Собственно, кусок из статьи 2000 года.
Что же касается сходства Российской Федерации и Республики Корея, то главным общим моментом изменения политической культуры двух стран является переход от традиционного общества, которое теперь принято называть тоталитарным, к демократии европейского образца и «общечеловеческим ценностям», по сути являющимся проявлением американского жизненного и мировоззренческого стандарта. При этом в обоих случаях «тоталитарная» система находилась на излете и отчасти сама обеспечила относительно мирный и бескровный характер перехода.
И в РФ, и в РК переход не закончился до сих пор и сочетается с комплексом проблем, преодоление которых затрудняет тяжелое экономическое положение стран, с недостаточным функционированием административной системы и противодействием определенных кругов, которые рассматривают существующую нестабильную ситуацию как способ личного обогащения или удовлетворения политических амбиций.
Перейдем к более конкретным аналогиям. Многие моменты в структуре политической борьбы и политических партий, возникновение крупных финансовые агломератов, сращивающихся с теми или иными политическими структурами, в сегодняшней России в значительной мере напоминают (южнокорейскую ситуацию 25-30 лет назад. При этом если годы правления Б. Н. Ельцина периодически вызывали у автора ассоциации то со Второй Республикой, то с последними годами правления Ли Сын Мана, то появление у власти В. В. Путина заставляет вспоминать о начале Третьей, когда насущная задача заключалась не столько в установлении демократии, сколько в выведении страны из бедственного положения, до которого ее довели коррумпированные предшественники, и в формировании эффективно работающей государственной системы.
Более того, пытаясь оздоровить экономику и общество, руководство нашей страны, осознанно или неосознанно, применяет меры, подобные тем, которые использовались для вывода страны из кризиса в РК (в частности, в период правления Пак Чжон Хи). Но только внимательное исследование особенностей корейской модели поможет нам правильно учесть корейский опыт, не пытаясь механически переносить его на нашу почву.
Некоторые южнокорейские эксперты, в том числе Ким Хон У, утверждают, что корейский путь ближе к китайскому, чем к российскому. По их мнению, если в России процесс перехода к демократии начался с экономических реформ (перестройка), которые переросли в изменения политической структуры государства на фоне стихийной демократизации (ряд западных экспертов пророчит похожий вариант КНДР), в то время как в Корее сначала произошла демократизация, которая и вызвала к жизни экономическую реструктуризацию . При этом под демократизацией Ким Хон У понимает приход к власти Ким Дэ Чжуна. Довод этот весьма спорный, так как в РК политические реформы были во многом подстегнуты экономическим кризисом 1997 г., который, кстати, в значительной мере помог Ким Дэ Чжуну придти к власти, а в России экономическая реформа началась после того, как решение об этом было принято на политическом уровне.
С точки зрения «качества демократии» по западным меркам, и Россия, и РК еще не достигли «должного уровня». Внедрение новой политической культуры, как и комплекс мер по общему оздоровлению административной системы, осуществляются в обеих странах, в основном, старыми методами. Как утверждает Ким Хон У, и там, и там наличествует «делегированная демократия», а Путин, вначале играя на имидже жесткого парня, со временем показал себя большим сторонником институционализации .
Более того, следя за российскими реалиями и наблюдая усиление авторитарной или, если угодно, этатистской тенденции некоторые российские и западные авторы периодически проводят параллели между курсом Путина и политикой Пак Чжон Хи, стараясь заострять внимание не столько на том, какое влияние оказали эти правители на экономику своих стран, сколько на применявшихся ими «недемократических» методах.
Безусловно, такая аналогия в чем-то оправданна, однако российский президент пока не дотягивает до уровня «отца корейского экономического чуда». И дело тут не только в том, что он еще «не набрал обороты», но и в том, что его позиция лишена некоторых очень важных элементов, обеспечивших Паку стратегическое преимущество.
Действительно, многое из того, что сейчас делает Путин, похоже на то, что 40 лет назад делал Пак. Насколько это возможно, он восстанавливает боеспособность армии и спецслужб, жестко стремясь положить конец политической и уголовной преступности, проводит частые совещания с экспертами, стремится удалить с политической арены наиболее заметных представителей олигархии, потихоньку подрывая их экономическую власть. За время своего президентства Путин, безусловно, упрочил положение России на международной арене и начал проводить более взвешенную и свободную от влияния олигархических фракций внешнюю политику.
Путина часто критикуют за возврат к социализму и авторитарности, и здесь уместно вспомнить то, что многие методы Пака, включая госзаказ, пятилетние планы, термин «чучхесон» или некоторые особенности политики в области идеологии и культуры, отражали его увлечение социалистическими идеями, которое он «перерос» и сумел творчески приспособить к требованиям времени, заимствовав у социалистического способа хозяйствования и управления действительно полезные элементы.
