Журналисты
Били с душой, азартно комментируя каждый взмах шахматной доски. Но несильно, больше для звука. Это напоминало продолжение мужского разговора, когда один собеседник устал другому объяснять бесперспективность логических построений и начинает просто унижать. Откровенно при этом пользуясь своим физическим или численным превосходством. В конфликте участвовало две доски, пять человек и один избиваемый. Последний лежал молча, прикрывая своей доской голову. Для одиннадцати утра, «спальника» и точки за школой, где собирались пенсионеры поиграть в домино и интеллектуально расслабиться, собралась маленькая толпа - человек двадцать. Все, и я в том числе, наблюдали за всем этим с какой-то импотентской безучастностью.
- Политический? - вдруг спросил какой-то молодой парень.
Зрители только пожимали плечами. Тогда парень бодро протолкнулся мимо всех и подошел к самому эпицентру.
- Политический? - спросил он прямо одного и з участника дискуссии.
Тот от неожиданности отступил.
- А? - вырвалось у него.
Драка как-то сама собой прекратилась. Все с удивлением смотрели на парня.
- Я журналист! - гордо заявил тот и добавил радостно. - Это вы титушку бьете?
Все как-то стыдливо посмотрели на лежащего на земле человека. Тот, почувствовав, что бить его перестали, опустил доску и что-то неразборчиво заканючил.
- Да нет, - сказал второй мужик с шахматами в руках. - Это мы журналистом приманивали.
- Зачем? - удивился парень.
- Пиздеть будет.
Уже избитый тоже что-то пискнул и начал медленно, кряхтя подниматься. Я не стал досматривать, а развернулся и пошел дальше.
Ничего удивительно, - думал я. - Скоро после слов «я - репортер», будут сразу бить по лицу и делать больно. Последняя революция (чуть не написал, очередная) на Украине была похоже на стриптиз. Люди с какое-то самоубийственной яростью принялись срывать с себя все лицемерное и наносное, обнажая свое настоящее Я, то из чего они действительно состоят. Оказалось, что в основном это дерьмо. У кого-то пожиже, у кого-то же каловые массы закаменели. Зрелище, как вы понимаете, не очень эстетическое.
Обнажились все. Политики. Само собой. Никто не ждал, что внутри политика окажутся незабудки, но такой концентрации, такой особой ядовитой консистенции… Нет, это стало настоящим сюрпризом. Очень забавно, как некоторые из них всю свою политическую жизнь упорно делали вид, что они конечно, ну, вы сами понимаете, ну, воняет, но зато они определенного цвета. И вот вдруг оказалось, что все эти годы они берегли в себе говно другого оттенка - правильного. Собственно, заляпались во все это не только политики. Простые люди, активисты, боевики, сетевые топтуны, тупоголовые ультрас и цыпочки с айфонами. Все вывалили свои потроха без каких-либо сомнений или стыда. Самыми честными оказались простые работяги, которые тихо сопели себе у станка и плевать хотели на гражданское общество. А самым неприятным открытием лично для меня стало повальное грехопадение журналистов.
Минут пять, пока я медленно шел по аллеи и дворику, я пытался понять, почему это произошло. Как милые, добрые люди, которые верят в правильные вещи, превратились в источник заразы? Столько лжи, откровенных вбросов, тупых и фейковых новостей, которые выдумывают, даже не утруждая себя сделать их более-менее правдоподобными. Выйдя из арки, я оказался сразу на шумной улице имени русского ученого Королева. Раньше ее назвали бы базарной - два больших рынка, супермаркеты, множество торговой мелочи, вплоть до будок и павильонов. У киоска стояла очередь. Я купил обычный мамин набор и уже собрался возвращаться, но решил почитать, что они пишут.
На первой полосе Славик Вакарчук, украинская рок-звезда, успокаивал россиян. Он не нацист, не фашист, не расист. У него даже бывшая девушка была еврейкой. Тут меня пробрало. «Отлично. Даже еврейку трахал, - подумал я, - Может он даже не блюют, когда видит негра. Какое удивительное и эпохальное достижение. Почему это для него так важно было подчеркнуть этот факт? Где-то я уже слышал. Кто хвастался, что даже дружит с евреями». Оставил запись в напоминалке, посмотреть в Интернете и начал читать дальше.
