Семён Липкин. Неизвестные стихи
Опубликовано в журнале «Знамя» 2012, №12
Семён Липкин. Неизвестные стихи
Стихи в молодости почти всегда - автобиография. Творчество же Семена Липкина с молодых лет биографично. Входит в стиховую ткань живописная биография родного города. Как у человека верующего, почва в стихах прочная, лишенная намеков и туманностей, отчетливая мысль и точная рифма. Это биография мира, в котором родился поэт. Биография родного города вырастает в жизнеописание мира. Такая биография рассказывает не только о событиях, но и об отношении к ним автора. С самых начальных стихов Семен Липкин - живописец, работающий маслом. Перед вами сейчас стихи двадцатилетнего поэта, любящего Создателя, о котором впоследствии скажет: “Он диктует, я пишу”.
Инна Лиснянская
Луч
Ночь пришла, с её мирами
Из туманного морского далека.
Очертила небо тополями
И рисунок тверд: ни ветерка.
Только темная гормя горит огромность -
Ночью мир особенно велик.
И сдается: в этот неподвижный миг
Всех страстей, всех дум твоих никчемность,
Все твое бессилье ты постиг.
Но внезапный луч, тревожно-яркий,
Осветил большие лилии в саду.
Из невзрачной вырос он хибарки,
Уперся другим концом в звезду.
И пропал, прямой и белый. -
И такая наступила тишь.
Так твоей души расширились пределы...
Все миры теперь в нее вместишь,
Все миры, горящие над бездной!
И лучом, что небеса рассек,
Ты связуем с этой славой звездной,
Властный, беспокойный человек.
1929
Белиджи
Я трясся ночью в грузовой машине
По вымершей дороге в Белиджи.
И - ни души вокруг, лишь на вершине
Аульные белели рубежи.
Но все ж я слышал шум. В звучаньи мнимом
Он жизнью был, тогда как огоньки,
Путь, горы, ночь - всё мне казалось дымом,
Игрой мечты, рассудку вопреки.
И смутным ожиданием чего-то
Исполнилась тогда моя душа.
И вся-то жизнь, вся трудная забота,
Мне показалась дивно хороша.
А грузовик меня меж тем то в холод
Бросал, то в жар бросал... Тогда во мгле
Я женщину - я все-таки был молод!
На движущейся различил земле.
Она звала в свои поля сырые,
В прозрачный, тонкоствольный лес дождей,
И рвался я к пастушке Малярии,
К той босоногой нимфе Белиджей.
1929
На фронт
Собирались люди в штатском платье,
Всё народ мастеровой.
У подножья города морского
Собирались люди в штатском платье
На неровной мостовой.
Поезда входили в тихий город
И переходили мост.
Были странны ружья за плечами,
А над всеми возвышался город
И горела бездна звезд.
Пели песню - долго и негромко.
…Эх, была иль не была,
Смерти нет, грядущее прекрасно...
Пели песню долго и негромко,
Чтобы за сердце брала.
Кто собрался здесь - понять не трудно,
Нет защиты нам верней.
Если в мире есть такие ночи,
Может быть, и умереть не трудно,
Но поверить в смерть - трудней.
1929
Закат
Перекошенный, завядший, узкогрудый,
Он хранит для нас всю прелесть прежних дней:
Поножовщин слободские пересуды,
Шум конюшен, стук телег и храп коней.
Это - час спешащих к юности цветочниц
Ото всех, ото всего, что старит нас.
Одноколки онемеченных молочниц,
Детских выдумок его несносный час!
О нечаянностях молодости поздней,
О всех насыпях на гульбище пустом, -
Он не знает еще всех тех смертных козней,
Что готовят ему люди за мостом.
Он не знает, что с окраинных базаров
Петуха пустили; Что сердца горят;
Что когда трещит огонь таких пожаров
Как ребяческие сны смешон закат!
Что рабочие целуют жен заране;
Что на станции, где гостем - горизонт,
Ждут винтовок слобожане; что в тумане
Поезда зовут на фронт, на польский фронт!
1931
Наводнение
Если вспомнить - было наводненье.
Было настоящее волненье.
Детский трепет. Детский страх.
Как оно лилось оврагам взашей,
Как оно давалось полной чашей,
Пело бульбами впотьмах.
Если вспомнить! Если вспомнить трудно,
Потому что молод! И безлюдна
Жизнь твоя! И сам не свой!
Если половодными путями,
Молодым, но с тусклыми глазами,
Ты пришел к себе домой.
