Беженец
Оригинал взят у el_tolstyh в post
tanya_mass
Русские второго сорта. Как русские беженцы получают гражданство РФ.
Если вы не французский миллионер, пляшущий в Саранске в мордовской рубахе с валенками подмышкой, а обычный русский беженец, то российский паспорт получают примерно таким путем
В свете парижских пожаров наши собственные проблемы беженцев отошли в тень. Как говорил герой любимого мной фильма «Отряд»: «Чё те эта Франция? Вот же, твоя земля, твои люди…». Все как-то забыли, что у нас у самих под боком лежит точно такой же фугас.
Арабских гетто у нас пока нет. Зато у нас есть гетто русские. В них живут русские второго сорта - беженцы, люди без гражданства. Не имеющие никаких прав. Даже такого элементарного, как право на медицинскую помощь.
Сколько десятков тысяч русских беженцев живет сейчас в Москве и ближайшем Подмосковье, не знает никто. Их попросту никто не считал. Какую-то статистику пытается вести «Форум переселенческих организаций» - по их данным только из Чечни бежало около 300 000 человек. Это без учета бывших республик.
В отличие от парижских арабов, нашим беженцам терять уже нечего. У французов хотя бы есть гражданство и крыша над головой. У наших - ничего. Совсем ничего.
Если повернуть на развилке от Нового Иерусалима направо и проехать километр-полтора, начинается поселок «Северный». Когда-то это был академический поселок института им. Курчатова. Академиков здесь давно уже нет, земли раскуплены и застроены. Коттеджики по крикливости соперничают с припаркованными рядом с храмом машинами.
А через дорогу от Северного стоят еще несколько домов, к поселку не относящихся. В них живут семьи беженцев.
Собственно, назвать это гнилье домами можно только с большой натяжкой.. Когда заходишь в эти трущобы, пропахшие гнилью и плесенью, ощущение времени теряется полностью. Черт его знает, в каком веке здесь живут - то ли это толстовское темное крестьянство, то ли инквизиция, то ли землянки постфашизма. Но это не Европа 21 века точно. Куда там Клеши-де-буа! Арабы на Францию молится должны.
Семья Валентины Ивановны Водопоенко бежала из Киргизии в 1999 году, когда там началась война. Армии требовались солдаты, рекрутов стали грести по принципу наших российских военкоматов - кто не спрятался, я не виноват. Бесправные русские оказались идеальными кандидатурами. Пожалуй, это был единственный раз, когда Бишкек обратил внимание на неграждан.
- Доходило до того, что приезжала машина и русские, словно зайцы, по огородам прятались. Как от полицаев.
А еще раньше у Валентины Ивановны и её семьи из одиннадцати человек был свой дом в 40 километрах от Бишкека. Огромный домина, и участок огромный - семь гектаров земли. Землю эту обрабатывали еще её деды. За два поколения возвели облицованный кафелем дом, посадили сад, сделали беседку, летний домик. Синекура, рай на земле. Живи не хочу. Не получилось.
Шесть лет жили на птичьих правах. Бросить землю, которую подымали два поколения - рука не поднималась. А продать её было невозможно. Зачем покупать, если скоро можно будет взять даром? Валентина Ивановна обращалась к Акаеву - компенсируйте мне хоть половину стоимости, чтобы я не просила, не унижалась, и мы уедем. Нет, компенсировать не можем - вы не являетесь гражданами России.
За российским гражданством русская женщина занимала очередь в миграционную службу при посольстве РФ ровно месяц. Результат нулевой. Миграционную службу все время реорганизовывали - то Чекалин там начальником был, то еще кто-то. Им не до работы было. Становилось все яснее, что дом и землю придется бросать.
- Не каждый киргиз плохо относился. Нормальные люди. Но общее отношение, отношение государства - мы никто. Как таджики здесь в Москве, вот точно так же и мы там. В наш дом заселилась молодая семья, предложили нам 200 долларов. Я им дала 10 дней - или платите деньги, или уходите и я просто подожгу свой дом. Выгнали их кое-как. Дом свой отдали киргизам-беженцам из Таджикистана. Они такие же как и мы.
Сначала отключили тепло. Затем воду. В общем, уехали.
- В посольстве нам обещали: приезжайте в Россию, эта земля и дом останутся в вашей собственности. Да еще и в России дадим жилье, гражданство, прописку… Щас! В обе руки! У меня вон кипа документов - отказ, отказ, отказ… Спасибо, с гражданством в итоге Лидия Графова и Геннадий Селезнев помогли, а то до сих пор обивали бы эти пороги. Но радости нет, только боль, что досталось мне это такой ценой…
Ни о гражданстве, ни о квартире, ни о прописке, пенсии, льготах, медобслуживании и проч., и проч., и проч. речи попросту не шло. В посольстве (!) посоветовали - езжайте устраиваться в Подмосковье, может, что и найдете. Этим участие государства в обустройстве своих потенциальных граждан и ограничилось.
Сели на электричку и поехали по деревням. На каждой станции выходили, спрашивали работу…
Так и познакомились с председателем истринского совхоза Павленко.
- Добродушный был такой. Дам, говорит, и работу и квартиру. Пришли. Я как эту квартиру увидела, упала… Ну, у меня 4 мужика в семье, отстроим.
Когда-то это были бытовки для строителей, бараки. Строители их бросили, предприимчивый Павленко сносить тоже не стал, оставил себе и придумал сдавать беженцам. Каждый месяц Водопоенко платили ему за жилье 1400 рублей.
Вместо семи гектаров земли и огромного дома, оставленного в Киргизии, семья Водопоенко получила… я даже не знаю как это назвать. Не конура, не халупа, не барак и даже не землянка. Четыре куска гнилой фанеры по бокам и пятый сверху - крыша. Кусок полиэтилена вместо окон. Отгороженный ширмой угол вместо ванной. Буржуйка. Гнилой пол. Осенью - дождь прямо с потолка, зимой сосульки до пола. Одиннадцать человек в десятиметровой комнате. Меньше метра на человека.
Ближайшими соседями Водопоенко по бараку оказалась семья с девятилетней девочкой на руках. У девчушки была опухоль мозга, она умирала, не могла уже даже есть. Умирала в этом гнилье, в полиэтиленовом свете.
Рядом, в таком же развалившемся спортзале бывшего пионерского лагеря жил другой беженец, Константин - прошедший всю войну ветеран-афганец с шестью детьми. Когда-то он был гражданином своей Родины и Родина призвала его на войну, а затем выкинула на помойку - так удобнее и проще.
- Шесть лет мы живем в этом сарае без воды, тепла, без крыши, продолжает Валентина Ивановна. - Сами латали, утепляли, ставили окна, двери. Но до сих пор зимой тут все промерзает насквозь. Хотя плату за жилье Павленко брал с нас исправно…
Регистрации в новом «доме» председатель им так и не сделал. Когда своими просьбами они окончательно его достали, тот попросту выгнал их на улицу:
- Мороз был 28 градусов. Я с работы иду, смотрю - моя сноха с внучкой и бабушка девяностолетняя… А она не понимает, куда он её ведет: «Сынок, я вся в медалях, мне здесь плохо…» Я подошла, говорю: «Сейчас я подожгу и твою собственность и себя и детей…»
В ответ на иск, поданный на председателя Павленко, суд в регистрации и праве проживания семье Водопоекно отказал.
***
В 1992 году, уже после развала Союза, сына Валентины Ивановны Олега забрали в армию. Россия о брошенных русских тоже вспомнила только тогда, когда ей понадобились солдаты. Служил Олег Водопоенко в Грозном. Что там было, он матери не рассказал до сих пор, но, после восьми месяцев госпиталей Олег был уволен из армии по инвалидности - один глаз у него не видит совсем, второй видит всего лишь на сорок процентов. То есть он может различать свет и тень.
Увечье, полученное за государство, еще не является основанием получения гражданства этого государства. Его нужно вымолить. На коленях проползти от Бишкека до Москвы через унижения и плевки. Это вам не Франция.