Американский авианосец входит в черное море. Америка обещает дать оружие. В Бельбеке, слышно взрывы, стрельба, есть жертвы. Наши держатся, поют украинский гимн и маршируют. Секретарь Совета Национальной Безопасности объявил в соцсетях о мобилизации. Войска приведены в боевую готовность. Русские оккупанты выгоняют татар из домов. Злобные российские агенты проводят митинги. Все это уже было в Интернете, где-то опровергалось, где-то просто забывали о новости на следующий день. О мобилизации в Facebook’е - правда, сам читал. Недалеко спал бомж, оставил рядом всю кипу. Вернулся к киоску и купил маме абсолютно нейтральную газетку о тайнах и заговорах. Жалко нельзя выключить телевизор, может мама тогда бы перестала плакать по вечерам.
Можно было бы сказать, что все это пропаганда, просто такой бизнес. Ну, получается у человека складывать слова в статьи. Почему бы ему не заработать несколько серебряников? Это же так по-человечески. Совсем недавно у нас было государство, где так привыкли жить миллионы, а писатели выдавали тонны макулатуры с правильной тональностью и мелодией, выверяя каждой слово с утвержденной партией и правительством нотной грамотой и сборником этюдов. К сожалению, нет. Все гораздо хуже и отвратней. Эти же люди ведут свои блоги, личные дневники и повторяют там все дословно. Они верят всему, что пишут. Почитайте их - это не сложно. Большинство из них, несмотря на лютую ненависть ко всему русскому, пишут по-русски. Они действительно считают, что нагромождение их лжи служит великой цели, они осознано отказываются от объективности, превращаясь в рупор обмана. Именно так пафосно.
Мама снова плакала.
- А вдруг война? - спрашивает она.
- Не будет ничего, - отвечаю, вручая политически кастрированную прессу и поясняю. - Других не было.
- Ну и ладно, - вздыхает она. - Кушать будешь?
- Нет, спасибо. Утро еще, я дома позавтракал.
- А то смотри, у меня курочка есть, картошка…
- Нет, не надо. Давай чай.
Разговор не клеился. Как-то незаметно, несмотря на сопротивление крепкого душевного чая, заваренного прямо в чашке, он скатывался на политику, на ужасы, которые происходили в Киеве. Пока это просто телевизор, но мама уже боится, вдруг завтра этот кафкианский бред начнется и в Одессе. И еще:
- Почему они постоянно всему этому радуются? - спрашивает она. - Это же кошмар! Какие-то непонятные люди с оружием ходят по городу, кого-то задерживают, досматривают машины, захватывают здания, что-то жгут. А они радуются. Что же в этот хорошего?
- Не знаю, мама. У них революция.
- И война эта… Ты думаешь там уже и правда стреляют?
- Нет, в Интернете уже опровергли.
- Хоть это…
Она встала, чтобы еще сделать чай.
- Ой, совсем забыла. Тебя Сема Кавун искал.
- Звонил? - спрашиваю.
- Нет, сам зашел, спрашивал, где ты живешь, как тебя найти и все такой.
- И? Сказала?
- Нет, телефон дала. Сам с ним разбирайся. Он сказал, что потерял его.
- Ну, да. Потерял.
Ничего он не терял. Сам удалил, демонстративно, как бы глупо это не звучало. Мы вместе учились. Сема был младше всех в классе, относились к нему всегда странно. С одной стороны и не трогали, не чмонили, как некоторых. Сам он прикалывался, когда подросли, уже по-черному, без тормозов, но только на словах, физически он был хилым. Цеплялся в кого-то, как трудовик в табуретку, и начинал. Останавливало его только опасность получить в зубы, поэтому язвил исключительно за глаза. Мне тоже попадало. Его же друзья потом пересказывали. В старших классах мы играли в шахматы и преф у него дома. Он почти всегда был один в квартире, поэтому принимал небольшие компании. Какое-то время я думал, что он мой друг. Хотелось написать, что в подростковом и юношеском возрасте я часто обманывался в людях. То есть дружил. Но я и сейчас частенько промахиваюсь и здороваюсь с теми, кого надо бы обходить стороной. В общем, когда мы из школьного двора, выползли пьяные и веселые в ВУЗы, мы еще вместе ходили в кафе, в гости, праздновали дни рождения. Одно время я встречался с его соседкой и мы, понятное дело, пересекались.
