Милан-2012 глазами Елены Макаровой
Этот рассказ о семинаре, проходившем в Милане в июле 2012 года, написала сама Елена Макарова через несколько дней после возвращения с места событий!
Я намеренно не вставляю фотографии с семинара. Настолько цельный это текст, что не хочется разбивать его. Поэтому, если кто-то хочет посмотреть их - тому сюда.
Елена Макарова. 11 июля 2012 года.
Юля Р., отправляясь в Словакию к Риточке Муранской, дала мне смсный наказ записать свои ощущения, пока они не улетучились из памяти. Лежа в море, сначала под темными облаками и затем под черным небом с серебряными звездочками, я думала, как же такое расказать.
Что, собственно, происходило?
Откуда это ощущение свободы при регламенте трех сперва, а потом и двух дней занятий, к которым третьим был припаян музей?
Это состояние свободы, приходящее к одним легко, к другим, через внезапные слезы, и было центральным событием. Мы могли делать что угодно, и этого бы не произошло, и могли бы, возможно, ничего не делать, чтобы это произшло. Последний вариант не пробовала, будет случай, попробуем.
Первый семинар кончался в 5 вечера, дальше мы гуляли, ходили на выставку, болтали к Клавдией и Маней, но ложились спать в приемлемое время. При этом я спала зыбко, находясь в потоке сознания, из которого выплывали разные формы, цвета и Бог весть что еще.
Первый семинар я придумала, когда мы с Маней ждали чемоданы, они прилетели из Рима следующим рейсом. Он назывался раз-два-три, первый день - человек наедине с собой, второй - два - драма, контрасты, отношения двоих - третий три - покой-волнение-буря, три состояния.
Наполнение каждого дня происходило в процессе - и все получалось, все. От начала до конца. Что значит получалось? Находило отклик во всех и в каждом по отдельности. У меня есть все фотографии, по которым прослеживается плавное перетекание одного в другое.
Первый день итальянцам показался трудным - одному быть непросто, со своими мыслями, ощущениями, воспоминаниями, снами... Обрисованные друг другом, лежали на полу итальянки и один единственный итальянец по имени Вильям, контуры заполнялись содержанием (один рисовал внутри другого), затем - дать дать отпор статике - фигуры "вылепливались" из того материала, который оставался валяться на полу после того, как фигуры были вырезаны и развешаны по стенам; объемные скульптуры прилагались.
Выбранная каждым из них вещь в лицее, представляла их состояние на тот момент, и углубление в суть избраной вещи доставляла им не только приятные ощущения.
Это был второй курс, где все знали друг друга, но не совсем. Возможно, с тех сторон, которые раскрывались. Я видела, как они рассматривали работы, слышала, что рассказывали по их поводу, рассказы необщие, а конкретные, касающиеся выполненого задания и развития внутренней темы каждого.
В конце я рассказала им про Фридл и Эдит Крамер, собственно это была краткая история о преемственности, проиллюстрированная коротким фильмом про Эдит.
Второй день прошел в счастье - мы были в парке, рисовали контрасты, существующие в природе, лепили, рисовали картины по письмам Ван Гога, сочиняли книги (в который раз это происходило на моих глазах и в который раз невозможно было глаз оторвать от этих шедевров графики и мысли), рисовали, работали по парам, все время шел диалог, очень насыщенный, сущностный.
В конце второго для я показала им работы Фридл и ее терезинских учеников, разумеется, не молча.
Третий день был сказочным - мы кипятили воду. В который раз мы кипятили воду - и в который раз наблюдение за простым процессом превращалось в мистерию! Сколько мыслей, сколько чувств перекочевало потом в свободные композиции на эту тему, и затем в построение разных миров, в которых легко отслеживалось то же самое состояние триединства.
Новые задания и те, что повторялись в ином контексте, подвели к кульминации, и той самой радости освобождения не знаю уж от чего, у каждого, видимо, были свои уровни зажатости, и это ощущение, когда, наконец, попустило, пришло.
Казалось, вот теперь бы и продолжить, с новым ощущением, неделю. Но нет, время истекло. Радовало то, что на будущий год я буду работать с теми же студентами на практике с детьми.
Вечером мы встретились с Таней из Казани, она приехала первой, простуженная и счастливая одновременно. Потом приехала Марина Осекина, и мы пошли пить маргариту в мексиканский ресторан, но не до поздней ночи. Семинар почти не вспоминали, он еще настолько в нас жил, что говорить о нем можно было весь вечер, однако Таня и Марина были уставшими с дороги, и мы просто болтали.
В шесть утра 5-го июля мы с Маней уехали в Венецию встречаться с моей подругой, художницей К. Марголис, и моей тетей Марой, ее дочкой Кристиной, прибывших в Венецию аж из Сан Франциско, и дочкой второй моей тети Оли, Машей, из Москвы. Мы с Маней впервые были в Венеции, и эта поездка, как видно, явилась судьбоносной - Маня и сегодня в Венеции, она записалась в тамошнюю школу графики на год. Начнет с конца октября. Манина страсть к Италии нашла пристанище в этом водно-соборно-музейном городе, что само по себе невероятно.