Как страшны плывущие строенья -
Эти водоросли наводненья -
Здравствуй, мой приют земной!
Видишь: небо в хлебных караваях,
Дом стоит на деревянных сваях,
Омываемый водой.
Здравствуй, душегубец и проказник, -
Здравствуй, наводненья светлый праздник!
Полем, грядками пустись,
Спутницу-звезду переливая.
Ты, сестрица, звездочка дурная,
С братом светом поделись.
1930
Предчувствие
Вчера мне рассказали быль,
Волнующую всех соседок.
Она известна за сто миль,
Но к нам приходит напоследок.
О ней расспрашивать не след,
Не то не оберешься бед,
Она заявится сама
Сводя полношников с ума.
Скажи, зима, зачем ты спишь?
Какая блажь тебе приснится?
Во сне губами шевелишь,
Как заплутавшийся возница!
Тебя подслушивает вор -
Дороже денег уговор!
Спи, снежная моя, томись,
Но только не проговорись!
А ты, высокий мой лесок?
Людских не терпишь двоедуший,
Я понимаю, но - молчок!
Боюсь, луна развесит уши!
Она лукавая лиса
Обкрутит лихо в полчаса,
Не угадаешь, не поймешь
Сказали - быль, а выйдет ложь.
Я завтра встану ровно в семь,
Не веря странному навету.
Взгляну в окно: какая темь:
Пора бы забелеть рассвету.
Но поздно возвращаться вспять,
Но сердцу поздно замирать,
Ну, тише, сердце, не стучи,
Молчи, молчи, молчи, молчи.
1931-33
Апрель
Невдомек родному дому
Что зарницы, тяжелы,
Учат блеску золотому
Бедняков из-под полы
И поют по-городскому
Птиц накрытые столы.
Узнаю: родней родного
Может быть сосновый дым.
Лесу хочется иного:
Показаться молодым.
Или впрямь певуче снова
Сердце, ставшее моим?
Или снова заморочит,
Зазывая, синева?
Берегись - она бормочет.
Берегусь... одни слова.
Как вода, деревья точит
Желторотая трава.
Или впрямь еще не мерен
Мир, отобранный другим?
Или впрямь не весь потерян
Лес, назначенный - двоим,
И навеки будет верен
Сердцу, ставшему моим?
1932
Катерина
Катерина в поле застряла,
Видит: ветер уходит во тьму.
Ох, и долго ж я на поле спала,
Я себя самое потеряла,
Это я иль не я - не пойму!
Близок дом, добежать немножко,
Только страшно бежать одной.
Вот знакомая липа, дорожка...
Петер! Петер! (Постучала в окошко)
Что, пришла Катерина домой?
Ночью слышно, как пахнут срубы,
Эти срубы Петер строгал.
Он лежал, пьяный и грубый,
И по-детски выпятив губы,
Полусонный, пробормотал:
Катерина кажется в поле.
Нет, нет, вспомнил, пришла, пришла!
О чужой заботишься доле?
Ты бы спать, соседка, легла!
Катерина ждала до рассвета.
До рассвета скрылась во тьму.
Было тихое, тихое лето,
Но листве мерещилось где-то:
Это я иль не я - не пойму!
1931
Лес вырублен
Распяты рельса, пастбища, хаты.
Вот и сменились ромбы, квадраты
Лесом былым. На деревах -
Лиц отпечатки. Пни - как надгробья.
Кладбище леса! Эти подобья
Тянут к тебе, в пустошь твою.
Скрыты землею, скрыты веками
Люди с обугленными руками
Шли на леса! Шли на закат!
Темная воля, старая сила
Так и толкала, так и манила -
Древо срубить. Древо зажечь.
Люди с обугленными руками!
Земли с обугленными лесами!
В омуте трав - сердце болот.
Кладбище леса! Эти надгробья -
Пни да могилы - все лишь подобья
Древних лесов. Старых людей.
1929
* * *
Вечерело, и сама печаль прощалась,
И тропинки шли - ромашками цвели.
Лошадь сонная в конюшню возвращалась,
Трепетали бабочки в пыли.
Грезят бабочки, наверно, неуклюже,
Потому что сами легче всяких грез.
Снится лошади житье-бытье верблюжье -
Я не помню лошадиных слез.
Почему же я мечтам своим не близок?
Ровней стать им до сих пор я не могу.
И меж пальцами колеблется огрызок
Времени, а на бумаге - лгу.
