Реплика в сторону - про ракеты и не только.
Так как за время нашего присутствия КНДР провела два довольно громких ракетных пуска, это стало темой как внешних, так и внутренних обсуждений, и потому можно уйти в сторону и поговорить об этом с аудиторией. Тем более что, пока текст писался, 4 июНЯ 2017 г. северяне запустили нечто, вполне законно объявленное МБР.
А за то время, пока в Корее были мы, северяне запустили еще две ракеты, зенитную и противокорабельную. При этом они проверяли точность после возвращения головной части в плотные слои атмосферы, и 7 метров отклонения от цели - это уровень современных высокоточных бомб. Новая ракета имеет боевую часть со своими рулями и двигателем, и частично повторяет иранскую «Фатех», причем, судя по всему, образец они переработали за год (иранский прототип летал на 300 км, а эта - на 450). Правда, вопрос в том, как они считали. Или у них появилась хорошая телеметрия, или пока у них есть только хорошая инфографика.
А судя по прямой речи Маршала, МБР на пороге. «Мы должны подготовить Соединенным Штатам набор полномасштабных подарков». «Термоядерная боеголовка у нас уже есть и мы готовим под нее носитель».
Ким выкладывает один козырь за другим для того, чтобы выиграть время и довести ситуацию до максимального напряжения в минимальные сроки. Условно говоря, как можно быстрее выйти на ту ситуацию, когда Соединенные Штаты уже точно не смогут действовать так, как действовал Обама, и как на самом деле продолжает действовать Трамп. Ситуация, когда придется или бить или разговаривать.
Хрусталев дополняет: интенсивность запусков сейчас напоминает горячий этап советско-американской ракетной гонки. Надо понимать, что Су-400 при нашем ВПК мы делаем один дивизион в квартал, а северяне, похоже, бросили все на то, чтобы обойти нас по темпам. И, в результате, бумажный тигр «проскочил» картонный и фанерный этапы и сейчас воспринимается как реальная угроза настолько, что судя по ремаркам американских военных, даже российские и китайские ракеты, нацеленные на Америку, отходят на второй план.
Одновременно я слышал, что и в США, и в РК и особенно в Японии после Пуккыксон-2 прошла очень жесткая чистка в разведке и аналитике, причем увольняли именно тех, кто говорил о неспособности и скором крахе режима. Теперь вопрос в том, кто их заменит - ведь могут быть не реалисты, а алармисты с лозунгом «кровавый режим показал свою непредсказуемость, давайте бахнем, пока он не вытащил еще козырь из рукава, и вообще, теперь мы можем смело говорить что там строят звезду смерти, пока этому нет опровержения».
Тестовые испытания МБР все ближе(это если держаться российской версии - южане согласились, что новая ракета УЖЕ), и возникает вопрос, каким должен быть американский ответ. Вероятно, что ракеты будут сбивать «в воспитательных целях» - естественно, над нейтральными водами, чтобы формально никто не пострадал. Это было бы стильным ходом, но что будет, если вдруг американцы промахнутся? Понятно, что Пентагон «поставят раком», но, на самом деле, это серьезная проблема с регулярными войсками и состоянием ПРО, потому что американцы будут печься о своей безопасности, а вопрос об устойчивости регионального миропорядка становится вторым приоритетом.
Теперь о ракетном факторе в общем. Развитие высокоточного оружия меняет его место и делает его не столько оружием возмездия, сколько более точным оружием первого удара, способным обезглавить руководство противника и, таким образом, исключить ответный. С другой стороны, высокоточное оружие влияет на выработку политических решений, поскольку дополнительно сокращает вероятность того, что, принявший определенное решение политик может «отправить свой народ воевать», но при этом сам благополучно отсидеться в бункере. Если войны первой половины 20 века предполагали, что вражеская столица может стать целью атаки только на завершающем этапе войны, когда понятно, что она уже проиграна, современные средства ведения войны позволяют уничтожить первое лицо на начальном этапе.