Опущу подробности нашего путешествия, это особстатья, но к 11 часам вечера мы вернулись в Милан. В метро раздался звонок - это была Аня Дева, они приехали с Натой и ждут нас в гостинице.
Мы просидели с ними до 2-х часов ночи, выпили две бутылки вина, Наташа и Аня хотели узнать, что будет, и я бы им с радостью рассказала, если бы знала сама.
Утром в пятницу на нашу улицу приехал базар, а к нам в гостиницу приехали участники семинара - Аня Ле с Динкой, сильно выросшей, у меня в комнате опять цвели розы, на сей раз белые, и вообще много всего стало происходить, внимание рассеялось между покупками, встречами, сборами в музей и т.д.
В Амброзиану мы пошли с легкой руки Ани Ле, и я ей за это благодарна. Каждый год мы с Маней ходим со студентами по музеям, этот был, полагаю, не последним, но очень важным из тех, где я не была.
Людочка из Канады была единственной, кто потерялся, но у нас был мобильный телефон и она быстро нашлась.
В два с копейками мы уже все были обилеченными и разошлись по музею, чтобы осмотреться и встретиться через час внизу. Однако, попав на открытую галерею со скульптурами и внутренним двориком, я решила начать рисовать здесь. Кого-то попросила сходить вниз за народом, все пришли, кроме Маши из Сан-Франциско и Любы из Питера, две подружки прождали нас полчаса внизу, это было обидно.
Я дала задание на раз-два-три (во мне еще бродил прежний семинар) и все, кто был в силах, принялись за дело. Одна фигура, два фигуры, три фигуры...
(хорошо бы кто-нибудь выставил эти рисунки!)
Я знала, что от меня чего-то ждут - и подумала - нет, так вот стать экскурсоводом я не могу, не хочу, но, если меня кто-то спросит что-то конкретное, я отзовусь. Что вскоре и случилось. Мы подошли к одной картине в стиле позднего возрождения на пороге барокко и стали выносить оттуда все, кроме ландшафта и построек в виде колонн и арок, - вот как оказывается итальянцы представляли себе в то время иудейскую пустыню, с римскими колоннами! Мы седлали лошадей, носились по картине туда-сюда, пока не перекочевали в мир Яна Брейгеля с его символизмом, его люстрами, свисающими с дерева и пламенем, с вылетающими из него чертенятами, мы закрывали руками разные детали композиции, чтобы понять, как отсутствие предмета в какой-то точке изменяет направление нашего взгляда, директорию его блуждания по картине и т.п.
Мы ушли из музея последними, и, борясь с голодом и усталостью, показывали друг другу свои работы. Сколько понарисовали! Некоторые ничего не нарисовали, и совсем мало, ну и что? разве это так уж важно? Важно, что мы смотрели, что мы много увидели, а уж кто и рисовал, вообще прекрасно!
Пешком мы добрались до нашего мексиканского ресторана, и все уместились за сдвинутыми столами. Аня Ле не смогла прийти - Динка вырубилась от усталости, Маши с Любой тоже не было, но компания у нас получилась большая и дружная. Света Мухина с мужем Сашей и подругой Олей - киевским архитектором, Катя Латенок с мужем Пашей, Олеся, Людочка, Наташа, Аня, Таня, Юля и Валя, Кристина и Гуля, Настя, Марина, и мы с Маней.
Я знала, что поступаю неверно, надо беречь энергию перед работой, однако общение с вами было не менее важным занятием - шуметь, гудеть и вслушиваться. Потом все продолжилось в моем номере. В 3 я еще не спала, хотя мы с Маней и составили план на завтра. Продолжая не спать, я злилась на себя. Все же я не ребенок, надо уметь вовремя останавливаться. План все больше раздражал - в нем не было развития. Или так казалось? Светало...
В 9 утра мы помчались в лицей - Клавдия опаздывала, по-английски ни с кем не договориться.
Я говорила Мане, что у меня полный туман в башке, но можно было этого и не говорить. Ясно без слов.
Маня не забыла простыню. Эта простыня была приветом от Фридл. И она меня утешала. Фридл, перед отправкой в Терезин (вот ведь ассоциация!), красила простыни в разные цвета - если дети спрячутся под зеленой, будет лес, под голубой - небо и т.д. У Павла с собой был костюм - ходить во Фридловский детский театр.
И только когда я положила простыню в центре зала, ко мне вернулся непоколебимый покой. Внутри и снаружи - такова была тема семинара, и мы с Маней заползли под простыню. Само по себе это действо не было особо убедительным, но оно сконцентриовало на себе внимание. Такие секунды важны. Итальянки, русские и Дина - единственный, и не очень простой ребенок - вот три полюса, которые должны были прийти в гармоническое взаимодействие. В начале немного мешала болтовня, Клаудии было трудно переводить, но как только мы взялись за бесконечности, как только включились в рисование, наступил покой и здесь.
В "бесконечности" надо было затем вписать или пририсовать к ним любимый предмет или ощущение из детства. Началось рассматривание - и стало быть, знакомство друг с другом. Линии, проведенные через всю комнату были дорогами друг к другу. Так образовались группы. Понятно, группы создавали каждая свой проект, много было интереснейших историй.