1933
Публикация и подготовка текста
Ольги Клюкиной
Семён Липкин. Неизвестные стихи
Стихи в молодости почти всегда - автобиография. Творчество же Семена Липкина с молодых лет биографично. Входит в стиховую ткань живописная биография родного города. Как у человека верующего, почва в стихах прочная, лишенная намеков и туманностей, отчетливая мысль и точная рифма. Это биография мира, в котором родился поэт. Биография родного города вырастает в жизнеописание мира. Такая биография рассказывает не только о событиях, но и об отношении к ним автора. С самых начальных стихов Семен Липкин - живописец, работающий маслом. Перед вами сейчас стихи двадцатилетнего поэта, любящего Создателя, о котором впоследствии скажет: “Он диктует, я пишу”.
Инна Лиснянская
Луч
Ночь пришла, с её мирами
Из туманного морского далека.
Очертила небо тополями
И рисунок тверд: ни ветерка.
Только темная гормя горит огромность -
Ночью мир особенно велик.
И сдается: в этот неподвижный миг
Всех страстей, всех дум твоих никчемность,
Все твое бессилье ты постиг.
Но внезапный луч, тревожно-яркий,
Осветил большие лилии в саду.
Из невзрачной вырос он хибарки,
Уперся другим концом в звезду.
И пропал, прямой и белый. -
И такая наступила тишь.
Так твоей души расширились пределы...
Все миры теперь в нее вместишь,
Все миры, горящие над бездной!
И лучом, что небеса рассек,
Ты связуем с этой славой звездной,
Властный, беспокойный человек.
1929
Белиджи
Я трясся ночью в грузовой машине
По вымершей дороге в Белиджи.
И - ни души вокруг, лишь на вершине
Аульные белели рубежи.
Но все ж я слышал шум. В звучаньи мнимом
Он жизнью был, тогда как огоньки,
Путь, горы, ночь - всё мне казалось дымом,
Игрой мечты, рассудку вопреки.
И смутным ожиданием чего-то
Исполнилась тогда моя душа.
И вся-то жизнь, вся трудная забота,
Мне показалась дивно хороша.
А грузовик меня меж тем то в холод
Бросал, то в жар бросал... Тогда во мгле
Я женщину - я все-таки был молод!
На движущейся различил земле.
Она звала в свои поля сырые,
В прозрачный, тонкоствольный лес дождей,
И рвался я к пастушке Малярии,
К той босоногой нимфе Белиджей.
1929
На фронт
Собирались люди в штатском платье,
Всё народ мастеровой.
У подножья города морского
Собирались люди в штатском платье
На неровной мостовой.
Поезда входили в тихий город
И переходили мост.
Были странны ружья за плечами,
А над всеми возвышался город
И горела бездна звезд.
Пели песню - долго и негромко.
…Эх, была иль не была,
Смерти нет, грядущее прекрасно...
Пели песню долго и негромко,
Чтобы за сердце брала.
Кто собрался здесь - понять не трудно,
Нет защиты нам верней.
Если в мире есть такие ночи,
Может быть, и умереть не трудно,
Но поверить в смерть - трудней.
1929
Закат
Перекошенный, завядший, узкогрудый,
Он хранит для нас всю прелесть прежних дней:
Поножовщин слободские пересуды,
Шум конюшен, стук телег и храп коней.
Это - час спешащих к юности цветочниц
Ото всех, ото всего, что старит нас.
Одноколки онемеченных молочниц,
Детских выдумок его несносный час!
О нечаянностях молодости поздней,
О всех насыпях на гульбище пустом, -
Он не знает еще всех тех смертных козней,
Что готовят ему люди за мостом.
Он не знает, что с окраинных базаров
Петуха пустили; Что сердца горят;
Что когда трещит огонь таких пожаров
Как ребяческие сны смешон закат!
Что рабочие целуют жен заране;
Что на станции, где гостем - горизонт,
Ждут винтовок слобожане; что в тумане
Поезда зовут на фронт, на польский фронт!
1931
Наводнение
Если вспомнить - было наводненье.
Было настоящее волненье.
Детский трепет. Детский страх.
Как оно лилось оврагам взашей,
Как оно давалось полной чашей,
Пело бульбами впотьмах.
Если вспомнить! Если вспомнить трудно,
Потому что молод! И безлюдна
Жизнь твоя! И сам не свой!
Если половодными путями,
Молодым, но с тусклыми глазами,
Ты пришел к себе домой.
