Ф.Инголл. "Последний из Бенгальских улан". Глава 13. "Конец пути".
Глава 13. «Конец пути».
Оглавление предыдущих глав.
Это было зимой 1944 года. 6й уланский был в составе 8й индийской дивизии в Италии, и я был с ним. Полк уже повоевал на Ближнем Востоке, теперь мы были в Европе. Строго говоря, мы больше не были «уланами» (по контексту, здесь игра слов - дословно «копейщиками, пикинерами»), поскольку в 1940 году были перевооружены и реорганизованы для нужд современной войны. Но мы оставались 6м уланским, новым механизированным и легкобронетанковым полком, и, таким образом, сыграли немаловажную роль в войне.
Название главы - аллюзия на пьесу Р.С. Шериффа "Конец пути" (1928). Кадр из ее экранизации 2017г.
Генерал-майор Ч. О. Харви. Слева в 1945, справа в 1962г.
В начале войны первым командиром 8й дивизии был Ч. О. Харви*, тот самый человек, который посоветовал мне поступить в бенгальские уланы; сейчас он был генералом. Нарукавная нашивка дивизии была взята с личного герба генерала Харви: гроздь васильков над девизом Carpe Diem. Позже дивизия была принята генералом «Пашой» Расселом, который командовал ей во время великих сражений в Италии. Он изменил оригинальную нашивку: васильки превратились в листья клевера, их стебли переплелись, образуя буквы «I» - Индия и «V» - Победа, «I» увенчана четырехлистным клевером на счастье и «V» двумя трехлистными клеверами. Так родилась «Клеверная дивизия» (и после войны ассоциация ветеранов дивизии стала называться клубом «Клевер»; да процветает он!).
Нарукавные знаки 8й индийской дивизии. 6й уланский полк был её дивизионной разведчастью. Изображение первоначальной нашивки дивизии пока найти не удалось. Её описание в справочнике несколько отличается от Инголла - сноп пшеницы и трехлистников на черном фоне.
В ту зиму 1944 года мы были в горных районах Апеннин, к северу от Флоренции, и уже практически выходили на равнины северной Италии. Снег чередовался с ледяным дождем, и было очень холодно. Я командовал эскадроном «А» 6го уланского полка. Мы спешились, чтобы занять сектор, сменив Стрелковую бригаду, а центром нашей оборонительной позиции должен был стать Монте Моро.
Боевой путь 8й дивизии в Италии.
Как и многие мои люди, осмелюсь сказать, я считал, что это не то место и не та погода, чтобы сражаться пешими. В конце концов, мы были кавалерией; кроме того, я просто не люблю ходить пешком. И думаю, что в этом тоже был элемент романтики: скакать на хорошей лошади прямо на врага, или хотя бы на броневике, или танке. Очевидно, что лошадь или танк не могли предотвратить возможность быть разорванным на куски, но мне это казалось лучше, чем зае..ться вусмерть в какой-то вонючей траншее. В любом случае я был твердо убежден, что меня не убьют в бою. Это не значит, что я никогда не боялся; а кто нет? Только те, у кого нет никаких ощущений или чувств. А там было много пугающих моментов.
Тем же днем, когда мы сменили Стрелковую бригаду, я отправился на разведку нижних склонов Монте Моро вместе с моими четырьмя командирами взводов - все индийские уоррант-офицеры. Мы внимательно следили за гребнем горы, где немцы расположили свои огневые точки; если бы кто-то из них открыл огонь, мы были готовы прыгнуть в укрытие. Слышались дальние разрывы и другие звуки, но казалось достаточно безопасно.
Рисалдар Хари Сингх, мой старший взводный, привлек мое внимание к высоко летящим в небе истребителям. Они, с красно-синими кругами Королевских ВВС, кружили над головой, словно защитный зонтик: четыре «Спитфайра» Пустынных ВВС. Это было обнадеживающее зрелище, поскольку немцы никогда не открылись бы, пока тут была авиация.
Внезапно мы услышали рев пикирующего самолета. Я взглянул наверх и едва поверил своим глазам. «Спитфайры» падали один за другим и пикировали прямо на нас. Казалось, весь мир взорвался, когда вокруг нас стали ложиться пушечные снаряды. Мы разбежались и укрылись, как могли. Через несколько секунд все закончилось. Из нас пятерых только двое были незначительно ранены, но это было зловещее начало нашей смены на Монте Моро.
Нам было приказано удерживать линию, состоящую из укрепленных фермерских домов и передовых постов, и баловать себя агрессивным патрулированием с целью захвата, если возможно, пленных для получения информации. В тот день, когда мы шли на новые позиции, ко мне прибыл новый офицер на подкрепление. Он не был уланом Шестого, но был прикомандирован из другого кавалерийского полка; ему было около 20 лет, он пришел прямо из офицерской школы и еще не нюхал пороха. Он был довольно приятным молодым человеком, но мне показался немного нервным. Я решил отправить его в стрелковый взвод.
