Пушистая и Солнце.
Пушистая и Солнце.
Среди бетона и стекла,
в ячейке блеклой серости,
я жизнь не знаю, как зачла,
пушистую до смелости.
Она глазаста и ярка,
полосочкой прострочена.
Она когтиста до щенка,
что лезет к ней всклокоченно.
Хвостом она обманчива,
порывиста, странна,
не нужно ей собачьего,
сопящего добра.
А он всё лезет впопыхах,
пушист и кучеряв,
юлит в бородке и в трусах,
хозяйку приобняв.
И киса думает о том,
что вот де, подрасту,
обзаведусь своим котом,
не чтущим суету…
От солнца пятнышко кружит
и прячется веснушками.
Мне странно, что смогла дожить,
до шёпота на ушко я.
Тоскою съёмного жилья,
унынья интернетного,
была зашторена, и я
не знала - где же след его.
Теперь же - вот он - кучеряв,
таращится как пуговка,
и мы, дар речи потеряв,
мурлычим, - да без умолку!
Андрей Макаров, ноябрь 2012г.
Среди бетона и стекла,
в ячейке блеклой серости,
я жизнь не знаю, как зачла,
пушистую до смелости.
Она глазаста и ярка,
полосочкой прострочена.
Она когтиста до щенка,
что лезет к ней всклокоченно.
Хвостом она обманчива,
порывиста, странна,
не нужно ей собачьего,
сопящего добра.
А он всё лезет впопыхах,
пушист и кучеряв,
юлит в бородке и в трусах,
хозяйку приобняв.
И киса думает о том,
что вот де, подрасту,
обзаведусь своим котом,
не чтущим суету…
От солнца пятнышко кружит
и прячется веснушками.
Мне странно, что смогла дожить,
до шёпота на ушко я.
Тоскою съёмного жилья,
унынья интернетного,
была зашторена, и я
не знала - где же след его.
Теперь же - вот он - кучеряв,
таращится как пуговка,
и мы, дар речи потеряв,
мурлычим, - да без умолку!
Андрей Макаров, ноябрь 2012г.