Так, с одной стороны, развитие ракетно-ядерных технологий может снизить вероятность ядерного конфликта как итога рационального действия. С другой, целый ряд моментов повышает вероятность его возникновения по рациональным или бюрократическим причинам. Так, сокращающееся подлетное время создает усиливающийся цейтнот с точки зрения времени, которое придется тратить на обработку и анализ информации. Человек оказывается перед тяжелым выбором: или потратить время на перепроверку с риском фатально опоздать, или наносить удар при первых признаках вне зависимости от того, что там было на самом деле. Учитывая, что вероятность технического сбоя или неверной интерпретации данных никуда не девается, в целом такой риск имеет тенденцию к повышению. К тому же, чем выше сложность технических средств, тем гипотетически выше вероятность сбоя.
Затем к этому добавляется психологический фактор: политики, которым придется принимать решение, - это ограниченная группа людей, на которых давит ответственность и которые находятся в состоянии долговременного стресса. Мы знаем, что в некоторых случаях, небольшая группа людей в ограниченном пространстве столкнувшись с тяжелым психологическим или этическим выбором, начинает паниковать или иным образом вести себя неадекватно. Учитывая качество современных политиков, вероятность решения вследствие неадекватности тоже несколько повышается.
Кроме того, есть ситуация «дилеммы безопасности», когда попытки одной стороны повысить свою защищенность воспринимаются другой стороной как угроза или провокация, и вынуждают их идти на ответные меры, которые, в свою очередь, тоже воспринимаются как угроза или провокация. В рамках такой ситуации ставки постоянно растут, при этом каждая сторона уверена в том, что она предпринимает ответные меры в рамках стратегии сдерживания, и если она не будет этого делать, то противник сумеет безнаказанно нанести удар, на который не будет ответа. Но подобное повышение ставок довольно быстро подгоняет стороны к красной черте.
Следующий фактор - это особенности нынешнего «разделенного мира», при котором у сторон существенно снижается желание слушать друг друга, не говоря уже о том, чтобы с кем-то договариваться. Сверху на это накладывается еще и кризис компетентности, благодаря которому стороны не имеют возможности адекватно понять, что творится в голове у другой стороне и какими мотивациями она руководствуется. В результате, место реальных мотиваций заменяют выдуманные предположения, которые, при этом, идеально соответствуют уже сложившемуся образу врага. А когда у тебя нет ни желания договариваться, ни возможности понять, что хочет оппонент, вероятность силового решения увеличивается в квадрате.
А за то время, пока в Корее были мы, северяне запустили еще две ракеты, зенитную и противокорабельную. При этом они проверяли точность после возвращения головной части в плотные слои атмосферы, и 7 метров отклонения от цели - это уровень современных высокоточных бомб. Новая ракета имеет боевую часть со своими рулями и двигателем, и частично повторяет иранскую «Фатех», причем, судя по всему, образец они переработали за год (иранский прототип летал на 300 км, а эта - на 450). Правда, вопрос в том, как они считали. Или у них появилась хорошая телеметрия, или пока у них есть только хорошая инфографика.
А судя по прямой речи Маршала, МБР на пороге. «Мы должны подготовить Соединенным Штатам набор полномасштабных подарков». «Термоядерная боеголовка у нас уже есть и мы готовим под нее носитель».
Ким выкладывает один козырь за другим для того, чтобы выиграть время и довести ситуацию до максимального напряжения в минимальные сроки. Условно говоря, как можно быстрее выйти на ту ситуацию, когда Соединенные Штаты уже точно не смогут действовать так, как действовал Обама, и как на самом деле продолжает действовать Трамп. Ситуация, когда придется или бить или разговаривать.
Хрусталев дополняет: интенсивность запусков сейчас напоминает горячий этап советско-американской ракетной гонки. Надо понимать, что Су-400 при нашем ВПК мы делаем один дивизион в квартал, а северяне, похоже, бросили все на то, чтобы обойти нас по темпам. И, в результате, бумажный тигр «проскочил» картонный и фанерный этапы и сейчас воспринимается как реальная угроза настолько, что судя по ремаркам американских военных, даже российские и китайские ракеты, нацеленные на Америку, отходят на второй план.