***
Сейчас Водопоенко воюют за эти бараки, эту землю под бараками - соток восемь-десять. Чтобы просто где-то жить. Потому что дальше - край. Некуда. Ну, просто некуда. Персональный разъезд Дубосеково, бой на котором тянется уже шесть лет, а отступать по-прежнему нельзя. Только Москва теперь не за спиной, а по фронту.
Валентине Ивановне удалось собрать документы, которые подтверждают - бараки эти бесхозные. Никакие свохозы, ОАО, ООО прав на них не имеют. Но несмотря на документы эти бесхозные бараки Водопоенко так и не отдали.
- Сейчас нам поступают какие-то предложения - сначала мы должны уплатить 100 тысяч чтобы оформить этот барак в собственность, а затем можем выкупить его по 500 долларов за метр. Это вот за этот барак!? Но руководитель администрации нам сказала, что если мы через суд сможем признать её за собой, она нам отдаст эту землю. Мы не самозахватчики, это вынужденно.
В миграционной службе в очереди на жилье они стояли 127-ми по счету, но «в ту среду нам сказали, что по новому кодексу жилье выдаваться больше не будет». Кстати, как только Водопоенко поставили на улучшение жилья, миграционная служба тут же лишила их статуса вынужденного переселенца
Инвалиду армии Олегу Водопоенко начислили льготы только в прошлом году. Сначала он не был гражданином РФ. Потом он не был прописан. Потом он не мог получать льготы, потому что у него справка была киргизская, а не российская. А теперь он получает льготы как инвалид, но лишен статуса переселенца и права на жилье. Замкнутый круг.
Субсидий на покупку жилья семье Водопоенко насчитали… семь тысяч рублей. Пожалуйста, покупайте квартиру на 11 человек. Хоть двадцать комнат! Но даже и эти гроши на руки не выдаются - можно только нанять строительную организацию. Аквариум для рыбок построить сегодня дороже выйдет.
В этом бардаке Валентна Ивановна умудряется заниматься ещё и общественной деятельностью. Она - руководитель Истринского отделения московской организации переселенцев. 48 человек с её помощью уже получили гражданство.
Слава Богу, хоть с администрацией поселка у Валентины Ивановны сложились хорошие отношения. С их согласия они начали строиться сами - взяли кредит, теперь пристраивают к бараку еще одну комнату.
- Только сейчас решились что-то делать. Нас же в любой момент могут вышвырнуть. Поселок «Пятница» совсем рядом, глядишь, и до нас доберутся. Строимся на свои страх и риск, ни на кого не надеемся уже. Два года убили только на то, чтобы попасть в миграционную службу. «Принеси лицевой счет, принеси домовую книгу…» Где я возьму домовую книгу, если у меня дома нету?
***
Когда старуху выкидывают на мороз… когда женщина говорит: «подожгу и себя и детей»… когда ветеран ютится в углу неотапливаемого спортзала с шестью детьми… когда умирающего ребенка чудом удалось пристроить в госпиталь Бурденко… Это край, дальше некуда. Если так и будет продолжаться, то когда-нибудь это все обязательно рванет.
Если правительство не хочет думать о своем народе, пускай подумает хотя бы о себе. Поджиганием автомобилей здесь уже не обойдется. Самый опасный человек тот, кто загнан в угол. Им терять уже нечего. Попросту нечего. Вокруг Москвы таких бесправных живет несколько тысяч. Сколько - никто не знает. Дивизия? Две? Десять?
- Мое предложение по-прежнему в силе, - продолжает Валентина Ивановна. - Я обращалась через Андрея Кокошина (председатель комитета Государственной думы по делам СНГ и связям с соотечественниками - А.Б) к власти - вы платите бешеные деньги Бишкеку за аренду военной базы. Берите мою землю - вам семь гектар хватит? Пусть база стоит на моей земле! Бесплатно! Дайте мне взамен клочок земли в России, дайте хоть один гектар! По соглашению между Россией и Киргизией, пункт 7, за русскими, покинувшими страну, остается право собственности на землю а здесь мне предоставляется жилье. Зачем нужно это соглашение, подписанное президентами стран, если и там не сохранили и здесь не дали? Я не бедная, у меня земля, дом, почему я хожу клянчу? Напишите о нас пожалуйста, хочу чтоб до властей дошло - сколько нас таких. Из Казахстана люди бежали, по 100-200 гектаров земли бросали! Зачем за Байконур платите? Берите! Это наша земля, российская! Дайте нам взамен землю здесь…
Впервые опубликовано в "Новой Газете" , 2005 год
А вот так получал гражданство кавалер орденов Отечественной войны 1 и 2 степени, кавалер ордена Красной звезды и кавалер ордена Славы дошедший до Берлина разведчик 177-го гвардейского стрелкового полка полковник запаса Юрий Тимофеевич Лопатин.
Лишний Человек на Пречистенке
Темная лестничная площадка захламлена так, что не повернуться. Журналы, коробки, набитый дореволюционными вещами шифоньер. Тусклая пыльная лампочка под низким потолком. Если бы я попал сюда в пять лет, я был бы в восторге. Таинственно и страшно, как в пиратской пещере. Если бы я попал сюда пять лет назад, то не смог здесь находиться - замкнутое пространство без путей отступления, одна граната в окно, и все.
Квартира 2«а». Обитая дерматином дверь изодрана, разбита. Инстинктивно ищу надпись мелом: «Не стреляйте, здесь живут люди».
Дверь открывается, и на меня через порог переливается война. Сколько раз я видел такие хибары в Чечне - темные, забитые русскими беженцами. Запах здесь такой… Я долго не мог понять, чем это пахнет - во всех жилищах одинаково; а потом понял: никомуненужностью.
- Проходите, пожалуйста. Правда, мы только что нагрели воду, хотели помыться … Мы - беженцы.
Кухня такая маленькая, что если встать в ее центре, то руками можно дотянуться до всех четырех стен. Белье на веревках. Ведра с водой - на табуретках, на плите, на полу. Главное, есть газ и свет. Это жизненно важно.
Вдруг накатывает то странное чувство, которое всегда преследует меня на войне. Словно ты находишься в мультфильме. Умом понимаешь, что все вокруг - реальность, все происходит на самом деле и с тобой - черный каземат квартиры, русские беженцы, безнадега. Все это по-настоящему. Но поверить в это не можешь. Бред какой-то. Не бывает так. Не могут так жить люди в начале двадцать первого века. В центре Москвы. В день шестидесятилетия Победы.
Да, это не Грозный - Москва. Самый центр, Пречистенка, дом 35 дробь три. В этом предназначенном под снос доме уже двенадцать лет ютятся дошедший до Берлина ветеран Великой войны и его жена. Русские беженцы без гражданства.
Юрий Тимофеевич лежал на старой дореволюционной кровати. Ее металлические решетчатые спинки, изъеденные по бокам ржавчиной, скрипели при каждом движении. Хотя двигался он теперь мало. Тело стало слабым, и даже простое шевеление рукой давалось ему с трудом. Лицо провалилось, стало восковым, из-под волос поползла желтизна. В нем не было жизни. Такие лица бывают у раненых.
Кажется, что на подушке лежат одни только глаза.
Юрий Тимофеевич беженец. У него нет ничего, вообще ничего, даже паспорта.
Передо мной на кровати - больной, всеми брошенный человек, и никого это не волнует. Словно он живет в гетто. Москва с ее огнями, шестидесятилетиями, парадами, монетизациями и льготами не для него. У него и льгот-то никаких нет, монетизировать нечего.
А еще раньше на этой же самой кровати умирал его фронтовой друг, кавалер ордена Александра Невского и двух орденов Красного Знамени командир батальона подполковник Апаринцев.
- Вон его портрет, - показывает Юрий Тимофеевич.
На стене висят две фотографии. На одной в развалинах немецкого фольварка запечатлен молодой парнишка в камуфляжном маскхалате. Стоит, облокотившись на пробитую снарядом стену. Командир роты автоматчиков 177-го гвардейского полка лейтенант Юрка Лопатин.