Потом были картины детства и черно-белые коллажи, и тоже воспоминания, очень эмоциональные, которые сблизили нас. Воспоминания о летнем дне и поездке на велосипеде, о дереве, которое росло в центре, месте пряток, о луге, по которому гуляли с бабушкой, о городе, который вдруг возник на горизонте перед маленькой девочкой и ее папой - ощущение сказки, о заветном фотоаппарате, который лежал на верхней полке так, чтобы девочка не смогла до него дотянуться, о костюме лисы, который, наконец, достался девочке вместо вечного костюма снежинки, и как она научилась лисьей походке, воспоминание о полосатых плавках, в которых мальчик плавал в реке, о виде из окна, о проходе на лодочке через шлюз, который вот-вот захлопнется и т.д.
Сколько мы пережили, стоя носом к стене и рисуя свои картины, как непросто было перевести это из цвета в коллаж, где остаются формы и акценты, где еще более выпячивается история в прямом и переносном смысле этого слова.
В перерывах ко мне подходили итальянки с разными вопросами и просьбами. Например, одна - Игле приехала из Турина, думая, что я буду рассказывать о Фридл. Она писала о ней научную работу, но попала на другой семинар и попросила, если будет возможность, показать какие-то упражнения Фридл. С удовольствием. Габриелла, которая была на семинаре 2011 года, посвященном отчасти детским рисукам из концлагеря Терезин, привезла афишу спектакля, который она сделала со своими учениками по стихам терезинских детей. Алисия попросилась на семинар в Украине, если что, она понимает английский, и т.д. Клаудия привыкла к такому темпу работы, мы с ней знакомы с 1988 года, она перевела мою книгу рассказов на итальянский, ездила со мной к Хильде, короче, мы с ней понимаем друг друга с полуслова, плюс Маня, с которой мы понимаем друг друга без слов, плюс две ассистентки со второго курса - только дубина может плохо работать при такой мощной подержке.
Саша и Павел были отдельным подарком - деятельное присутствие мужчин, да таких чудесных, украшает жизнь. Сашины и Пашины рисунки запечатлились в памяти, а как они удивились, когда получили диплом!
Динка была неотразима - как всегда, лепила и рисовала нон-стоп. Общество взрослых ее удовлетворяло. Никто, кроме Ани и меня не делал ей замечаний, когда она мешала, да и это случалось нечасто. Она участвовала во всех проектах. Это уже не та Динка, с которой я познакомилась 2 года тому назад, Аня проделала огромный путь к пониманию сути поблемы, и теперь справляется не только с Динкой, но и с куда более сложными пероснажами, так что у нас в семье появился чудо арт-терапевт, с чем всех и поздравляю.
Следующий день начался с рисования на улице. Настя о нем очень хорошо рассказала, затем мы помедитировали лежа под маниным четким руководством, и перешли к лепке картины детства. Вот теперь лепка пошла - это были уже не робкие попытки передать форму, а интенсивное желание проникнуть внутрь собственого пространства. Качество принципиально иное, не поделочное. Человек и его тень, вылепленный Любой, шлюзы Марины, дерево Насти, Анина девочка с занавеской - всего не перечислишь! Это уже не домики из бревен и не сказки про трех медведей или Винни-Пуха, а настоящие скульптуры. Неужели прошел всего один день?
После обеда я удовлетворила просьбу Игле и мы под невероятное звучание Аниного голоса рисовали линии, потом взбирались с углем по крутой лестнице и сбегали с нее, потом рисовали диктант, и из отдельных образов создавали композиции - две минуты - готово. Если бы не предшествующие этому упражнения, высвобождающие эмоции и тем самым помогающие быстрому соображанию, мы бы час их рисовали.
Ну и на закуску - игры детей!
Мы были детьми, настоящими детьми, этого опять же, возможно и не произошло бы, не случись первого дня с детскими воспоминаниями.
Игры детей.
музыкальная шкатулка
паровозики
прятки
качели-карусели
игра в конструктор
сюрпризы
Кое-что вы увидели в настиных фильмах, но это как в театре, который невозможно смотреть по телевизору - театр это своего рода симбиоз актеров и зрителей, это волшебство в чистом виде.
Огромная музыкальная шкатулка, красная стена в желтых звездах, подиум, Динка в серебряных рукавах из фольги, трещётки в виде вилок, висящих на веревке, костюмы дель арте, в которых ритмично движутся фигуры вокруг подиума, голос Ани из-за занавески, создающий мелодию... Что-то уму не постижимое.
А стулья, превратившиеся в карусельных зверей, на которых скачут вокруг качелей, на которых, в свою очередь, раскачивается огромная кукла в желтом одеянии, и лицом-маской. Маски привезла с собой Гуля, ее огромный чемодан был забит самыми невероятными вещами, такое я видела только у Феди. Я тоже каталась на стуле.
А железная дорога - рельсы с настоящими шпалами, продленные полосами скотча в коридор, с настоящими вагонами и пассажирами, наши уличные рисунки превратились в целый Милан, в чем нас убеждала надпись, сделанная из вырезанных из газеты больших букв!