Предположительно, бронемашины 6го уланского полка, Италия.
В то время уланские эскадроны полка состояли из четырех взводов и небольшого штаба. Три взвода обычно сражались на броневиках, 3 машины на взвод, по 4 человека в каждой. При спешивании они образовывали очень маленький отряд. Четвертый взвод был Стрелковым, который обычно ездил на бронированных полугусеничных машинах и насчитывал около 40 человек; поэтому они были самым сильным элементом для работы, с которой мы сейчас столкнулись. Заместитель моего Стрелкового взвода был очень опытным и неоднократно награжденным индийским уоррантом. Я сообщил ему, что новый британский офицер возьмет на себя командование взводом, но он должен следить за новичком и, в общем, «учить его концам». («Показать концы», «учить вязать концы» - конец, на морском языке, веревка, а переносный смысл всего выражения - объяснять, показывать, учить и тп. У англичан много маринизмов в языке. м.К.)
Я немного поговорил с молодым офицером, поприветствовал его в нашем полку и объяснил ему ситуацию, затем позвал его заместителя и проинформировал обоих о задании, которое я хотел дать в тот вечер Стрелковому взводу. С наших позиций я показал небольшую рощу, примерно в полумиле от Монте Моро, где, как мы предполагали, немцы каждую ночь устраивали пост прослушивания.
Задача Стрелкового взвода - проникнуть на немецкую позицию, взять хотя бы одного пленного или труп, а потом как можно скорее вернуться с незащищенного холма. После обсуждения они разработали план атаки, который я одобрил, и примерно в два часа ночи я смотрел, как они молча поднимаются в гору.
Ночь была темной и ветреной, наполненная обычными шумами битвы: случайные взрывы снарядов, грохот пулеметов. Но бойцы Стрелкового взвода бывалые солдаты, и я не ожидал никаких проблем. Я вернулся в свой штаб на ферме урвать часок сна. Только я стал проваливаться в сон, как оглушительный треск разбудил меня. Выбегая из дома, я услышал грохот полномасштабной перестрелки. Он шел со склона: длинные очереди Бренов, разрывы гранат, стаккато Браунингов и Стенов. О боги, подумал я, они, должно быть, напоролись на немецкий боевой патруль.
Я поднял по тревоге взводы бронемашин. Звуки приближались; мы уже слышали топот и крики солдат. Внезапно появилась дикая грязная фигура, бегущая вниз по склону. Это был мой новый командир взвода. Он потерял каску и стрелял из своего Стена наугад. Позади было около полудюжины людей из стрелкового взвода, выглядящих растерянными и взволнованными.
Выхватив Стен у молодого офицера, я несколько грубо затолкал его в дом и попытался выяснить, что вызвало бегство, почему он покинул оставшуюся часть взвода на холме. Но он лишь бессвязно лопотал о тяжелой атаке сотен немцев. Я приказал ему остаться на месте, а сам вернулся в окопы, где были остальные мои подчиненные.
Постепенно Стрелковый взвод просочился обратно и собирался группами, переговаривающимися в недоумении. Сначала я мог только различить, что было много стрельбы, и лейтенант сахиб кричал «Бхаго, бхаго !» (Беги, беги!). Солдаты не понимали, что происходит, поэтому повиновались приказу и убежали. Наконец вернулась небольшая группа с раненым; среди них был взбешенный индийский уоррант, именно он объяснил, что произошло.
Оказалось, что когда взвод двигался по тропинке в темноте, один из солдат наступил на шу-мину (шуцмина, Schützenmine 42 (Schü.Mi.42) или 44. м.К.), смертельную немецкую мину в деревянном корпусе и поэтому ее трудно обнаружить.
Громкий взрыв раздался прямо в середине отряда. Лейтенант подумал, что немцы нападают, и открыл огонь; шум, конечно, привлек внимание врага, и весь склон холма озарился шумным и эффектным фейерверком. Молодой офицер потерял самообладание и закричал людям бежать; но большинство из них держались твердо, отступив только по приказу своего индийского офицера.
Оглядев лица своих солдат, я понял, что нанесен серьезный удар по боевому духу эскадрона. Надо было что-то делать с лейтенантом. Я вернулся на ферму и обнаружил, что молодой человек лежит за столом, положив руки на голову. Я уже видел людей, которые поддавались чувствам в стрессовом состоянии во время боя. В Первую мировую это называлось шеллшок (контузия, шок); в этой войне - «боевая усталость, утомление». Каким бы ни было название, такое поведение было понятно у людей, находившихся в экстремальном напряжении долгое время, но я не мог принять такое оправдание для человека, который убежал в первый же раз, как услышал взрыв в ночи.
