Опасайтесь лысых и усатых
Есть на свете такие люди, которые умеют убегать.
Сидят, сидят вместе со всеми за дружеским столом, едят, пьют, смеются - и вдруг вскакивают, хлопают дверью - и бегут!
За ними гонятся, кричат, извиняются, уговаривают, а они бегут, бегут, убегают. А потом уж падают в траву и плачут.
Все-таки детская. В том смысле. что ничего не изменилось. Можно сколько угодно называть детскую литературу гетто, одновременно сетуя на провинциальную местечковость боллитры, но со времени, когда Юрий Коваль сказал, что "Там плохо. Там врут. Там не уступят ни за что, не желают нового имени. Им не нужна новая хорошая литература" - с того времени ничего не изменилась, и лучшее, что сейчас есть в современной русской словесности сосредоточено под эгидой литературы для детей. Однако теперь не о том. Коваль не убежал. Он тихо ушел, навсегда оставшись парнем лет двадцати четырех, который рассказывает о Недопеске, разучивает гитарные этюды с клестом. сидящим на грифе гитары, кормит собаку сырой картошкой и накрывает землероек пустыми стаканами.
Сначала был намного старше меня ("Белозубку" ведь впервые напечатали в "Пионере" в семьдесят восьмом). Потом тоже старше. хотя уже не настолько с "Недопеском Наполеоном III" и"Картофельной собакой" отдельными книжками; после долгий перерыв и только чуть постарше с "Опасайтесь лысых и усатых" Почему не вся "Самая легкая лодка в мире"? Скорее всего журнальная публикация части повести в "Юности". После, в эпоху видеомагнитофонов кассета с "Васей Куролесовым": ух ты, по рассказам Юрия Коваля, неужели того самого, которого читала в детстве? И уже тогда восприняла автора как человека, чуть моложе себя. А потом кто-то сказал: "Он умер". Следующие три десятка лет оставался парнем с палаткой и гитарой, трагически рано ушедшим, старше которого становилась с каждым годом. И только сегодня поняла, что я и теперь моложе него, потому что ушел Юрий Иосифович в пятьдесят семь лет.
Это не возрастная мимикрия, он не подстраивался, просто такой дар. Молодого, непосредственного, наивно-удивленного взгляда на мир. Уже почти закончив "Лодку", поняла, что почитать собиралась вовсе деже не ее, а "Суера-Выера", которого попыталась взять несколько лет назад, да так и отложила, "взрослый" Коваль отличался от читательских ожиданий, которые подсознательно на него транслировала. Тем лучше, значит будет повод вернуться. Хорошо,что теперь у меня есть полный текст "Лодки", спустя столько-то лет. Хотя его магический реализм не вполне мой. Все-таки Папашки и летающие головы не вполне то, что люблю у Коваля, может быть потому, что нас им перекормили во всех возможных изводах: балканский, латиноамериканский, британский, славянский. Хотя прочитанная в прошлом году
"Белка" Кима, написанная примерно тогда же, показалась совершенно гениальной и ничуть не устаревшей.
Наверно дело в том, что от Юрия Коваля ждешь другого - мгновенного квантового скачка из совершенной реальности в совершенную же сказку, минуя переходную стадию магреализма. Ждешь, потому что он может, потому что не раз водил тебя этими тропами. потому что в этом его уникальность. И еще язык. К чистым родникам народной речи у нас удивительно мало кто из пишущих допущен, по пальцам можно пересчитать: Лесков, Бажов, Шергин, Кунгурцева. Коваль был одним из очень немногих.
Я рада, что вернулась к нему. Посмеялась с "Картофельной собакой",погрустила о "Воде с закрытыми глазами", едва не пролила слезу с "Белозубкой", к финалу рассказа блаженно разулыбавшись. Такое сентиментальное путешествие на машине времени.