На другой фотографии - красивый офицер. Породистое лицо, тяжелый взгляд. Полная грудь орденов-медалей. Подполковник запаса Борис Апаринцев.
- Никогда не прощу им его смерти, - говорит Юрий Тимофеевич.
И начинает рассказывать историю, которую я слышал неоднократно. Но все равно каждый раз - волосы дыбом.
До перестройки Лопатины жили в Тбилиси. У Юрия Тимофеевича, преподавателя артиллерийского института, было все, о чем человек может только мечтать. Жизнь. Победа. Мир. Двое сыновей. Жена. Трехкомнатная квартира. Любимая работа - артиллерия.
В конце восьмидесятых русским в Тбилиси стало неуютно. Лопатин решил перевезти семью в Россию. Благо в Москве жил командир его батальона полковник Борис Апаринцев.
Каждый раз, вспоминая о нем, Юрий Тимофеевич произносит одну и ту же фразу:
- Когда командир полка вручал ему орден Александра Невского, весь полк был построен в каре. И он вызвал Апаринцева в середину, чтобы все слышали, протянул орден и сказал: «Скромнейшему из храбрейших, храбрейшему из скромнейших!» - Указательный палец Лопатина взлетает вверх, как у кролика из мультфильма про Винни-Пуха.
Для него это очень важно - «скромнейшему из храбрейших».
Борис Апаринцев и приютил у себя Лопатиных. Когда-то в этой маленькой квартире была коммуналка и Апаринцев занимал в ней одну комнату. А еще раньше здесь был флигель прислуги в барской усадьбе.
Несколько лет жили вместе; вместе и ходили по инстанциям, обивали пороги. Кроме удостоверения беженца у Лопатиных не было никаких документов. С развалом Советского Союза их паспорта вдруг стали недействительны, и ветеран-разведчик превратился в бомжа. Без гражданства, без документов, без прописки, без медицинской помощи, без квартиры и без средств к существованию. Ему даже пенсию не выплачивали.
- Я не какая-нибудь шушера подзаборная, кого страна будет стесняться! Я кандидат технических наук. У меня тридцать семь научных трудов! У меня двое сыновей с высшим образованием, компьютерщики! На обучение каждого государство потратило пять лет и черт его знает сколько денег, - кричит Юрий Тимофеевич, и его палец вновь буравит потолок. - И мы тут никому не нужны! Государство торгует гражданством, как пирожками. Вот-вот, смотрите, - протягивает он мне аккуратно сложенную газетную заметку. - Послушайте, как получают гражданство. Вот: на одном квадратном метре было зарегистрировано - сядьте, а то упадете - пятьсот азербайджанцев! Мне каждый раз говорят: дед, ну что ты гоношишься? Пятьсот долларов - и паспорт твой. А где я возьму пятьсот долларов? На четверых это две тысячи, для меня это немыслимая сумма. И потом, почему я должен платить? Это моя страна, почему я должен платить?
Он смотрит на меня в упор. Глаза его горят.
- Нас, беженцев из бывших республик, попросту выкинули на помойку. Старшему сыну уже раз десять предлагали ехать в Штаты - там он нужен, там его голова ой как ценится. А тут - нет. Но почему мы должны уезжать? Здесь моя Родина, здесь лежат мои фронтовые товарищи, я воевал за эту землю, почему я должен уезжать?
Юрий Тимофеевич вдруг замолкает. Взгляд его тяжелеет, становится рассеянным.
- Пять лет назад Боря Апаринцев умер. У него начались сильные боли…
О том, как умирал его фронтовой друг, Юрий Тимофеевич рассказывает очень тяжело. С долгими паузами. Палец над головой больше не взлетает.
- Он был ранен, с войны у него в позвоночнике сидел осколок. Каждый шаг причинял ему острую боль. А подниматься сюда, на второй этаж, для него было просто невыносимо. Понимаете? Сходить за хлебом или за пенсией было пыткой. Он просил дать ему однокомнатную квартиру или комнату в коммуналке в любом районе Москвы, но на первом этаже или в доме с лифтом. Не дали.
…В тот день Лопатин и Апаринцев в очередной раз отправились обивать пороги в управу и выпрашивать комнату в доме с лифтом. Апаринцев уже почти не мог передвигаться самостоятельно.
- Завел я его в кабинет. А сам остался ждать в коридоре. Минут десять была тишина. А потом начались крики. Кричала эта женщина, к которой мы пришли. Я ее до конца жизни помнить буду. У нее красивое такое имя - Лилия. Лилия Скворцова. И вот она кричала так, что в коридоре было слышно: «Когда ж вы все передохнете!!!». Она буквально выпихнула его из кабинета…
Он снова замолкает.
- Конечно… Конечно, это моя вина… Если бы я успел его поймать, если бы я встал на полсекунды раньше…
После этого визита Борис Апаринцев уже не вставал с постели.
Он умер через три месяца. В этой же комнате, на этой же койке лежал никому не нужный парализованный командир батальона полковник запаса Борис Апаринцев, кавалер ордена Александра Невского и двух орденов Красного Знамени, и ему, еще живому, крысы глодали лицо.
- Я уходил в тот день куда-то… возвращаюсь, смотрю, а по нему крысы бегают. Я их согнал, а у него щека обглодана… И вместе с кровью на подушку слезы текут…
Конечно, обвинять женщину с красивым именем Лилия в смерти фронтовика значило бы заходить слишком далеко. Если только не делать поправку на то, что бездушие и хамство тоже способны убить. На то, что чиновники - наши слуги, а не господа. И помочь измученному болями старику с осколком в спине их долг, а не подачка.
Прошло пять лет. Передо мной, на той же самой койке, в той же самой комнате лежит больной ветеран, русский беженец и рассказывает все ту же историю. И ничего не изменилось за это время.
А в трех километрах отсюда - на Красной площади - празднуют Девятое мая. Дикторы кричат в мегафон красивые слова про долг и Родину.
Говорят, один из симптомов синдрома посткомбатанта - обостренное чувство справедливости. У Лопатина оно обострено до предела. Его сыновьям в конце концов удалось устроиться на работу. Теперь они зарабатывают неплохие деньги. Сотни раз у него была возможность купить себе гражданство. Он не сделал этого. И семье запретил.
Все это время он обивает пороги, ходит по инстанциям, добивается, ругается и судится, судится, судится… Со всеми теми, кто забыл о том, что служит людям, а не люди ему. Со всеми, кто превратил свою работу в кормушку. Война его не закончилась и через шестьдесят лет. Кипы исков, газетных вырезок, документов, законов и кодексов громоздятся на полу, на столе, на стульях.
Я смотрю на Юрия Тимофеевича и думаю, что мы сами делаем свою жизнь такой. Не власть, не Путин, Зурабов или Иванов - они сами по себе, где-то там, за облаками, принимают законы о монетизации и крушат «ЮКОС». Им не до нас.
Именно мы, граждане России, отказываем нашим старикам в помощи. Не Путин же вышвырнул Апаринцева из кабинета - простая женщина, чья-то мать, чья-то жена. Дочь, племянница или внучка тех солдат, кто погибал в Сталинграде и на Курской дуге. Не Путин же требует с него деньги за гражданство - обычные русские мужики, сыновья, племянники или внуки…
Как-то очень быстро мы перестали быть нормальными. Всего за каких-то пятнадцать лет.
После смерти Бориса Апаринцева за эту квартиру развернулась настоящая война. Лопатиных пытаются вышвырнуть из нее всеми возможными способами. Постоянно звонят, угрожают отключить газ, воду, свет. Приходят какие-то мальчики в галстуках и предупреждают, что завтра начинают сносить дом и если они не уберутся подобру-поздорову, то пусть пеняют на себя.
- Каждые три месяца у чиновников случаются пароксизмы. Сорок квадратных метров - это только одна эта квартира. В нашем подъезде их четыре. Подъездов два. Посчитайте, сколько это денег. Сначала говорили, что этот дом подлежит сносу и мы должны отсюда съехать. Куда? Это никого не волнует. Квартиру мне, естественно, никто не даст. Я могу сейчас жить только на вокзале.