Прятки - еще одно великолепное решение группы из четырех русских участников и одной итальянки по имени Таня - они придумали сделать фигуру из разных частей тела, каждый получил от меня задание, какую часть он делает, были и крылья, все эти части были попрятаны в разных углах, и находились в процессе реальной игры в прятки, каждая часть отвечала за какую-то спрятанную в ней эмоцию - в ногах страх, в душе - эмоции и т.д.
Конструкторами и строительством домов занимались две итальянки, которые всю жизнь мечтали стать архитекторами, с каким удовольствием они это делали! Одна из них прибежала ко мне с воздушным шариком, на котором нужно было написать по-русски "приглашаем". Думаете я ей написала на шарике? Нет! На бумаге. Пусть перепишет, и будет у нее первый опыт в азбуке.
И наконец - сюрпризы!
Перед нами стоял волшебный город, и из-за его стен появлялись девушки то с конфетти из свернутых разноцветных бумажек, то на нас летели обоймы мыльных пузырей, то серпантин, то из-за дома выезжала огромная упаковка, из которой сыпался цветной дождь, то сверкали бенгальские огни, и, в конце концов, вылетела пробка из шампанского и в воздухе появился поднос с сорока пластиковыми стаканами, шампанское полило ручьем, и снова вылетела пробка из шампанского, и еще одна бутылка напоила стаканы и нас вместе с ними.
Мог ли кто-то придумать все это? Кто писал сценарий?
МЫ. Мы все это сделали. Я была третьей рукой и третьем глазом, который, и впрямь не спал вместе с двумя остальными несколько суток напролет. Но ведь не зря!
За это всем нам дали дипломы, мне тоже.
Чудесное время продолжилось до трех ночи, теперь уже не в номере, а на большом балконе, который обнаружила Гуля на своем этаже. Там все мы и собрались на прощание. И опять - сколько еще узнали друг про друга, и как неохота было расставаться.
В 7 утра меня разбудил Павел, как обещал. Я вылетела из гостиницы с Аней, Динкой и Маней - такси не было, самолет улетал в 9 утра. Однако такси нашлось, на самолет я успела, и всю дорогу до Рима, и от Рима до Тель-Авива перебирала все, что было, на мне был новый кулон и новый браслет ярко-красного цвета, подарок Людочки, во мне были все ваши лица, улыбки, слезы, и это не давало заснуть до Тель-Авива.
Теперь пойду спать.
Послесловие. 25 июля.
Вообще семинары все разные, иногда они происходят так, иногда иначе. Неровность, когда что-то цепляет, что-то не трогает, или просто раздражает, само по себе совсем неплохой признак, и это не мастер не справляется с задачей, и не организация хромает, и не народу много, - нет. Мастер - он мастер всегда (Творец никогда не теряет энергии, но он не няня), и когда его внутренней настройке что-то препятствует, он остается предельно открытым этому ощущению.
Мастер - не крысолов из Гамельна. Он никого никуда сознательно не ведет и уж тем более не спроваживает. Скорее, он отдает себя в полное пользование. Отвечает тем, кто спрашивает, в остальном обходится эмоциональми междометиями (в моем случае стереотипными, - охахкласссуперура).
Потеряла мысль. Она проста - как человеку гуманному мне так хочется, чтобы все было тип-топ и прекрасно.
Как мастеру мне ничего заранее не хочется. Мастеру необходимо в полной мере быть там, где он есть сейчас, прогнозы и планы не то, чтобы сильно мешают в принципе, но могут помешать в процессе. Человеческое может возобладать над мастерским, и он скажет сам себе - я хотел, чтобы получилось так, а так не получается, что мне делать?
Все. На этом месте мастер перестает быть мастером, его следует выписать из больницы под расписку. Шучу.
Скажем, в миланском семинаре 2011, связанном с детскими рисунками из Терезина, не было гармонии, он завершился без крещендо, сошел на нет. Мастер дал волю и этому. Видимо прямое обращение к экзистенции колюче, но не мастер всадил эти шипы, и не ему их вытаскивать. Попросят, попробует вынуть, не попросят - не вмешается.
Но это не значит, что Мастер безошибочен или безупречен. Ему просто не свойственно ни самодовольство, ни самонедовльство. Он - не для себя. И сам себя не занимает. Он получает материал для размышлений, и они циркулируют в нем до следующего семинара.
Тот, кому такой мастер в данный момент или вообще не нужен, больше к нему не пойдет.
Ведь не мастер выбирает вас. В самом печальном случае будет жаль материальных затрат, за это я всегда по-человечески переживаю, но гарантий дать не могу по причине, изложенной выше.
Все, пошла редактировать Эдит Крамер.
Послесловие 2. 29 июля.
Прочла у Б. Хелингера:
"Наше желание сделать так, чтобы клиенту стало лучше, делает его несвободным. Так он отделен от движений своей души. Но когда моя любовь спокойна, и я обращаюсь к нему с такой любовью, не желая изменить что-либо, он вдруг становится свободным. Я свободен как помощник, и он свободен. В этой свободе может развиваться движение, которое поведет вперед. Тогда никто не осуществляет сопротивления - ни клиент, ни помощник."