Как страшны плывущие строенья -
Эти водоросли наводненья -
Здравствуй, мой приют земной!
Видишь: небо в хлебных караваях,
Дом стоит на деревянных сваях,
Омываемый водой.
Здравствуй, душегубец и проказник, -
Здравствуй, наводненья светлый праздник!
Полем, грядками пустись,
Спутницу-звезду переливая.
Ты, сестрица, звездочка дурная,
С братом светом поделись.
1930
Предчувствие
Вчера мне рассказали быль,
Волнующую всех соседок.
Она известна за сто миль,
Но к нам приходит напоследок.
О ней расспрашивать не след,
Не то не оберешься бед,
Она заявится сама
Сводя полношников с ума.
Скажи, зима, зачем ты спишь?
Какая блажь тебе приснится?
Во сне губами шевелишь,
Как заплутавшийся возница!
Тебя подслушивает вор -
Дороже денег уговор!
Спи, снежная моя, томись,
Но только не проговорись!
А ты, высокий мой лесок?
Людских не терпишь двоедуший,
Я понимаю, но - молчок!
Боюсь, луна развесит уши!
Она лукавая лиса
Обкрутит лихо в полчаса,
Не угадаешь, не поймешь
Сказали - быль, а выйдет ложь.
Я завтра встану ровно в семь,
Не веря странному навету.
Взгляну в окно: какая темь:
Пора бы забелеть рассвету.
Но поздно возвращаться вспять,
Но сердцу поздно замирать,
Ну, тише, сердце, не стучи,
Молчи, молчи, молчи, молчи.
1931-33
Апрель
Невдомек родному дому
Что зарницы, тяжелы,
Учат блеску золотому
Бедняков из-под полы
И поют по-городскому
Птиц накрытые столы.
Узнаю: родней родного
Может быть сосновый дым.
Лесу хочется иного:
Показаться молодым.
Или впрямь певуче снова
Сердце, ставшее моим?
Или снова заморочит,
Зазывая, синева?
Берегись - она бормочет.
Берегусь... одни слова.
Как вода, деревья точит
Желторотая трава.
Или впрямь еще не мерен
Мир, отобранный другим?
Или впрямь не весь потерян
Лес, назначенный - двоим,
И навеки будет верен
Сердцу, ставшему моим?
1932
Катерина
Катерина в поле застряла,
Видит: ветер уходит во тьму.
Ох, и долго ж я на поле спала,
Я себя самое потеряла,
Это я иль не я - не пойму!
Близок дом, добежать немножко,
Только страшно бежать одной.
Вот знакомая липа, дорожка...
Петер! Петер! (Постучала в окошко)
Что, пришла Катерина домой?
Ночью слышно, как пахнут срубы,
Эти срубы Петер строгал.
Он лежал, пьяный и грубый,
И по-детски выпятив губы,
Полусонный, пробормотал:
Катерина кажется в поле.
Нет, нет, вспомнил, пришла, пришла!
О чужой заботишься доле?
Ты бы спать, соседка, легла!
Катерина ждала до рассвета.
До рассвета скрылась во тьму.
Было тихое, тихое лето,
Но листве мерещилось где-то:
Это я иль не я - не пойму!
1931
Лес вырублен
Распяты рельса, пастбища, хаты.
Вот и сменились ромбы, квадраты
Лесом былым. На деревах -
Лиц отпечатки. Пни - как надгробья.
Кладбище леса! Эти подобья
Тянут к тебе, в пустошь твою.
Скрыты землею, скрыты веками
Люди с обугленными руками
Шли на леса! Шли на закат!
Темная воля, старая сила
Так и толкала, так и манила -
Древо срубить. Древо зажечь.
Люди с обугленными руками!
Земли с обугленными лесами!
В омуте трав - сердце болот.
Кладбище леса! Эти надгробья -
Пни да могилы - все лишь подобья
Древних лесов. Старых людей.
1929
* * *
Вечерело, и сама печаль прощалась,
И тропинки шли - ромашками цвели.
Лошадь сонная в конюшню возвращалась,
Трепетали бабочки в пыли.
Грезят бабочки, наверно, неуклюже,
Потому что сами легче всяких грез.
Снится лошади житье-бытье верблюжье -
Я не помню лошадиных слез.
Почему же я мечтам своим не близок?
Ровней стать им до сих пор я не могу.
И меж пальцами колеблется огрызок
Времени, а на бумаге - лгу.
1933
Публикация и подготовка текста
Ольги Клюкиной