Его глаза опять загораются, палец вновь взлетает к потолку.
- Но я не прошу у вас квартиру, если вы такие нищие! Я сам могу купить себе квартиру! Только верните мне мои деньги! Россия, как правопреемник СССР, должна мне 2 миллиона рублей сегодняшними деньгами. Я обращался в Минфин - они же там не знают, что делать с деньгами, у них такой громадный Стабилизационный фонд. Я говорю: статья девятая «Закона о выплатах и компенсациях» позволяет в крайних случаях производить такие выплаты. Я посчитал, что у меня крайний случай - мне жить негде. Дайте мне мои деньги, я куплю себе квартиру, это же такая мелочь для бюджета! Отказали. В бюджете такой статьи, как Юрий Лопатин, нет.
Он снова замолкает. В соседней комнате работает телевизор. Тот же голос, что озвучивает криминальную чернуху и Бивиса с Баттхедом, вещает о подвиге наших ветеранов.
Мы познакомились с Юрием Тимофеевичем три года назад. Я тогда делал сюжет о беженцах - тогда еще на телевидении можно было делать сюжеты о беженцах, - и Лопатин был главным героем. Мы пошли с ним в поликлинику.
- Здравствуйте, я беженец… У меня нет документов, мне нужна помощь…
Из поликлиники нас попросили удалиться. Чтобы снимать в государственном учреждении, требуется специальное разрешение. Чтобы помочь старому человеку, видимо, тоже.
Тогда мы обошли префектуру, управу, еще какие-то учреждения. Везде одно и то же. Люди в галстуках за добротными покрытыми сукном столами рассказывали мне, почему Лопатин не может жить. Пожимали плечами и говорили про закон. «Вы же понимаете».
Я не слушал уже. Думал о том, что ценность человеческой жизни не абсолютна. И еще думал про «БМВ», что стоят у входа в эти госучреждения, и про то, сколько стоит квадратный метр на Пречистенке
В ноябре прошлого года Юрий Тимофеевич гражданство все же получил. Для этого ему понадобилось двенадцать лет. Двенадцать! С немцами он воевал четыре года. С русскими - ровно втрое больше.
Теперь дело за пропиской. Очередной виток его личной войны, очередной кабинет, очередное лицо за столом, очередной враг. Теперь - в милицейских погонах.
- Вот. Николай Константинович Иванкин, майор. Начальник паспортно-визового отделения УВД ЗАО г. Москвы, район Хамовники. Человек, который обязан прописать меня в этой квартире. Обязан, понимаете? - Указательный палец в потолок. - Мне не нужно его разрешения. Прописка носит не разрешительный характер, а обязательный. Если я приду к нему и скажу: «Пропиши меня на Тверском бульваре, лавочка номер два», он обязан это сделать. И мне плевать, как. Я был у него три месяца назад. Естественно, он мне отказал. Я послал письменный запрос - на каком основании? По закону он должен мне дать ответ в течение десяти дней, но прошло уже три месяца, а от них ни слуху ни духу. Сейчас мне надо составить иск против администрации Президента. Это последняя инстанция. Дальше мне бороться не с кем.
Я смотрю на него и вдруг ловлю себя на мысли, что это мое будущее лежит на кровати с восковым лицом и из-под волос ползет желтизна.
Точно так же и я буду лежать на старом диване через пятьдесят лет и получать на одиннадцатое декабря будильник в коробочке и медаль за освобождение Грозного. Очередной никому не нужный ветеран очередной никому не нужной войны.
У меня тоже слишком обострено чувство справедливости. Я записываю телефоны, фамилии, статьи законов. Завтра буду звонить, ругаться, доказывать…
Я это делаю не для него. Для себя. Война - его и моя - продолжается.
А из окна такой замечательный вид на залитую огнями Пречистенку. Такие красивые «Мерседесы» припаркованы на обочине дома.
Дома, в котором умирает никому не нужный ветеран Великой войны, дошедший до Берлина разведчик 177-го гвардейского стрелкового полка 60-й гвардейской стрелковой дивизии, полковник запаса Юрий Тимофеевич Лопатин.
Опубликовано: "Новая Газета" 2005
ПС: А вот так эта история закончилась. Кстати, как раз на прошлый юбилей - на шестидесятилетие Победы:
"В 37-ом номере от 26 мая 2005-го года в статье «Лишний человек на Пречистенке» «Новая» рассказала о ветеране Великой отечественной войны Юрии Тимофеевиче Лопатине. Напомним, что Юрий Тимофеевич - беженец. В Москве он жил у своего фронтового друга Бориса Апаринцева. Заметим, что квартира эта находится на Пречистенке, в самом центре Москвы. Одиннадцать лет назад полковник Апаринцев умер. После его смерти за квартиру (которую и квартирой можно назвать с большой натяжкой, раньше это была подсобка в барской усадьбе, там нет даже ванной комнаты, а стены и потолок находятся в аварийном состоянии), развернулась настоящая война. Власти пытаются вышвырнуть Лопатина из «незаконно занимаемой площади» всеми возможными способами. Постоянно звонят, угрожают отключить газ, воду, свет.
Редакция просила разрешить кавалеру ордена Победы, Кавалеру орденов Отечественной войны 1 и 2 степени, Кавалеру орденов Красной Звезды, кавалеру ордена Славы 3 степени, кандидату технических наук Юрию Тимофеевичу Лопатину зарегистрироваться в этой квартире, по той просто причине, что жить ему больше негде.
Вот ответ из УВД ЦАО г. Москвы, за подписью начальника А.В. Мельникова: «…В ходе проверки было установлено, что гр. Лопатин Ю.Т. ранее проживал в городе Тбилиси. В 1993 году он приехал вместе с семье в Москву, где обосновался по указанному адресу у фронтового друга, который в связи со смертью был выписан из квартиры. По данным ЕИРЦ ГУП г. Москвы ДЭЗ района Хамовники, данная квартира является полностью отселенной, в соответствии с распоряжением Правительства Москвы от 28 июля 2003 г. № 1317-РП, указанный дом подлежит отселению. Однако семья Лопатиных продолжает фактически проживать по указанному адресу, не имея при этом возможности предоставить документ, являющийся основанием для их вселения в жилое помещение по вышеуказанному адресу. За неимением законных оснований, произвести регистрацию Лопатиных не представляется возможным».
- Мельникова знаю, - говорит Юрий Тимофеевич. - Они отказывают нам постоянно в регистрации. Мы с ними судились, суд, естественно, принял их сторону. С самим Мельниковым я не общался, а вот чиновник из его ведомства, с которым мы имели дело, просто швырнул мне документы в лицо и удалился.
Впрочем, мытарства Юрия Тимофеевича, похоже, так или иначе закончилась. Префектура ЦАО при участии правительства России, Министра обороны и мэра Москвы выделила-таки Лопатиным квартиру. Правда, это не совсем пригодная для жилья квартира на 12 этаже старого дома, и зарегистрировали в ней только двоих человек из четырех, но тем не менее. Сейчас Лопатины делают в ней хоть какой-то ремонт, потому что переезжать туда без подготовки нельзя. Естественно, за свой счет.
- У меня сложилось впечатление, что эту квартиру в таком вот состоянии нам подсунули специально, чтобы мы от неё отказались. Тогда можно было бы говорить, что нам предоставляли жилье и выселять нас силой. Но мы не отказались. Пусть она жуткая, пусть это 12-й этаж и в случае отказа лифта нам придется туго, но мы счастливы. Потому что это крыша над головой. Жить на Пречистенке стало невозможно, здесь потолок в любой момент может рухнуть от снега. Спасибо всем кто мне помог - и «Новой», и корреспонденту РТР Вячеславу Немышеву, без вас ничего бы этого не было.