И хотя российское общественное мнение имеет к его правлению более чем достаточно претензий, оно во многом едино в том, что на текущий момент Путин - это лучший политический лидер из числа имеющихся сегодня в России, и реальной альтернативы ему нет. Кроме того, мы хорошо понимаем и ограниченность его возможностей. Представление о президенте, как о человеке, обладающем абсолютной властью и способном кардинально изменить систему исключительно за счет собственной политической воли, действительности не соответствует. На время переходного периода нам поневоле придется возвращаться к относительно авторитарному обществу, поскольку перестройка системы в условиях демократии по-российски чревата полным развалом страны.
Здесь конечно, важно соблюдать меру, и история последних лет Пак Чжон Хи показывает, как легко можно, начав с авторитарных мер, скатиться к тоталитаризму, единственной целью которого станет обеспечение личной власти диктатора .
К тому же, положение Путина как потенциального диктатора сложнее, чем положение Пака. У последнего была хорошая поддержка армии и многочисленных сторонников твердой руки и наведения порядка, и он мог опереться на силу традиции, построенной на социальной иерархии. Путин же пока не имеет большой сплоченной команды единомышленников, опираясь на которую, он мог бы эффективно реструктурировать административную, экономическую и партийную систему. Его окружение, из которого он может выбирать чиновников, состоит из представителей различных группировок, и те, кого привел с собой именно сам Путин, пока не обладают должным влиянием и достаточной компетентностью. Это значит, что, по сравнению с Паком Путин как бы на шаг отстает. Пока он может расставить своих людей на посты в высшем эшелоне, но на то, чтобы проконтролировать, не искажают ли его инициативы на более низких уровнях, кадровых резервов у него нет.
Другая проблема связана с отсутствием новой идеологии, вокруг которой сплотились бы массы. Новая система должна опираться на новую идеологию, даже если это будет не до конца известный широкой публике и не декларируемый открыто «моральный кодекс», в рамках которого будут действовать новые кадры.
Такая идеология должна как максимум овладеть массами и дать им моральный стимул претерпеть некоторые лишения ради будущего, как минимум - начать «культурную революцию», направленную на создание нового поколения с новым менталитетом и системой ценностей. Кроме того, новая идеология должна быть не объединением против чего-то по принципу «мы не такие, как...», а объединением за («мы -...»).
В Корее роль такой идеологии в значительной степени играет национальная традиция, и не случайно и на Севере, и на Юге идеологией системы стала смесь национализма и традиционализма. Однако, в отличие от корейского, российское общество гораздо менее патриархально, и власть традиции в нем близка к нулю. К тому же, не всегда ясно, что считать традицией - то ли дореволюционные ценности, которые нам, в основном, известны понаслышке и литературным штампам, то ли наследие советского времени, в котором выросла и жила бόльшая часть населения страны. В результате образовавшийся после падения СССР идеологический вакуум всерьез так и не был ничем заполнен, и потому такие направления деятельности государства Кореи периода Пак Чжон Хи, как национальное возрождение, пропаганда чувства национальной гордости, укрепление национального самосознания и подъём национального духа, установление основ здоровой национальной этики, революционное преобразование человека, актуальны и для современной России. Представляется, что корейский способ восстановления утраченных элементов национального самосознания, к которому прибегали как после освобождения страны в 1945 г., так и после кризиса 1997 г., может представлять для России определенный интерес.
Здесь, правда, есть одна важная деталь, касающаяся национализма, который во многом послужил основой для мобилизации корейской нации.
Понятно, что в Корее как мононациональном государстве национализм и патриотизм во многом накладываются друг на друга, и это даже вызывает некоторые негативные явления вроде пресловутого «мелкодержавного шовинизма». Однако представляется, что пример таких перегибов и грамотное отделение одного от другого может помочь у нас тем, кто излишне ретиво ставит знак равенства между «русским» и «российским». Если традиционалисты начнут разыгрывать национальную карту в масштабах России, это чревато новым витком осложнений в нашей многонациональной стране, ибо существует опасность решать проблемы одних народов за счет других или раздувать образ «врага применительно к его национальной принадлежности».
С вопросом «национальной идеи» часто связана и проблема сохранения своей эндемики, своих корней. Вступая в новый миропорядок, и РФ, и РК должны отделять характерные для эпохи глобализации общечеловеческие ценности от целей США, стремящихся навязать миру свою модель взаимоотношений и прикрывающих свои интересы «интересами международного сообщества».
Так что российской идеологией вполне мог бы стать аналог «чучхэ» - сочетание идей самоусиления и традиционализма, привязанное к эндемике поликультурной страны. Отчасти потому новая идеологическая платформа, которую сейчас нащупывает Путин, является как бы смесью символик российской и советской империй. Это хорошо видно на примере официально принятой новой символики, где двуглавый орел и трехцветное знамя сочетаются с мелодией советского гимна и красным знаменем, сохраняющимся как символ боевой славы вооруженных сил.