Я намеренно не вставляю фотографии с семинара. Настолько цельный это текст, что не хочется разбивать его. Поэтому, если кто-то хочет посмотреть их - тому сюда.
Елена Макарова. 11 июля 2012 года.
Юля Р., отправляясь в Словакию к Риточке Муранской, дала мне смсный наказ записать свои ощущения, пока они не улетучились из памяти. Лежа в море, сначала под темными облаками и затем под черным небом с серебряными звездочками, я думала, как же такое расказать.
Что, собственно, происходило?
Откуда это ощущение свободы при регламенте трех сперва, а потом и двух дней занятий, к которым третьим был припаян музей?
Это состояние свободы, приходящее к одним легко, к другим, через внезапные слезы, и было центральным событием. Мы могли делать что угодно, и этого бы не произошло, и могли бы, возможно, ничего не делать, чтобы это произшло. Последний вариант не пробовала, будет случай, попробуем.
Первый семинар кончался в 5 вечера, дальше мы гуляли, ходили на выставку, болтали к Клавдией и Маней, но ложились спать в приемлемое время. При этом я спала зыбко, находясь в потоке сознания, из которого выплывали разные формы, цвета и Бог весть что еще.
Первый семинар я придумала, когда мы с Маней ждали чемоданы, они прилетели из Рима следующим рейсом. Он назывался раз-два-три, первый день - человек наедине с собой, второй - два - драма, контрасты, отношения двоих - третий три - покой-волнение-буря, три состояния.
Наполнение каждого дня происходило в процессе - и все получалось, все. От начала до конца. Что значит получалось? Находило отклик во всех и в каждом по отдельности. У меня есть все фотографии, по которым прослеживается плавное перетекание одного в другое.
Первый день итальянцам показался трудным - одному быть непросто, со своими мыслями, ощущениями, воспоминаниями, снами... Обрисованные друг другом, лежали на полу итальянки и один единственный итальянец по имени Вильям, контуры заполнялись содержанием (один рисовал внутри другого), затем - дать дать отпор статике - фигуры "вылепливались" из того материала, который оставался валяться на полу после того, как фигуры были вырезаны и развешаны по стенам; объемные скульптуры прилагались.
Выбранная каждым из них вещь в лицее, представляла их состояние на тот момент, и углубление в суть избраной вещи доставляла им не только приятные ощущения.
Это был второй курс, где все знали друг друга, но не совсем. Возможно, с тех сторон, которые раскрывались. Я видела, как они рассматривали работы, слышала, что рассказывали по их поводу, рассказы необщие, а конкретные, касающиеся выполненого задания и развития внутренней темы каждого.
В конце я рассказала им про Фридл и Эдит Крамер, собственно это была краткая история о преемственности, проиллюстрированная коротким фильмом про Эдит.
Второй день прошел в счастье - мы были в парке, рисовали контрасты, существующие в природе, лепили, рисовали картины по письмам Ван Гога, сочиняли книги (в который раз это происходило на моих глазах и в который раз невозможно было глаз оторвать от этих шедевров графики и мысли), рисовали, работали по парам, все время шел диалог, очень насыщенный, сущностный.
В конце второго для я показала им работы Фридл и ее терезинских учеников, разумеется, не молча.
Третий день был сказочным - мы кипятили воду. В который раз мы кипятили воду - и в который раз наблюдение за простым процессом превращалось в мистерию! Сколько мыслей, сколько чувств перекочевало потом в свободные композиции на эту тему, и затем в построение разных миров, в которых легко отслеживалось то же самое состояние триединства.
Новые задания и те, что повторялись в ином контексте, подвели к кульминации, и той самой радости освобождения не знаю уж от чего, у каждого, видимо, были свои уровни зажатости, и это ощущение, когда, наконец, попустило, пришло.
Казалось, вот теперь бы и продолжить, с новым ощущением, неделю. Но нет, время истекло. Радовало то, что на будущий год я буду работать с теми же студентами на практике с детьми.
Вечером мы встретились с Таней из Казани, она приехала первой, простуженная и счастливая одновременно. Потом приехала Марина Осекина, и мы пошли пить маргариту в мексиканский ресторан, но не до поздней ночи. Семинар почти не вспоминали, он еще настолько в нас жил, что говорить о нем можно было весь вечер, однако Таня и Марина были уставшими с дороги, и мы просто болтали.
В шесть утра 5-го июля мы с Маней уехали в Венецию встречаться с моей подругой, художницей К. Марголис, и моей тетей Марой, ее дочкой Кристиной, прибывших в Венецию аж из Сан Франциско, и дочкой второй моей тети Оли, Машей, из Москвы. Мы с Маней впервые были в Венеции, и эта поездка, как видно, явилась судьбоносной - Маня и сегодня в Венеции, она записалась в тамошнюю школу графики на год. Начнет с конца октября. Манина страсть к Италии нашла пристанище в этом водно-соборно-музейном городе, что само по себе невероятно.