Что сказать. Присоединяемся к благодарности. И поздравляем с Победой!"
http://www.rusproject.org/node/1154
tanya_mass
Русские второго сорта. Как русские беженцы получают гражданство РФ.
Если вы не французский миллионер, пляшущий в Саранске в мордовской рубахе с валенками подмышкой, а обычный русский беженец, то российский паспорт получают примерно таким путем
В свете парижских пожаров наши собственные проблемы беженцев отошли в тень. Как говорил герой любимого мной фильма «Отряд»: «Чё те эта Франция? Вот же, твоя земля, твои люди…». Все как-то забыли, что у нас у самих под боком лежит точно такой же фугас.
Арабских гетто у нас пока нет. Зато у нас есть гетто русские. В них живут русские второго сорта - беженцы, люди без гражданства. Не имеющие никаких прав. Даже такого элементарного, как право на медицинскую помощь.
Сколько десятков тысяч русских беженцев живет сейчас в Москве и ближайшем Подмосковье, не знает никто. Их попросту никто не считал. Какую-то статистику пытается вести «Форум переселенческих организаций» - по их данным только из Чечни бежало около 300 000 человек. Это без учета бывших республик.
В отличие от парижских арабов, нашим беженцам терять уже нечего. У французов хотя бы есть гражданство и крыша над головой. У наших - ничего. Совсем ничего.
Если повернуть на развилке от Нового Иерусалима направо и проехать километр-полтора, начинается поселок «Северный». Когда-то это был академический поселок института им. Курчатова. Академиков здесь давно уже нет, земли раскуплены и застроены. Коттеджики по крикливости соперничают с припаркованными рядом с храмом машинами.
А через дорогу от Северного стоят еще несколько домов, к поселку не относящихся. В них живут семьи беженцев.
Собственно, назвать это гнилье домами можно только с большой натяжкой.. Когда заходишь в эти трущобы, пропахшие гнилью и плесенью, ощущение времени теряется полностью. Черт его знает, в каком веке здесь живут - то ли это толстовское темное крестьянство, то ли инквизиция, то ли землянки постфашизма. Но это не Европа 21 века точно. Куда там Клеши-де-буа! Арабы на Францию молится должны.
Семья Валентины Ивановны Водопоенко бежала из Киргизии в 1999 году, когда там началась война. Армии требовались солдаты, рекрутов стали грести по принципу наших российских военкоматов - кто не спрятался, я не виноват. Бесправные русские оказались идеальными кандидатурами. Пожалуй, это был единственный раз, когда Бишкек обратил внимание на неграждан.
- Доходило до того, что приезжала машина и русские, словно зайцы, по огородам прятались. Как от полицаев.
А еще раньше у Валентины Ивановны и её семьи из одиннадцати человек был свой дом в 40 километрах от Бишкека. Огромный домина, и участок огромный - семь гектаров земли. Землю эту обрабатывали еще её деды. За два поколения возвели облицованный кафелем дом, посадили сад, сделали беседку, летний домик. Синекура, рай на земле. Живи не хочу. Не получилось.
Шесть лет жили на птичьих правах. Бросить землю, которую подымали два поколения - рука не поднималась. А продать её было невозможно. Зачем покупать, если скоро можно будет взять даром? Валентина Ивановна обращалась к Акаеву - компенсируйте мне хоть половину стоимости, чтобы я не просила, не унижалась, и мы уедем. Нет, компенсировать не можем - вы не являетесь гражданами России.
За российским гражданством русская женщина занимала очередь в миграционную службу при посольстве РФ ровно месяц. Результат нулевой. Миграционную службу все время реорганизовывали - то Чекалин там начальником был, то еще кто-то. Им не до работы было. Становилось все яснее, что дом и землю придется бросать.
- Не каждый киргиз плохо относился. Нормальные люди. Но общее отношение, отношение государства - мы никто. Как таджики здесь в Москве, вот точно так же и мы там. В наш дом заселилась молодая семья, предложили нам 200 долларов. Я им дала 10 дней - или платите деньги, или уходите и я просто подожгу свой дом. Выгнали их кое-как. Дом свой отдали киргизам-беженцам из Таджикистана. Они такие же как и мы.
Сначала отключили тепло. Затем воду. В общем, уехали.
- В посольстве нам обещали: приезжайте в Россию, эта земля и дом останутся в вашей собственности. Да еще и в России дадим жилье, гражданство, прописку… Щас! В обе руки! У меня вон кипа документов - отказ, отказ, отказ… Спасибо, с гражданством в итоге Лидия Графова и Геннадий Селезнев помогли, а то до сих пор обивали бы эти пороги. Но радости нет, только боль, что досталось мне это такой ценой…
Ни о гражданстве, ни о квартире, ни о прописке, пенсии, льготах, медобслуживании и проч., и проч., и проч. речи попросту не шло. В посольстве (!) посоветовали - езжайте устраиваться в Подмосковье, может, что и найдете. Этим участие государства в обустройстве своих потенциальных граждан и ограничилось.
Сели на электричку и поехали по деревням. На каждой станции выходили, спрашивали работу…
Так и познакомились с председателем истринского совхоза Павленко.
- Добродушный был такой. Дам, говорит, и работу и квартиру. Пришли. Я как эту квартиру увидела, упала… Ну, у меня 4 мужика в семье, отстроим.
Когда-то это были бытовки для строителей, бараки. Строители их бросили, предприимчивый Павленко сносить тоже не стал, оставил себе и придумал сдавать беженцам. Каждый месяц Водопоенко платили ему за жилье 1400 рублей.
Вместо семи гектаров земли и огромного дома, оставленного в Киргизии, семья Водопоенко получила… я даже не знаю как это назвать. Не конура, не халупа, не барак и даже не землянка. Четыре куска гнилой фанеры по бокам и пятый сверху - крыша. Кусок полиэтилена вместо окон. Отгороженный ширмой угол вместо ванной. Буржуйка. Гнилой пол. Осенью - дождь прямо с потолка, зимой сосульки до пола. Одиннадцать человек в десятиметровой комнате. Меньше метра на человека.
Ближайшими соседями Водопоенко по бараку оказалась семья с девятилетней девочкой на руках. У девчушки была опухоль мозга, она умирала, не могла уже даже есть. Умирала в этом гнилье, в полиэтиленовом свете.
Рядом, в таком же развалившемся спортзале бывшего пионерского лагеря жил другой беженец, Константин - прошедший всю войну ветеран-афганец с шестью детьми. Когда-то он был гражданином своей Родины и Родина призвала его на войну, а затем выкинула на помойку - так удобнее и проще.
- Шесть лет мы живем в этом сарае без воды, тепла, без крыши, продолжает Валентина Ивановна. - Сами латали, утепляли, ставили окна, двери. Но до сих пор зимой тут все промерзает насквозь. Хотя плату за жилье Павленко брал с нас исправно…
Регистрации в новом «доме» председатель им так и не сделал. Когда своими просьбами они окончательно его достали, тот попросту выгнал их на улицу:
- Мороз был 28 градусов. Я с работы иду, смотрю - моя сноха с внучкой и бабушка девяностолетняя… А она не понимает, куда он её ведет: «Сынок, я вся в медалях, мне здесь плохо…» Я подошла, говорю: «Сейчас я подожгу и твою собственность и себя и детей…»
В ответ на иск, поданный на председателя Павленко, суд в регистрации и праве проживания семье Водопоекно отказал.
***
В 1992 году, уже после развала Союза, сына Валентины Ивановны Олега забрали в армию. Россия о брошенных русских тоже вспомнила только тогда, когда ей понадобились солдаты. Служил Олег Водопоенко в Грозном. Что там было, он матери не рассказал до сих пор, но, после восьми месяцев госпиталей Олег был уволен из армии по инвалидности - один глаз у него не видит совсем, второй видит всего лишь на сорок процентов. То есть он может различать свет и тень.
Увечье, полученное за государство, еще не является основанием получения гражданства этого государства. Его нужно вымолить. На коленях проползти от Бишкека до Москвы через унижения и плевки. Это вам не Франция.