Закрутилось все в 2004 году. Начался первый майдан и Сема Кавун вдруг оказался оранжевым. До слез, соплей и слюны, разлетающейся как шрапнель. Он бредил вступлением в Евросоюз и наказанием русских. Мы даже поспорили: пригласят ли Украину ЕС. На что-то очень дорогое. И конечно, активно он молился на Ющенко, как главного и харизматичного русофоба. После этого мы не встречались где-то два года, он игнорировал мои приглашения зайти в гости. Собственно он потерялся. Мы пересеклись, когда он уже работал в политехе, снова посидели под пиво, пообщались. Он страшно ругал Ющенко, Юлю и прочих кумиров. Мы опять стали периодически пересекаться у общих знакомых. Потом потерялся я сам. Не из-за политики, а просто надоело. С годами я заболел редкой формой мизантропии. Человечество мне не мешало, пока оно не слишком часто меня трогает. Я мог пересекаться с ним по работе, в магазине, но от вторжения в мой маленький мир - уклонялся. Пытался, по крайней мере. Наверное, мне бы подошел какой-то большой остров в океане. Может быть, потом я расскажу, как это все получилось. С Семой мы, как ни странно, все же иногда сидели вместе, делясь друг с другом ненавистью к людям.
Разругались мы совсем недавно. Януковича уже избрали, мы обменялись язвительными комментариями. Я на этот раз не пошел за него голосовать, хоть и считал его злом меньшим, чем остальная толпа орангутангов, которые как-то неожиданно стали украинской элитой. Мне было просто лень. Возмутила его мелочь. «Кто бы ни придет, он не должен сориться с Москвой». И вот вокруг этого зла мы и начали ругаться. Закончилось тем, что он буквально плюнул в меня, обозвал русской мразью и показал, как навсегда удаляет меня из телефонной книжки. Я уклонился он плевка. Мне почему-то показалось, ужасно смешным такой жест, как удаление номера из памяти телефона. Пришлось, правда, оплатить и его счет, слишком быстро он убежал, но это такие мелочи…
- Ладно, пойду я, - сказал я матери и начал собираться.
- Ты только не влезай во все это, - уже в дверях попросила она.
- Не буду.
- Не влезай, не надо.
- Не полезу. Я лучше книгу обо всем этом напишу.
Она чему-то улыбнулась и я ушел.
Честно говоря, я бы потерял Сему Кавуна. Еще один вычеркнутый человек из моего ареола обитания: когда счет идет на сотни - это уже не кажется чем-то важным. За бортом моей жизни остались множество людей, которые были ближе и родней Семы. Детство я вспоминал редко. Я - подросток: это девяностые, с трупами, наркоманами и поношенными джинсами. Юность - это легкий запах марихуаны, которую я не курил, но постоянно попадал в компании, где травка заменяла чай. Все это давно там, в чертовом гербарии моей памяти. Некоторые экспонаты из него я с удовольствием сохранил бы, чтобы рассматривать и любоваться, смаковать собственное прошлое, как липкий вкус массандровских вин. Вот только какой нормальный человек согласится быть засушенной ромашкой? Людям требуются живые чувства, живое общение, живое черте еще что. Обойдусь. Сема тоже где-то здесь, наверняка, какой-то дальний стеллаж, на самой верхней полке. Попал в каталог, ведомость и будет вечно храниться, не попадая в экспозицию. Но мы снова пересеклись. Случайно. Сема стал журналистом.
