречу несколько колясок и затруднили узкую дорогу. Покамест экипажи разъезжались, конвойный офицер объявил нам, что он провожает придворного персидского поэта и, по моему желанию, представил меня Фазил-Хану. Я, с помощию переводчика, начал было высокопарное восточное приветствие; но как же мне стало совестно, когда Фазил-Хан отвечал на мою неуместную затейливость простою, умной учтивостию порядочного человека! «Он надеялся увидеть меня в Петербурге; он жалел, что знакомство наше будет непродолжительно и проч.». Со стыдом принужден я был оставить важно-шутливый тон и съехать на обыкновенные европейские фразы. Вот урок нашей русской насмешливости. Вперед не стану судить о человеке по его бараньей папахе и по крашеным ногтям.(с. 380)
Ну да, борец с ориентализмом сказал бы тут, что Пушкин отдает явное предпочтение европейскому способу общения и недооценивает восточный. Или, по поводу Казбека, пожурил бы А.С. за то, что он грузинский духан называет еще более грязным, чем русскую харчевню. Судите сами, господа. Но можем ли мы этот портрет персидского поэта считать выражением презрения, можем ли мы назвать его негативным?
в) душетский городничий
Появление мое у городничего, старого офицера из грузин, произвело большое действие. Я требовал, во-первых, комнаты, где бы мог раздеться, во-вторых, - стакана вина, в-третьих, - абаза для моего провожатого. Городничий не знал, как меня принять, и посматривал на меня с недоумением. Видя, что он не торопится исполнить мои просьбы, я стал перед ним раздеваться, прося извинения de la liberté grande. К счастию, нашел я в кармане подорожную, доказывавшую, что я мирный путешественник, а не Ринальдо-Ринальдини. Благословенная хартия возымела тотчас свое действие: комната была мне отведена, стакан вина принесен и абаз выдан моему проводнику с отеческим выговором за его корыстолюбие, оскорбительное для грузинского гостеприимства.(с. 382-383)
Ну как, проникаетесь чувством неприязни в покоренному народу, читая эти строки? нет? А по мнению Эвы Томпсон, должны были бы.
г) банщик-"татарин" Гасан в Тифлисе. (с. 384)Про бани уже говорили. Обязательно почитайте это описание, оно волшебно! Уверяю вас, этот Гасан - целиком положительный персонаж!
д) Карс, армянская семья.
Турок слез с лошади и стал стучаться у дверей. Никто не отвечал. Дождь ливмя лил на меня. Наконец из ближнего дома вышел молодой армянин и, переговоря с моим турком, позвал меня к себе, изъясняясь на довольно чистом русском языке. Он повел меня по узкой лестнице во второе жилье своего дома. В комнате, убранной низкими диванами и ветхими коврами, сидела старуха, его мать. Она подошла ко мне и поцеловала мне руку. Сын велел ей разложить огонь и приготовить мне ужин. Я разделся и сел перед огнем. Вошел меньший брат хозяина, мальчик лет семнадцати. Оба брата бывали в Тифлисе и живали в нем по нескольку месяцев. Они сказали мне, что войска наши выступили накануне и что лагерь наш находится в 25 верстах от Карса. Я успокоился совершенно. Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства. Мы все легли спать в одной комнате; (392-393)
е) татарский бек
Под деревом лежал один из наших татарских беков, раненный смертельно. Подле него рыдал его любимец. Мулла, стоя на коленях, читал молитвы. Умирающий бек был чрезвычайно спокоен и неподвижно глядел на молодого своего друга.(с. 399)
Не будем спрашивать, какой-такой любимец. Без сомнения, умирающий бек описан со всем почтением.
ж) а вот турок, спасенный самим Пушкиным:
Несколько раненых турков подзывали меня знаками, вероятно принимая меня за лекаря и требуя помощи, которую я не мог им подать. Из лесу вышел турок, зажимая свою рану окровавленною тряпкою. Солдаты подошли к нему с намерением его приколоть, может быть из человеколюбия. Но это слишком меня возмутило; я заступился за бедного турку и насилу привел его, изнеможенного и истекающего кровию, к кучке его товарищей.(с. 399)
з) "Пленные сидели, спокойно разговаривая между собою". (с. 399) Где здесь презрение?