***
Сейчас Водопоенко воюют за эти бараки, эту землю под бараками - соток восемь-десять. Чтобы просто где-то жить. Потому что дальше - край. Некуда. Ну, просто некуда. Персональный разъезд Дубосеково, бой на котором тянется уже шесть лет, а отступать по-прежнему нельзя. Только Москва теперь не за спиной, а по фронту.
Валентине Ивановне удалось собрать документы, которые подтверждают - бараки эти бесхозные. Никакие свохозы, ОАО, ООО прав на них не имеют. Но несмотря на документы эти бесхозные бараки Водопоенко так и не отдали.
- Сейчас нам поступают какие-то предложения - сначала мы должны уплатить 100 тысяч чтобы оформить этот барак в собственность, а затем можем выкупить его по 500 долларов за метр. Это вот за этот барак!? Но руководитель администрации нам сказала, что если мы через суд сможем признать её за собой, она нам отдаст эту землю. Мы не самозахватчики, это вынужденно.
В миграционной службе в очереди на жилье они стояли 127-ми по счету, но «в ту среду нам сказали, что по новому кодексу жилье выдаваться больше не будет». Кстати, как только Водопоенко поставили на улучшение жилья, миграционная служба тут же лишила их статуса вынужденного переселенца
Инвалиду армии Олегу Водопоенко начислили льготы только в прошлом году. Сначала он не был гражданином РФ. Потом он не был прописан. Потом он не мог получать льготы, потому что у него справка была киргизская, а не российская. А теперь он получает льготы как инвалид, но лишен статуса переселенца и права на жилье. Замкнутый круг.
Субсидий на покупку жилья семье Водопоенко насчитали… семь тысяч рублей. Пожалуйста, покупайте квартиру на 11 человек. Хоть двадцать комнат! Но даже и эти гроши на руки не выдаются - можно только нанять строительную организацию. Аквариум для рыбок построить сегодня дороже выйдет.
В этом бардаке Валентна Ивановна умудряется заниматься ещё и общественной деятельностью. Она - руководитель Истринского отделения московской организации переселенцев. 48 человек с её помощью уже получили гражданство.
Слава Богу, хоть с администрацией поселка у Валентины Ивановны сложились хорошие отношения. С их согласия они начали строиться сами - взяли кредит, теперь пристраивают к бараку еще одну комнату.
- Только сейчас решились что-то делать. Нас же в любой момент могут вышвырнуть. Поселок «Пятница» совсем рядом, глядишь, и до нас доберутся. Строимся на свои страх и риск, ни на кого не надеемся уже. Два года убили только на то, чтобы попасть в миграционную службу. «Принеси лицевой счет, принеси домовую книгу…» Где я возьму домовую книгу, если у меня дома нету?
***
Когда старуху выкидывают на мороз… когда женщина говорит: «подожгу и себя и детей»… когда ветеран ютится в углу неотапливаемого спортзала с шестью детьми… когда умирающего ребенка чудом удалось пристроить в госпиталь Бурденко… Это край, дальше некуда. Если так и будет продолжаться, то когда-нибудь это все обязательно рванет.
Если правительство не хочет думать о своем народе, пускай подумает хотя бы о себе. Поджиганием автомобилей здесь уже не обойдется. Самый опасный человек тот, кто загнан в угол. Им терять уже нечего. Попросту нечего. Вокруг Москвы таких бесправных живет несколько тысяч. Сколько - никто не знает. Дивизия? Две? Десять?
- Мое предложение по-прежнему в силе, - продолжает Валентина Ивановна. - Я обращалась через Андрея Кокошина (председатель комитета Государственной думы по делам СНГ и связям с соотечественниками - А.Б) к власти - вы платите бешеные деньги Бишкеку за аренду военной базы. Берите мою землю - вам семь гектар хватит? Пусть база стоит на моей земле! Бесплатно! Дайте мне взамен клочок земли в России, дайте хоть один гектар! По соглашению между Россией и Киргизией, пункт 7, за русскими, покинувшими страну, остается право собственности на землю а здесь мне предоставляется жилье. Зачем нужно это соглашение, подписанное президентами стран, если и там не сохранили и здесь не дали? Я не бедная, у меня земля, дом, почему я хожу клянчу? Напишите о нас пожалуйста, хочу чтоб до властей дошло - сколько нас таких. Из Казахстана люди бежали, по 100-200 гектаров земли бросали! Зачем за Байконур платите? Берите! Это наша земля, российская! Дайте нам взамен землю здесь…
Впервые опубликовано в "Новой Газете" , 2005 год
А вот так получал гражданство кавалер орденов Отечественной войны 1 и 2 степени, кавалер ордена Красной звезды и кавалер ордена Славы дошедший до Берлина разведчик 177-го гвардейского стрелкового полка полковник запаса Юрий Тимофеевич Лопатин.
Лишний Человек на Пречистенке
Темная лестничная площадка захламлена так, что не повернуться. Журналы, коробки, набитый дореволюционными вещами шифоньер. Тусклая пыльная лампочка под низким потолком. Если бы я попал сюда в пять лет, я был бы в восторге. Таинственно и страшно, как в пиратской пещере. Если бы я попал сюда пять лет назад, то не смог здесь находиться - замкнутое пространство без путей отступления, одна граната в окно, и все.
Квартира 2«а». Обитая дерматином дверь изодрана, разбита. Инстинктивно ищу надпись мелом: «Не стреляйте, здесь живут люди».
Дверь открывается, и на меня через порог переливается война. Сколько раз я видел такие хибары в Чечне - темные, забитые русскими беженцами. Запах здесь такой… Я долго не мог понять, чем это пахнет - во всех жилищах одинаково; а потом понял: никомуненужностью.
- Проходите, пожалуйста. Правда, мы только что нагрели воду, хотели помыться … Мы - беженцы.
Кухня такая маленькая, что если встать в ее центре, то руками можно дотянуться до всех четырех стен. Белье на веревках. Ведра с водой - на табуретках, на плите, на полу. Главное, есть газ и свет. Это жизненно важно.
Вдруг накатывает то странное чувство, которое всегда преследует меня на войне. Словно ты находишься в мультфильме. Умом понимаешь, что все вокруг - реальность, все происходит на самом деле и с тобой - черный каземат квартиры, русские беженцы, безнадега. Все это по-настоящему. Но поверить в это не можешь. Бред какой-то. Не бывает так. Не могут так жить люди в начале двадцать первого века. В центре Москвы. В день шестидесятилетия Победы.
Да, это не Грозный - Москва. Самый центр, Пречистенка, дом 35 дробь три. В этом предназначенном под снос доме уже двенадцать лет ютятся дошедший до Берлина ветеран Великой войны и его жена. Русские беженцы без гражданства.
Юрий Тимофеевич лежал на старой дореволюционной кровати. Ее металлические решетчатые спинки, изъеденные по бокам ржавчиной, скрипели при каждом движении. Хотя двигался он теперь мало. Тело стало слабым, и даже простое шевеление рукой давалось ему с трудом. Лицо провалилось, стало восковым, из-под волос поползла желтизна. В нем не было жизни. Такие лица бывают у раненых.
Кажется, что на подушке лежат одни только глаза.
Юрий Тимофеевич беженец. У него нет ничего, вообще ничего, даже паспорта.
Передо мной на кровати - больной, всеми брошенный человек, и никого это не волнует. Словно он живет в гетто. Москва с ее огнями, шестидесятилетиями, парадами, монетизациями и льготами не для него. У него и льгот-то никаких нет, монетизировать нечего.
А еще раньше на этой же самой кровати умирал его фронтовой друг, кавалер ордена Александра Невского и двух орденов Красного Знамени командир батальона подполковник Апаринцев.
- Вон его портрет, - показывает Юрий Тимофеевич.
На стене висят две фотографии. На одной в развалинах немецкого фольварка запечатлен молодой парнишка в камуфляжном маскхалате. Стоит, облокотившись на пробитую снарядом стену. Командир роты автоматчиков 177-го гвардейского полка лейтенант Юрка Лопатин.
