цветы
Сирень. Завлекающе пахла издалека и вульгарно дурманила вблизи. Я засыпал и просыпался с одним желанием - погрузиться в сладкое марево майского солнца и не выныривать. Вообще. После нее все остальные казались какими-то блеклыми недоцветами. Не дождавшись моего взросления сирень изменила мне с каким-то мускусным деревом. Я не просто расстроился - я надолго потерял нюх.
Жасмин я сорвал сам. Нагло. Без какой-либо цели. Так, как деревенский хулиган ломает еще неокрепшее дерево, случайно попавшееся ему на глаза. Я глупо мстил. Сирени. Изящный в своей простоте запах прохладной воды посреди жаркого лета был безжалостно выброшен, точно так же как и сорван. Мне и по сей день стыдно за ту выходку, но сорванный цветок обратно не приклеить никаким раскаяньем.
Ромашка. Такая смешная и легкая, к тому же мнила себя тюльпаном. Хотелось не думать вместе с ней, а просто улыбаться небу и раскачиваться от ветра и тоже себя чем-то мнить. Разрослась настолько, что стало невозможно ходить не наступив на нее. Я осторожничал, но часто забывался. Пытался пересаживать, но безуспешно. Когда я не смог скрывать раздражения она решила уйти. Я не стал ей мешать.
Жасмин я сорвал сам. Нагло. Без какой-либо цели. Так, как деревенский хулиган ломает еще неокрепшее дерево, случайно попавшееся ему на глаза. Я глупо мстил. Сирени. Изящный в своей простоте запах прохладной воды посреди жаркого лета был безжалостно выброшен, точно так же как и сорван. Мне и по сей день стыдно за ту выходку, но сорванный цветок обратно не приклеить никаким раскаяньем.
Ромашка. Такая смешная и легкая, к тому же мнила себя тюльпаном. Хотелось не думать вместе с ней, а просто улыбаться небу и раскачиваться от ветра и тоже себя чем-то мнить. Разрослась настолько, что стало невозможно ходить не наступив на нее. Я осторожничал, но часто забывался. Пытался пересаживать, но безуспешно. Когда я не смог скрывать раздражения она решила уйти. Я не стал ей мешать.