Опущу подробности нашего путешествия, это особстатья, но к 11 часам вечера мы вернулись в Милан. В метро раздался звонок - это была Аня Дева, они приехали с Натой и ждут нас в гостинице.
Мы просидели с ними до 2-х часов ночи, выпили две бутылки вина, Наташа и Аня хотели узнать, что будет, и я бы им с радостью рассказала, если бы знала сама.
Утром в пятницу на нашу улицу приехал базар, а к нам в гостиницу приехали участники семинара - Аня Ле с Динкой, сильно выросшей, у меня в комнате опять цвели розы, на сей раз белые, и вообще много всего стало происходить, внимание рассеялось между покупками, встречами, сборами в музей и т.д.
В Амброзиану мы пошли с легкой руки Ани Ле, и я ей за это благодарна. Каждый год мы с Маней ходим со студентами по музеям, этот был, полагаю, не последним, но очень важным из тех, где я не была.
Людочка из Канады была единственной, кто потерялся, но у нас был мобильный телефон и она быстро нашлась.
В два с копейками мы уже все были обилеченными и разошлись по музею, чтобы осмотреться и встретиться через час внизу. Однако, попав на открытую галерею со скульптурами и внутренним двориком, я решила начать рисовать здесь. Кого-то попросила сходить вниз за народом, все пришли, кроме Маши из Сан-Франциско и Любы из Питера, две подружки прождали нас полчаса внизу, это было обидно.
Я дала задание на раз-два-три (во мне еще бродил прежний семинар) и все, кто был в силах, принялись за дело. Одна фигура, два фигуры, три фигуры...
(хорошо бы кто-нибудь выставил эти рисунки!)
Я знала, что от меня чего-то ждут - и подумала - нет, так вот стать экскурсоводом я не могу, не хочу, но, если меня кто-то спросит что-то конкретное, я отзовусь. Что вскоре и случилось. Мы подошли к одной картине в стиле позднего возрождения на пороге барокко и стали выносить оттуда все, кроме ландшафта и построек в виде колонн и арок, - вот как оказывается итальянцы представляли себе в то время иудейскую пустыню, с римскими колоннами! Мы седлали лошадей, носились по картине туда-сюда, пока не перекочевали в мир Яна Брейгеля с его символизмом, его люстрами, свисающими с дерева и пламенем, с вылетающими из него чертенятами, мы закрывали руками разные детали композиции, чтобы понять, как отсутствие предмета в какой-то точке изменяет направление нашего взгляда, директорию его блуждания по картине и т.п.
Мы ушли из музея последними, и, борясь с голодом и усталостью, показывали друг другу свои работы. Сколько понарисовали! Некоторые ничего не нарисовали, и совсем мало, ну и что? разве это так уж важно? Важно, что мы смотрели, что мы много увидели, а уж кто и рисовал, вообще прекрасно!
Пешком мы добрались до нашего мексиканского ресторана, и все уместились за сдвинутыми столами. Аня Ле не смогла прийти - Динка вырубилась от усталости, Маши с Любой тоже не было, но компания у нас получилась большая и дружная. Света Мухина с мужем Сашей и подругой Олей - киевским архитектором, Катя Латенок с мужем Пашей, Олеся, Людочка, Наташа, Аня, Таня, Юля и Валя, Кристина и Гуля, Настя, Марина, и мы с Маней.
Я знала, что поступаю неверно, надо беречь энергию перед работой, однако общение с вами было не менее важным занятием - шуметь, гудеть и вслушиваться. Потом все продолжилось в моем номере. В 3 я еще не спала, хотя мы с Маней и составили план на завтра. Продолжая не спать, я злилась на себя. Все же я не ребенок, надо уметь вовремя останавливаться. План все больше раздражал - в нем не было развития. Или так казалось? Светало...
В 9 утра мы помчались в лицей - Клавдия опаздывала, по-английски ни с кем не договориться.
Я говорила Мане, что у меня полный туман в башке, но можно было этого и не говорить. Ясно без слов.
Маня не забыла простыню. Эта простыня была приветом от Фридл. И она меня утешала. Фридл, перед отправкой в Терезин (вот ведь ассоциация!), красила простыни в разные цвета - если дети спрячутся под зеленой, будет лес, под голубой - небо и т.д. У Павла с собой был костюм - ходить во Фридловский детский театр.
И только когда я положила простыню в центре зала, ко мне вернулся непоколебимый покой. Внутри и снаружи - такова была тема семинара, и мы с Маней заползли под простыню. Само по себе это действо не было особо убедительным, но оно сконцентриовало на себе внимание. Такие секунды важны. Итальянки, русские и Дина - единственный, и не очень простой ребенок - вот три полюса, которые должны были прийти в гармоническое взаимодействие. В начале немного мешала болтовня, Клаудии было трудно переводить, но как только мы взялись за бесконечности, как только включились в рисование, наступил покой и здесь.
В "бесконечности" надо было затем вписать или пририсовать к ним любимый предмет или ощущение из детства. Началось рассматривание - и стало быть, знакомство друг с другом. Линии, проведенные через всю комнату были дорогами друг к другу. Так образовались группы. Понятно, группы создавали каждая свой проект, много было интереснейших историй.