На другой фотографии - красивый офицер. Породистое лицо, тяжелый взгляд. Полная грудь орденов-медалей. Подполковник запаса Борис Апаринцев.
- Никогда не прощу им его смерти, - говорит Юрий Тимофеевич.
И начинает рассказывать историю, которую я слышал неоднократно. Но все равно каждый раз - волосы дыбом.
До перестройки Лопатины жили в Тбилиси. У Юрия Тимофеевича, преподавателя артиллерийского института, было все, о чем человек может только мечтать. Жизнь. Победа. Мир. Двое сыновей. Жена. Трехкомнатная квартира. Любимая работа - артиллерия.
В конце восьмидесятых русским в Тбилиси стало неуютно. Лопатин решил перевезти семью в Россию. Благо в Москве жил командир его батальона полковник Борис Апаринцев.
Каждый раз, вспоминая о нем, Юрий Тимофеевич произносит одну и ту же фразу:
- Когда командир полка вручал ему орден Александра Невского, весь полк был построен в каре. И он вызвал Апаринцева в середину, чтобы все слышали, протянул орден и сказал: «Скромнейшему из храбрейших, храбрейшему из скромнейших!» - Указательный палец Лопатина взлетает вверх, как у кролика из мультфильма про Винни-Пуха.
Для него это очень важно - «скромнейшему из храбрейших».
Борис Апаринцев и приютил у себя Лопатиных. Когда-то в этой маленькой квартире была коммуналка и Апаринцев занимал в ней одну комнату. А еще раньше здесь был флигель прислуги в барской усадьбе.
Несколько лет жили вместе; вместе и ходили по инстанциям, обивали пороги. Кроме удостоверения беженца у Лопатиных не было никаких документов. С развалом Советского Союза их паспорта вдруг стали недействительны, и ветеран-разведчик превратился в бомжа. Без гражданства, без документов, без прописки, без медицинской помощи, без квартиры и без средств к существованию. Ему даже пенсию не выплачивали.
- Я не какая-нибудь шушера подзаборная, кого страна будет стесняться! Я кандидат технических наук. У меня тридцать семь научных трудов! У меня двое сыновей с высшим образованием, компьютерщики! На обучение каждого государство потратило пять лет и черт его знает сколько денег, - кричит Юрий Тимофеевич, и его палец вновь буравит потолок. - И мы тут никому не нужны! Государство торгует гражданством, как пирожками. Вот-вот, смотрите, - протягивает он мне аккуратно сложенную газетную заметку. - Послушайте, как получают гражданство. Вот: на одном квадратном метре было зарегистрировано - сядьте, а то упадете - пятьсот азербайджанцев! Мне каждый раз говорят: дед, ну что ты гоношишься? Пятьсот долларов - и паспорт твой. А где я возьму пятьсот долларов? На четверых это две тысячи, для меня это немыслимая сумма. И потом, почему я должен платить? Это моя страна, почему я должен платить?
Он смотрит на меня в упор. Глаза его горят.
- Нас, беженцев из бывших республик, попросту выкинули на помойку. Старшему сыну уже раз десять предлагали ехать в Штаты - там он нужен, там его голова ой как ценится. А тут - нет. Но почему мы должны уезжать? Здесь моя Родина, здесь лежат мои фронтовые товарищи, я воевал за эту землю, почему я должен уезжать?
Юрий Тимофеевич вдруг замолкает. Взгляд его тяжелеет, становится рассеянным.
- Пять лет назад Боря Апаринцев умер. У него начались сильные боли…
О том, как умирал его фронтовой друг, Юрий Тимофеевич рассказывает очень тяжело. С долгими паузами. Палец над головой больше не взлетает.
- Он был ранен, с войны у него в позвоночнике сидел осколок. Каждый шаг причинял ему острую боль. А подниматься сюда, на второй этаж, для него было просто невыносимо. Понимаете? Сходить за хлебом или за пенсией было пыткой. Он просил дать ему однокомнатную квартиру или комнату в коммуналке в любом районе Москвы, но на первом этаже или в доме с лифтом. Не дали.
…В тот день Лопатин и Апаринцев в очередной раз отправились обивать пороги в управу и выпрашивать комнату в доме с лифтом. Апаринцев уже почти не мог передвигаться самостоятельно.
- Завел я его в кабинет. А сам остался ждать в коридоре. Минут десять была тишина. А потом начались крики. Кричала эта женщина, к которой мы пришли. Я ее до конца жизни помнить буду. У нее красивое такое имя - Лилия. Лилия Скворцова. И вот она кричала так, что в коридоре было слышно: «Когда ж вы все передохнете!!!». Она буквально выпихнула его из кабинета…
Он снова замолкает.
- Конечно… Конечно, это моя вина… Если бы я успел его поймать, если бы я встал на полсекунды раньше…
После этого визита Борис Апаринцев уже не вставал с постели.
Он умер через три месяца. В этой же комнате, на этой же койке лежал никому не нужный парализованный командир батальона полковник запаса Борис Апаринцев, кавалер ордена Александра Невского и двух орденов Красного Знамени, и ему, еще живому, крысы глодали лицо.
- Я уходил в тот день куда-то… возвращаюсь, смотрю, а по нему крысы бегают. Я их согнал, а у него щека обглодана… И вместе с кровью на подушку слезы текут…
Конечно, обвинять женщину с красивым именем Лилия в смерти фронтовика значило бы заходить слишком далеко. Если только не делать поправку на то, что бездушие и хамство тоже способны убить. На то, что чиновники - наши слуги, а не господа. И помочь измученному болями старику с осколком в спине их долг, а не подачка.
Прошло пять лет. Передо мной, на той же самой койке, в той же самой комнате лежит больной ветеран, русский беженец и рассказывает все ту же историю. И ничего не изменилось за это время.
А в трех километрах отсюда - на Красной площади - празднуют Девятое мая. Дикторы кричат в мегафон красивые слова про долг и Родину.
Говорят, один из симптомов синдрома посткомбатанта - обостренное чувство справедливости. У Лопатина оно обострено до предела. Его сыновьям в конце концов удалось устроиться на работу. Теперь они зарабатывают неплохие деньги. Сотни раз у него была возможность купить себе гражданство. Он не сделал этого. И семье запретил.
Все это время он обивает пороги, ходит по инстанциям, добивается, ругается и судится, судится, судится… Со всеми теми, кто забыл о том, что служит людям, а не люди ему. Со всеми, кто превратил свою работу в кормушку. Война его не закончилась и через шестьдесят лет. Кипы исков, газетных вырезок, документов, законов и кодексов громоздятся на полу, на столе, на стульях.
Я смотрю на Юрия Тимофеевича и думаю, что мы сами делаем свою жизнь такой. Не власть, не Путин, Зурабов или Иванов - они сами по себе, где-то там, за облаками, принимают законы о монетизации и крушат «ЮКОС». Им не до нас.
Именно мы, граждане России, отказываем нашим старикам в помощи. Не Путин же вышвырнул Апаринцева из кабинета - простая женщина, чья-то мать, чья-то жена. Дочь, племянница или внучка тех солдат, кто погибал в Сталинграде и на Курской дуге. Не Путин же требует с него деньги за гражданство - обычные русские мужики, сыновья, племянники или внуки…
Как-то очень быстро мы перестали быть нормальными. Всего за каких-то пятнадцать лет.
После смерти Бориса Апаринцева за эту квартиру развернулась настоящая война. Лопатиных пытаются вышвырнуть из нее всеми возможными способами. Постоянно звонят, угрожают отключить газ, воду, свет. Приходят какие-то мальчики в галстуках и предупреждают, что завтра начинают сносить дом и если они не уберутся подобру-поздорову, то пусть пеняют на себя.
- Каждые три месяца у чиновников случаются пароксизмы. Сорок квадратных метров - это только одна эта квартира. В нашем подъезде их четыре. Подъездов два. Посчитайте, сколько это денег. Сначала говорили, что этот дом подлежит сносу и мы должны отсюда съехать. Куда? Это никого не волнует. Квартиру мне, естественно, никто не даст. Я могу сейчас жить только на вокзале.