Одновременно я слышал, что и в США, и в РК и особенно в Японии после Пуккыксон-2 прошла очень жесткая чистка в разведке и аналитике, причем увольняли именно тех, кто говорил о неспособности и скором крахе режима. Теперь вопрос в том, кто их заменит - ведь могут быть не реалисты, а алармисты с лозунгом «кровавый режим показал свою непредсказуемость, давайте бахнем, пока он не вытащил еще козырь из рукава, и вообще, теперь мы можем смело говорить что там строят звезду смерти, пока этому нет опровержения».
Тестовые испытания МБР все ближе(это если держаться российской версии - южане согласились, что новая ракета УЖЕ), и возникает вопрос, каким должен быть американский ответ. Вероятно, что ракеты будут сбивать «в воспитательных целях» - естественно, над нейтральными водами, чтобы формально никто не пострадал. Это было бы стильным ходом, но что будет, если вдруг американцы промахнутся? Понятно, что Пентагон «поставят раком», но, на самом деле, это серьезная проблема с регулярными войсками и состоянием ПРО, потому что американцы будут печься о своей безопасности, а вопрос об устойчивости регионального миропорядка становится вторым приоритетом.
Теперь о ракетном факторе в общем. Развитие высокоточного оружия меняет его место и делает его не столько оружием возмездия, сколько более точным оружием первого удара, способным обезглавить руководство противника и, таким образом, исключить ответный. С другой стороны, высокоточное оружие влияет на выработку политических решений, поскольку дополнительно сокращает вероятность того, что, принявший определенное решение политик может «отправить свой народ воевать», но при этом сам благополучно отсидеться в бункере. Если войны первой половины 20 века предполагали, что вражеская столица может стать целью атаки только на завершающем этапе войны, когда понятно, что она уже проиграна, современные средства ведения войны позволяют уничтожить первое лицо на начальном этапе.
Так, с одной стороны, развитие ракетно-ядерных технологий может снизить вероятность ядерного конфликта как итога рационального действия. С другой, целый ряд моментов повышает вероятность его возникновения по рациональным или бюрократическим причинам. Так, сокращающееся подлетное время создает усиливающийся цейтнот с точки зрения времени, которое придется тратить на обработку и анализ информации. Человек оказывается перед тяжелым выбором: или потратить время на перепроверку с риском фатально опоздать, или наносить удар при первых признаках вне зависимости от того, что там было на самом деле. Учитывая, что вероятность технического сбоя или неверной интерпретации данных никуда не девается, в целом такой риск имеет тенденцию к повышению. К тому же, чем выше сложность технических средств, тем гипотетически выше вероятность сбоя.
Затем к этому добавляется психологический фактор: политики, которым придется принимать решение, - это ограниченная группа людей, на которых давит ответственность и которые находятся в состоянии долговременного стресса. Мы знаем, что в некоторых случаях, небольшая группа людей в ограниченном пространстве столкнувшись с тяжелым психологическим или этическим выбором, начинает паниковать или иным образом вести себя неадекватно. Учитывая качество современных политиков, вероятность решения вследствие неадекватности тоже несколько повышается.
Кроме того, есть ситуация «дилеммы безопасности», когда попытки одной стороны повысить свою защищенность воспринимаются другой стороной как угроза или провокация, и вынуждают их идти на ответные меры, которые, в свою очередь, тоже воспринимаются как угроза или провокация. В рамках такой ситуации ставки постоянно растут, при этом каждая сторона уверена в том, что она предпринимает ответные меры в рамках стратегии сдерживания, и если она не будет этого делать, то противник сумеет безнаказанно нанести удар, на который не будет ответа. Но подобное повышение ставок довольно быстро подгоняет стороны к красной черте.
Следующий фактор - это особенности нынешнего «разделенного мира», при котором у сторон существенно снижается желание слушать друг друга, не говоря уже о том, чтобы с кем-то договариваться. Сверху на это накладывается еще и кризис компетентности, благодаря которому стороны не имеют возможности адекватно понять, что творится в голове у другой стороне и какими мотивациями она руководствуется. В результате, место реальных мотиваций заменяют выдуманные предположения, которые, при этом, идеально соответствуют уже сложившемуся образу врага. А когда у тебя нет ни желания договариваться, ни возможности понять, что хочет оппонент, вероятность силового решения увеличивается в квадрате.