Потом были картины детства и черно-белые коллажи, и тоже воспоминания, очень эмоциональные, которые сблизили нас. Воспоминания о летнем дне и поездке на велосипеде, о дереве, которое росло в центре, месте пряток, о луге, по которому гуляли с бабушкой, о городе, который вдруг возник на горизонте перед маленькой девочкой и ее папой - ощущение сказки, о заветном фотоаппарате, который лежал на верхней полке так, чтобы девочка не смогла до него дотянуться, о костюме лисы, который, наконец, достался девочке вместо вечного костюма снежинки, и как она научилась лисьей походке, воспоминание о полосатых плавках, в которых мальчик плавал в реке, о виде из окна, о проходе на лодочке через шлюз, который вот-вот захлопнется и т.д.
Сколько мы пережили, стоя носом к стене и рисуя свои картины, как непросто было перевести это из цвета в коллаж, где остаются формы и акценты, где еще более выпячивается история в прямом и переносном смысле этого слова.
В перерывах ко мне подходили итальянки с разными вопросами и просьбами. Например, одна - Игле приехала из Турина, думая, что я буду рассказывать о Фридл. Она писала о ней научную работу, но попала на другой семинар и попросила, если будет возможность, показать какие-то упражнения Фридл. С удовольствием. Габриелла, которая была на семинаре 2011 года, посвященном отчасти детским рисукам из концлагеря Терезин, привезла афишу спектакля, который она сделала со своими учениками по стихам терезинских детей. Алисия попросилась на семинар в Украине, если что, она понимает английский, и т.д. Клаудия привыкла к такому темпу работы, мы с ней знакомы с 1988 года, она перевела мою книгу рассказов на итальянский, ездила со мной к Хильде, короче, мы с ней понимаем друг друга с полуслова, плюс Маня, с которой мы понимаем друг друга без слов, плюс две ассистентки со второго курса - только дубина может плохо работать при такой мощной подержке.
Саша и Павел были отдельным подарком - деятельное присутствие мужчин, да таких чудесных, украшает жизнь. Сашины и Пашины рисунки запечатлились в памяти, а как они удивились, когда получили диплом!
Динка была неотразима - как всегда, лепила и рисовала нон-стоп. Общество взрослых ее удовлетворяло. Никто, кроме Ани и меня не делал ей замечаний, когда она мешала, да и это случалось нечасто. Она участвовала во всех проектах. Это уже не та Динка, с которой я познакомилась 2 года тому назад, Аня проделала огромный путь к пониманию сути поблемы, и теперь справляется не только с Динкой, но и с куда более сложными пероснажами, так что у нас в семье появился чудо арт-терапевт, с чем всех и поздравляю.
Следующий день начался с рисования на улице. Настя о нем очень хорошо рассказала, затем мы помедитировали лежа под маниным четким руководством, и перешли к лепке картины детства. Вот теперь лепка пошла - это были уже не робкие попытки передать форму, а интенсивное желание проникнуть внутрь собственого пространства. Качество принципиально иное, не поделочное. Человек и его тень, вылепленный Любой, шлюзы Марины, дерево Насти, Анина девочка с занавеской - всего не перечислишь! Это уже не домики из бревен и не сказки про трех медведей или Винни-Пуха, а настоящие скульптуры. Неужели прошел всего один день?
После обеда я удовлетворила просьбу Игле и мы под невероятное звучание Аниного голоса рисовали линии, потом взбирались с углем по крутой лестнице и сбегали с нее, потом рисовали диктант, и из отдельных образов создавали композиции - две минуты - готово. Если бы не предшествующие этому упражнения, высвобождающие эмоции и тем самым помогающие быстрому соображанию, мы бы час их рисовали.
Ну и на закуску - игры детей!
Мы были детьми, настоящими детьми, этого опять же, возможно и не произошло бы, не случись первого дня с детскими воспоминаниями.
Игры детей.
музыкальная шкатулка
паровозики
прятки
качели-карусели
игра в конструктор
сюрпризы
Кое-что вы увидели в настиных фильмах, но это как в театре, который невозможно смотреть по телевизору - театр это своего рода симбиоз актеров и зрителей, это волшебство в чистом виде.
Огромная музыкальная шкатулка, красная стена в желтых звездах, подиум, Динка в серебряных рукавах из фольги, трещётки в виде вилок, висящих на веревке, костюмы дель арте, в которых ритмично движутся фигуры вокруг подиума, голос Ани из-за занавески, создающий мелодию... Что-то уму не постижимое.
А стулья, превратившиеся в карусельных зверей, на которых скачут вокруг качелей, на которых, в свою очередь, раскачивается огромная кукла в желтом одеянии, и лицом-маской. Маски привезла с собой Гуля, ее огромный чемодан был забит самыми невероятными вещами, такое я видела только у Феди. Я тоже каталась на стуле.
А железная дорога - рельсы с настоящими шпалами, продленные полосами скотча в коридор, с настоящими вагонами и пассажирами, наши уличные рисунки превратились в целый Милан, в чем нас убеждала надпись, сделанная из вырезанных из газеты больших букв!