Его глаза опять загораются, палец вновь взлетает к потолку.
- Но я не прошу у вас квартиру, если вы такие нищие! Я сам могу купить себе квартиру! Только верните мне мои деньги! Россия, как правопреемник СССР, должна мне 2 миллиона рублей сегодняшними деньгами. Я обращался в Минфин - они же там не знают, что делать с деньгами, у них такой громадный Стабилизационный фонд. Я говорю: статья девятая «Закона о выплатах и компенсациях» позволяет в крайних случаях производить такие выплаты. Я посчитал, что у меня крайний случай - мне жить негде. Дайте мне мои деньги, я куплю себе квартиру, это же такая мелочь для бюджета! Отказали. В бюджете такой статьи, как Юрий Лопатин, нет.
Он снова замолкает. В соседней комнате работает телевизор. Тот же голос, что озвучивает криминальную чернуху и Бивиса с Баттхедом, вещает о подвиге наших ветеранов.
Мы познакомились с Юрием Тимофеевичем три года назад. Я тогда делал сюжет о беженцах - тогда еще на телевидении можно было делать сюжеты о беженцах, - и Лопатин был главным героем. Мы пошли с ним в поликлинику.
- Здравствуйте, я беженец… У меня нет документов, мне нужна помощь…
Из поликлиники нас попросили удалиться. Чтобы снимать в государственном учреждении, требуется специальное разрешение. Чтобы помочь старому человеку, видимо, тоже.
Тогда мы обошли префектуру, управу, еще какие-то учреждения. Везде одно и то же. Люди в галстуках за добротными покрытыми сукном столами рассказывали мне, почему Лопатин не может жить. Пожимали плечами и говорили про закон. «Вы же понимаете».
Я не слушал уже. Думал о том, что ценность человеческой жизни не абсолютна. И еще думал про «БМВ», что стоят у входа в эти госучреждения, и про то, сколько стоит квадратный метр на Пречистенке
В ноябре прошлого года Юрий Тимофеевич гражданство все же получил. Для этого ему понадобилось двенадцать лет. Двенадцать! С немцами он воевал четыре года. С русскими - ровно втрое больше.
Теперь дело за пропиской. Очередной виток его личной войны, очередной кабинет, очередное лицо за столом, очередной враг. Теперь - в милицейских погонах.
- Вот. Николай Константинович Иванкин, майор. Начальник паспортно-визового отделения УВД ЗАО г. Москвы, район Хамовники. Человек, который обязан прописать меня в этой квартире. Обязан, понимаете? - Указательный палец в потолок. - Мне не нужно его разрешения. Прописка носит не разрешительный характер, а обязательный. Если я приду к нему и скажу: «Пропиши меня на Тверском бульваре, лавочка номер два», он обязан это сделать. И мне плевать, как. Я был у него три месяца назад. Естественно, он мне отказал. Я послал письменный запрос - на каком основании? По закону он должен мне дать ответ в течение десяти дней, но прошло уже три месяца, а от них ни слуху ни духу. Сейчас мне надо составить иск против администрации Президента. Это последняя инстанция. Дальше мне бороться не с кем.
Я смотрю на него и вдруг ловлю себя на мысли, что это мое будущее лежит на кровати с восковым лицом и из-под волос ползет желтизна.
Точно так же и я буду лежать на старом диване через пятьдесят лет и получать на одиннадцатое декабря будильник в коробочке и медаль за освобождение Грозного. Очередной никому не нужный ветеран очередной никому не нужной войны.
У меня тоже слишком обострено чувство справедливости. Я записываю телефоны, фамилии, статьи законов. Завтра буду звонить, ругаться, доказывать…
Я это делаю не для него. Для себя. Война - его и моя - продолжается.
А из окна такой замечательный вид на залитую огнями Пречистенку. Такие красивые «Мерседесы» припаркованы на обочине дома.
Дома, в котором умирает никому не нужный ветеран Великой войны, дошедший до Берлина разведчик 177-го гвардейского стрелкового полка 60-й гвардейской стрелковой дивизии, полковник запаса Юрий Тимофеевич Лопатин.
Опубликовано: "Новая Газета" 2005
ПС: А вот так эта история закончилась. Кстати, как раз на прошлый юбилей - на шестидесятилетие Победы:
"В 37-ом номере от 26 мая 2005-го года в статье «Лишний человек на Пречистенке» «Новая» рассказала о ветеране Великой отечественной войны Юрии Тимофеевиче Лопатине. Напомним, что Юрий Тимофеевич - беженец. В Москве он жил у своего фронтового друга Бориса Апаринцева. Заметим, что квартира эта находится на Пречистенке, в самом центре Москвы. Одиннадцать лет назад полковник Апаринцев умер. После его смерти за квартиру (которую и квартирой можно назвать с большой натяжкой, раньше это была подсобка в барской усадьбе, там нет даже ванной комнаты, а стены и потолок находятся в аварийном состоянии), развернулась настоящая война. Власти пытаются вышвырнуть Лопатина из «незаконно занимаемой площади» всеми возможными способами. Постоянно звонят, угрожают отключить газ, воду, свет.
Редакция просила разрешить кавалеру ордена Победы, Кавалеру орденов Отечественной войны 1 и 2 степени, Кавалеру орденов Красной Звезды, кавалеру ордена Славы 3 степени, кандидату технических наук Юрию Тимофеевичу Лопатину зарегистрироваться в этой квартире, по той просто причине, что жить ему больше негде.
Вот ответ из УВД ЦАО г. Москвы, за подписью начальника А.В. Мельникова: «…В ходе проверки было установлено, что гр. Лопатин Ю.Т. ранее проживал в городе Тбилиси. В 1993 году он приехал вместе с семье в Москву, где обосновался по указанному адресу у фронтового друга, который в связи со смертью был выписан из квартиры. По данным ЕИРЦ ГУП г. Москвы ДЭЗ района Хамовники, данная квартира является полностью отселенной, в соответствии с распоряжением Правительства Москвы от 28 июля 2003 г. № 1317-РП, указанный дом подлежит отселению. Однако семья Лопатиных продолжает фактически проживать по указанному адресу, не имея при этом возможности предоставить документ, являющийся основанием для их вселения в жилое помещение по вышеуказанному адресу. За неимением законных оснований, произвести регистрацию Лопатиных не представляется возможным».
- Мельникова знаю, - говорит Юрий Тимофеевич. - Они отказывают нам постоянно в регистрации. Мы с ними судились, суд, естественно, принял их сторону. С самим Мельниковым я не общался, а вот чиновник из его ведомства, с которым мы имели дело, просто швырнул мне документы в лицо и удалился.
Впрочем, мытарства Юрия Тимофеевича, похоже, так или иначе закончилась. Префектура ЦАО при участии правительства России, Министра обороны и мэра Москвы выделила-таки Лопатиным квартиру. Правда, это не совсем пригодная для жилья квартира на 12 этаже старого дома, и зарегистрировали в ней только двоих человек из четырех, но тем не менее. Сейчас Лопатины делают в ней хоть какой-то ремонт, потому что переезжать туда без подготовки нельзя. Естественно, за свой счет.
- У меня сложилось впечатление, что эту квартиру в таком вот состоянии нам подсунули специально, чтобы мы от неё отказались. Тогда можно было бы говорить, что нам предоставляли жилье и выселять нас силой. Но мы не отказались. Пусть она жуткая, пусть это 12-й этаж и в случае отказа лифта нам придется туго, но мы счастливы. Потому что это крыша над головой. Жить на Пречистенке стало невозможно, здесь потолок в любой момент может рухнуть от снега. Спасибо всем кто мне помог - и «Новой», и корреспонденту РТР Вячеславу Немышеву, без вас ничего бы этого не было.
Что сказать. Присоединяемся к благодарности. И поздравляем с Победой!"
http://www.rusproject.org/node/1154