"Шелк" Алессандро Барикко
Уйдешь - я умру
- Я пробрался вглубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шел мой караван...
...И, тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его
Почему мы такие? Что нам дано, то не влечет. Запретный плод нм подавай, а без него нам рай - не рай. Может потому, что это в нашей природе? Завоеванное однажды относится подсознанием по разряду долгосрочных активов: удобно сидеть, но сердце не бьется чаще, при воспоминании. А хочется, чтоб билось. Дело даже не в желании - необходимо, чтобы все продолжало крутиться. Чтобы мир не перестал вращаться.
Декоративный роман Алессандро Барикко как китайская лаковая шкатулка и японский бонсай. Красивый, миниатюрный, напрочь лишен утилитарности, с искусно подрезанными корнями. Но в нелогичности не упрекнешь: купец едет в дальние края потому что такая у него работа. Сумел занять экспертную нишу, высокотехнологичной и довольно капризной статьи импорта. Усердно окучивает, умея обеспечить себе и супруге уровень комфорта, который в их провинции сходит за роскошь.
Работа нелегкая, требует специальных навыков и связана с риском, но боги к нему тут благосклонны. Что до отсутствия детей, то Эрве Жонкур и его Элен не особенно по этому поводу убиваются. То есть, вопросов можно задать немерено: об устройстве тамошней жизни, о войне и мире, о социальной среде и политической ситуации. О том, почему купец довольствуется одной поездкой в год не поддаваясь соблазну заработать. Как супруги на самом деле воспринимают свою бездетность?
Можно, но зачем, пусть остается за кадром. Есть искусственно смоделированная ситуация, в которой надежному берегу стабильности противопоставлен бушующий океан неопределенности и с некоторого времени к "по работе" здесь добавляется жгучий, изрядно сдобренный экзотикой интерес, а жизнь обретает дополнительные обертона и краски. Женщина-пристань, девочка-птица, его на обеих хватит. Эта, чтоб жить, та - чтобы томиться несбывшимся. Вы ж не думаете, что для банального адюльтера, за ним на край света ехать не нужно.
А в промежутках между встречами делать из жены подобие той, другой. В наивной уверенности, что не поймет, не догадается, отчего вдруг оказалась на роли мрамора, от которого отсекают все лишнее. И вытягивать из своей, из ее жизни, из жизни той, третьей, тонкую шелковую нить, другим концом уходящую в самое средоточие жизненной силы. У вас может создаться превратное впечатление,что производство шелка столь же утонченный процесс, как его ношение. Так вот, нет. Для того, чтобы червь, выбираясь, не повредил кокона, его варят прямо внутри. Там еще запашок довольно специфический. Когда б вы знали, из какого
сора.
А когда бы и знали, разве это кого останавливало? Так и будет. Гладкость шелка. Тонкая нить. Кто-то заживо сгорает в своем коконе.
Должен сообщить вам, сударь, одно весьма важное известие. Мы все отвратительны. Мы все на редкость отвратительны.
Господин был родом из Дрездена. Он торговал телятиной и плохо понимал по-французски. Господин разразился оглушительным смехом и закивал головой. Казалось, он уже никогда не остановится