и) Пленный Гаки-паша
Палатка графа Паскевича стояла близ зеленого шатра Гаки-паши, взятого в плен нашими казаками. Я пошел к нему и нашел его окруженного нашими офицерами. Он сидел, поджав под себя ноги и куря трубку. Он казался лет сорока. Важность и глубокое спокойствие изображалось на прекрасном лице его. Отдавшись в плен, он просил, чтоб ему дали чашку кофию и чтоб его избавили от вопросов. (с. 400)
Один из самых прекрасных портретов! Этот паша просто великолепен, и вызывает искреннюю симпатию.
Отдельного упоминания заслуживает гермафродит. Г-жа Томпсон утверждает, что гермафродит, обнаруженный среди пленных турок, есть еще один способ унизить покоренный народ, показать его "неполноценность": "Дурная натура "турок" подчеркивается упоминанием о "гермафродите" среди них: нам говорят, что такие монстры часто встречаются среди кочевников"(с. 110) Ну да, есть такое у Пушкина. На мой взгляд, эпизод с гермафродитом доказывает еще раз лишь то, что Пушкин чрезвычайно любопытен. У Пушкина про это читайте на стр. 400. А на стр. 407 можете прочитать про нашего русского офицера, переводчика, который был оскоплен и прослужил 20 лет в персидском гареме: "18-ти лет попался он в плен к персиянам. Его скопили, и он более 20 лет служил евнухом в хареме одного из сыновей шаха. Он рассказывал о своем несчастии, о пребывании в Персии с трогательным простодушием. В физиологическом отношении показания его были драгоценны." Если гермафродит унижает турков, то скопец-русский офицер не унижает ли русских? Но Пушкин об этом пишет. А вот почему г-жа Томпсон не упоминает об этом?
Далее яркий пример выдергивания цитаты из контекста. Эва Томпсон: "Перед отъездом в Россию поэт посещает восточный базар и натыкается на "ужасного нищего. Он был бледен как смерть; из красных загноенных глаз его текли слезы." ПОэт "отталкивает нищего с чувством отвращения неизъяснимого" и возвращается домой. Это напоминает яркие Флоберовы описания отвратительных санитарных условий, свидетелем которых он был на Ближнем Востоке" (с. 110) (Да, вот он, Флобер :-))
Все это, как вы понимаете, есть пример колониального дискурса, изображения покоренных народов как внушающих отвращение.
А теперь давайте посмотрим, что же на самом деле написал Пушкин.
Возвращаясь во дворец, узнал я от Коновницына, стоявшего в карауле, что в Арзруме открылась чума. Мне тотчас представились ужасы карантина, и я в тот же день решился оставить армию. Мысль о присутствии чумы очень неприятна с непривычки. Желая изгладить это впечатление, я пошел гулять по базару. Остановясь перед лавкою оружейного мастера, я стал рассматривать какой-то кинжал, как вдруг кто-то ударил меня по плечу. Я оглянулся: за мною стоял ужасный нищий. Он был бледен как смерть; из красных загноенных глаз его текли слезы. Мысль о чуме опять мелькнула в моем воображении. Я оттолкнул нищего с чувством отвращения неизъяснимого и воротился домой очень недовольный своею прогулкою. (с. 408-409)
Правда же, что-то меняется? 9 человек из 10 на месте Пушкина поступили бы также. Естественная реакция. А вот буквально следующий абзац:
Любопытство, однако ж, превозмогло; на другой день я отправился с лекарем в лагерь, где находились зачумленные. Я не сошел с лошади и взял предосторожность стать по ветру. Из палатки вывели нам больного; он был чрезвычайно бледен и шатался как пьяный. Другой больной лежал без памяти. Осмотрев чумного и обещав несчастному скорое выздоровление, я обратил внимание на двух турков, которые выводили его под руки, раздевали, щупали, как будто чума была не что иное, как насморк. Признаюсь, я устыдился моей европейской робости в присутствии такого равнодушия и поскорее возвратился в город. (с. 409) Наш любопытный Пушкин стыдится своего поступка и восхищается самообладанием турков.