Прятки - еще одно великолепное решение группы из четырех русских участников и одной итальянки по имени Таня - они придумали сделать фигуру из разных частей тела, каждый получил от меня задание, какую часть он делает, были и крылья, все эти части были попрятаны в разных углах, и находились в процессе реальной игры в прятки, каждая часть отвечала за какую-то спрятанную в ней эмоцию - в ногах страх, в душе - эмоции и т.д.
Конструкторами и строительством домов занимались две итальянки, которые всю жизнь мечтали стать архитекторами, с каким удовольствием они это делали! Одна из них прибежала ко мне с воздушным шариком, на котором нужно было написать по-русски "приглашаем". Думаете я ей написала на шарике? Нет! На бумаге. Пусть перепишет, и будет у нее первый опыт в азбуке.
И наконец - сюрпризы!
Перед нами стоял волшебный город, и из-за его стен появлялись девушки то с конфетти из свернутых разноцветных бумажек, то на нас летели обоймы мыльных пузырей, то серпантин, то из-за дома выезжала огромная упаковка, из которой сыпался цветной дождь, то сверкали бенгальские огни, и, в конце концов, вылетела пробка из шампанского и в воздухе появился поднос с сорока пластиковыми стаканами, шампанское полило ручьем, и снова вылетела пробка из шампанского, и еще одна бутылка напоила стаканы и нас вместе с ними.
Мог ли кто-то придумать все это? Кто писал сценарий?
МЫ. Мы все это сделали. Я была третьей рукой и третьем глазом, который, и впрямь не спал вместе с двумя остальными несколько суток напролет. Но ведь не зря!
За это всем нам дали дипломы, мне тоже.
Чудесное время продолжилось до трех ночи, теперь уже не в номере, а на большом балконе, который обнаружила Гуля на своем этаже. Там все мы и собрались на прощание. И опять - сколько еще узнали друг про друга, и как неохота было расставаться.
В 7 утра меня разбудил Павел, как обещал. Я вылетела из гостиницы с Аней, Динкой и Маней - такси не было, самолет улетал в 9 утра. Однако такси нашлось, на самолет я успела, и всю дорогу до Рима, и от Рима до Тель-Авива перебирала все, что было, на мне был новый кулон и новый браслет ярко-красного цвета, подарок Людочки, во мне были все ваши лица, улыбки, слезы, и это не давало заснуть до Тель-Авива.
Теперь пойду спать.
Послесловие. 25 июля.
Вообще семинары все разные, иногда они происходят так, иногда иначе. Неровность, когда что-то цепляет, что-то не трогает, или просто раздражает, само по себе совсем неплохой признак, и это не мастер не справляется с задачей, и не организация хромает, и не народу много, - нет. Мастер - он мастер всегда (Творец никогда не теряет энергии, но он не няня), и когда его внутренней настройке что-то препятствует, он остается предельно открытым этому ощущению.
Мастер - не крысолов из Гамельна. Он никого никуда сознательно не ведет и уж тем более не спроваживает. Скорее, он отдает себя в полное пользование. Отвечает тем, кто спрашивает, в остальном обходится эмоциональми междометиями (в моем случае стереотипными, - охахкласссуперура).
Потеряла мысль. Она проста - как человеку гуманному мне так хочется, чтобы все было тип-топ и прекрасно.
Как мастеру мне ничего заранее не хочется. Мастеру необходимо в полной мере быть там, где он есть сейчас, прогнозы и планы не то, чтобы сильно мешают в принципе, но могут помешать в процессе. Человеческое может возобладать над мастерским, и он скажет сам себе - я хотел, чтобы получилось так, а так не получается, что мне делать?
Все. На этом месте мастер перестает быть мастером, его следует выписать из больницы под расписку. Шучу.
Скажем, в миланском семинаре 2011, связанном с детскими рисунками из Терезина, не было гармонии, он завершился без крещендо, сошел на нет. Мастер дал волю и этому. Видимо прямое обращение к экзистенции колюче, но не мастер всадил эти шипы, и не ему их вытаскивать. Попросят, попробует вынуть, не попросят - не вмешается.
Но это не значит, что Мастер безошибочен или безупречен. Ему просто не свойственно ни самодовольство, ни самонедовльство. Он - не для себя. И сам себя не занимает. Он получает материал для размышлений, и они циркулируют в нем до следующего семинара.
Тот, кому такой мастер в данный момент или вообще не нужен, больше к нему не пойдет.
Ведь не мастер выбирает вас. В самом печальном случае будет жаль материальных затрат, за это я всегда по-человечески переживаю, но гарантий дать не могу по причине, изложенной выше.
Все, пошла редактировать Эдит Крамер.
Послесловие 2. 29 июля.
Прочла у Б. Хелингера:
"Наше желание сделать так, чтобы клиенту стало лучше, делает его несвободным. Так он отделен от движений своей души. Но когда моя любовь спокойна, и я обращаюсь к нему с такой любовью, не желая изменить что-либо, он вдруг становится свободным. Я свободен как помощник, и он свободен. В этой свободе может развиваться движение, которое поведет вперед. Тогда никто не осуществляет сопротивления - ни клиент, ни помощник."