Грехопадение. Началось все с блога. Я подписался на него, когда мы еще общались. Все начиналось, как в романе де Сада - невинно. Он просто делился своей ненавистью. Я почему-то стеснялся признаваться всем в этой слабости, я ненавидел, замыкаясь в себе. Он же продолжал брызгать ядом по площадям. Ему не нравились старперы, малолетние дуры, мамочки, поэты, политики, артисты, певцы, быдло, гопники, десантники, пенсионеры, русские, немцы, евреи и прочая, прочая, прочая. Каждому он находил несколько строчек наполненных ядом. Вначале это было даже немного забавно и увлекательно. Полился поток лайков, перепостов и постоянных читателей. В конце концов, люди обязательно кого-то не любят. Мы так устроены: обязательно, хоть кого-то, хоть чуть-чуть. Чаще всего мы это делаем тихо, под одеялом, не выбираясь из привычной жизни и сохраняя внешнюю благопристойность. Мне всегда казалось, что мы неправильно начинаем знакомиться. Что кому скажет «Иванова Иван Иванович, замполит, сорок лет, русский»? Гораздо разумней начинать так: «Иван, не люблю цыган, евреев и замполитов». Мы поймем о человеке намного больше.
В общем, популярность его блога ненависти первое время была понятна и даже справедлива. Но потом, как-то совершенно незаметно, он превратился в гребанного политического обозревателя. Естественно, политиков ненавидят все нормальные люди, но все же чаще всего это не лезет наружу. Но есть особое племя людей (а может и вид), которые называют обозревателями. Вот и Сема стал таким. Вначале он щипал исключительно местную власть. Благо мэра Костусева в Одессе называли исключительно «Кактусом», понятное дело не из-за всеобщей любви. Нельзя на самом деле сказать, что он был таким уж плохим мэром. Но странным. Иногда даже у меня создавалось ощущение, что он не выходит к народу, не набив ноздри кокаином. Но СКАВУНу, как он называл себя в сети, этого было мало. Он давно перерос глупую Одессу, томился местечковостью и провинциальностью. Он начал двигать, развивать и неожиданно легко, судя по постам - в первую очередь для себя, попал в столичную прессу. Не, в Киев, а в Первопрестольную.
Я давно подозревал, что Москва - это город концентрированной ненависти. Питер мне все казался каким-то волшебным местом всеобщей любви, счастья, братства и возможно даже культуры. С ужасом читал признание писателей века девятнадцатого и начала двадцатого, вроде длинного и нервного «Петербурга» Андрея Белого. Но потом понял, что вся ненависть давно переехала по другому адресу, потому что на Неве она оказалась ненужной. Где нет власти, ей делать нечего. Вот и вынесло все в первую столицу. В Москву, в Москву! Вместе с Семой. Там он прижился. Во-первых, оказался востребованным его общее направление. Ну, что сказать? Все действительно суки и твари. Во-вторых, он ненавидел Путина. Природная, незамутненная какой-то либеральной чушью ненависть пошла на ура. В-третьих, он был просто приятный и фотогеничный парень. Но он бы так и сгинул бы в болоте тамошней либерально-маргинальной прессы, но он ненавидел и русских. Его манили исключительно украинские политические бесы, а не какое-то абстрактное общемировое свободное общество. Очень быстро, в его блоге появились ссылки на статьи, которые публиковали киевские сетевые ресурсы. И понеслась…
После матери, я быстро сел на маршрутку, мне в центр. Денег у меня было немного, но душа требовала. Конечно, хотелось взять ноутбук и пойти поседеть в какое-то заведение с включенным в счет Wi-Fi, поработать там, ощущая себя каким-то очередным хозяином жизни. Но ноут у меня был старенький, почти добитый моими корявыми пальцами, средств на понты тоже не было - даже запах их давно уже выветрился. Поэтому я зашел в одну небольшую кафешку, взял сразу три бокала пива и, записывая свои мысли на смартфон, наслаждался тишиной. И вот тут мне позвонил Сема.
Он был весел, в кружении какого-то пафоса и гламура, приглашал, угощал. Мне было жалко мои два бокала пива, а угощаться все равно не стал бы. Отказался. Но он пообещал прибежать сам. Даже в мою дыру. Нет, «порше» к кафе не подкатил. Это было обычное такси и какая-то совсем молодая и нервная цыпочка с чемоданом, которую звали Рита.
полностью здесь: http://alterlit.ru/publications/35187/