Теперь еще прекрасное.
Наша автор вспоминает "эпизод, в котором перед русскими генералами стоят четыре пленные паши, один из которых считает себя поэтом. Как отметил русский наблюдатель, паша болтлив и лишен чувства собственного достоинства - то есть характеризуется такими чертами, которые ставят его на несколько ступеней ниже "настоящего романтического поэта", такого, как Пушкин. Поэт, как мы узнаем, старый человек (и его жизнь, хоть про это не говорится, висит на ниточке и зависит от прихотей присутствующих здесь офицеров) произносит трагикомическую речь: «Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются». Изысканное общество развлекалось. Азиатам разрешается быть поэтичными (конечно же они не "настоящие поэты", а просто паяцы), поскольку это удерживает их от преступления, коим является активная борьба против России. Но, конечно же, им нельзя позволить веселиться слишком много. Удовлетворив потребность общества в развлечениях, они должны исчезнуть. Дервиш, который появляется после речи паши, был грубо вытолкан, а о судьбе паши мы больше ничего не слышим". (с. 120)
Что это?! Где это?! Откуда это?! Неужели из текста Пушкина? А ну-ка посмотрим:
Пробыв в городе часа с два, я возвратился в лагерь: сераскир и четверо пашей, взятые в плен, находились уже тут. Один из пашей, сухощавый старичок, ужасный хлопотун, с живостию говорил нашим генералам. Увидев меня во фраке, он спросил, кто я таков. Пущин дал мне титул поэта. Паша сложил руки на грудь и поклонился мне, сказав через переводчика: «Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются».
Восточное приветствие паши всем нам очень полюбилось. (c. 403)
Как видно, такие эпитеты как "болтлив", "лишенный чувства собственного достоинства", "трагикомический", рассуждения о том, кто "настоящий поэт", а кто "не настоящий", "позволить быть поэтичным" принадлежат Эве Томпсон, но никак не Пушкину. И если у нее этот старичок паша вызывает такие неприятные переживания, кажется ей трагикомичным и лишенным чувства собственного достоинства, то может, это скорее ей свойственно колониальное восприятие покоренных народов и ориентализм, а никак не Пушкину?
Что с дервишем? А вот он, дервиш:
Я пошел взглянуть на сераскира. При входе в его палатку встретил я его любимого пажа, черноглазого мальчика лет четырнадцати, в богатой арнаутской одежде. Сераскир, седой старик, наружности самой обыкновенной, сидел в глубоком унынии. Около него была толпа наших офицеров. Выходя из его палатки, увидел я молодого человека, полунагого, в бараньей шапке, с дубиною в руке и с мехом (outre 15)) за плечами. Он кричал во все горло. Мне сказали, что это был брат мой, дервиш, пришедший приветствовать победителей. Его насилу отогнали. (c. 403-404)
Что вы чувствуете, когда читаете это? Легкую грусть, сочувствие к побежденным, горечь при виде дервиша, который пришел поздравить победителей. Его не "грубо вытолкнули". Его "насилу отогнали". Разница, по-моему, очевидна.
Отдельно Эва Томпсон упрекает Пушкина за то, что в его записках русские как-то уж слишком легко побеждают турков. Ничего подобного я не увидела у Пушкина. Его описания сражений - это описания человека, который ничего в этих сражениях не понимает, и так об этом и говорит. Возможно, его отчеты выглядят упрощенно из-за недостатка осведомленности. Он не раз повторяет, что не разбирается в этом. Однажды он оказался посреди битвы, ему кричали, чтоб он поезжал на левый фланг, а он не знал, где этот левый фланг.(с. 396) Чего вы хотите от человека, чувствующего себя настолько дезориентированным на войне?
Начало в отдельных постах: " Клеветникам России" и " Клеветникам России-II". А здесь - продолжение: " Клеветникам России-IV" и " Клеветникам России - V".