Я рывком поднял лейтенанта на ноги и выслушал его версию событий. Конечно, все было совершенно иначе: он утверждал, что они попали в засаду и войска побежали. Он признал, что кричал «Бхаго, бхаго», но сказал, что сделал это лишь для того, чтобы вытащить как можно больше людей, и перегруппироваться ниже по склону. Однако после некоторых уточнений с моей стороны он, наконец, признал правду. Взорвавшаяся мина, так близко в темноте, вызвала у него панику.
Хорошо, подумал я, все иногда пугаются; все имеют право на одну ошибку. Но эта ошибка должна быть исправлена ради морали эскадрона. Я сказал лейтенанту, что после соответствующего перерыва ему придется вернуться на холм. Когда солдаты переведут дыхание, и можно будет ожидать, что немцы снова заснули, я хотел бы, чтобы Стрелковый взвод проследовал по своему пути вверх на гору - на этот раз, не пытаясь взять пленных; это было бы слишком амбициозно.
«Вы просто совершите спокойную дисциплинированную прогулку до места, где произошел инцидент, - сказал я ему, - и посмотрите, не осталось ли там какое-нибудь наше снаряжение. Если это так, то соберете его и вернетесь на базу. Это ясно?»
Молодой лейтенант лишь посмотрел на меня.
«Это довольно просто, - сказал я, - Вопросы?»
«Нет, сэр, - ответил он, - но я ни за что не собираюсь возвращаться туда в темноте».
Конец пути. Внезапно я мысленно вернулся в ту ночь в Лондоне, когда ходил в театр перед отъездом в Индию. Я оказался в почти такой же ситуации, как командир роты в пьесе**: столкнулся с подчиненным, который категорически отказывается подчиниться приказу. Тем не менее, я едва ли мог подражать своему коллеге со сцены и тыкать пистолетом в этого молодого человека, принуждая его подчиниться «или кое-что еще». Это была бы чистая мелодрама - и на самом деле я знал, что это приведет меня к трибуналу. Кроме того, лейтенант выглядел таким испуганным.
Я задумался о возможной альтернативе. Затем вспомнил проверенное временем лекарство Британской армии, когда погода была особенно плохой или бои слишком круты, - хорошую порцию превосходного ямайского рома. Я позвал своего денщика и велел достать пару бутылок рома у квартирмейстера даффадара, а затем приготовить кружку «gunfire». «Gunfire» - это традиционное чайное варево индийского солдата - крепкое и традиционное пойло с густым сгущенным молоком «Нестле», оно вложит сердце даже в вошь; дополненное щедрой дозой рома, это мощно.
Как всегда говорила моя ирландская бабушка: «Есть много способов снять с мужчины ботинки, чем бить по голове шилейлой» (ирландская дубинка). Образно говоря, я начал снимать ботинки с молодого человека. Несколько кружек зелья, вкупе со спокойными разговорами, наконец, подняли его на ноги, скорее пошатывающегося, чем уверенного, но готового идти. Еще один глоток рома, и он ушел. Миссия выполнена, на следующее утро он уехал на попутном грузовике снабжения.
Вот, что было в моей версии Конца пути.
Солдаты 8й дивизии. Такие кадры не ассоциируются ни с Индией, ни с Италией, но именно так там и воевали.
Несколько дней агрессивного патрулирования эскадрона «А» вынудили противника отступить, и мы двинулись, чтобы занять освободившиеся позиции на вершине Монте Моро. Новые позиции немцев лежали на холме к северу, за седловиной, в центре которой стояла маленькая церковь; нам сказали, что вражеские патрули используют ее в качестве наблюдательного пункта. Я решил устроить засаду в церкви.
Корпусная разведка получила информацию, что немцы, противостоящие нам, 3я парашютная дивизия, были заменены пехотной дивизией. Она дошла до меня с приказом подтвердить это. Мне сказали, что нужно получить необходимую идентификацию - то есть пленных. Поэтому я снова собрал Стрелковый взвод. Замена молодому британскому лейтенанту еще не прибыла, и хотя индийский замкомвзвода был более чем компетентен, я решил пойти с ним.
Вместе мы продумали наш план. Индийский офицер отправится к западной стороне церкви с основной частью взвода, а я возьму трех человек и направлюсь на восточный угол, где, как мы полагали, стоял вражеский часовой; я надеялся, что если повезет, мы сможем взять его в плен. Наше планирование было затруднено тем фактом, что у нас не было возможности разведать седловину, и мы могли смотреть на церковь только в бинокль; у нас был хороший вид на западную сторону, но территория на востоке была закрыта. Еще одним разочарованием была погода - снег, слякоть и грязь затрудняли движение. Я бы предпочел отложить рейд, но приказы сверху были срочными.
Мы отправились в метель, которая постепенно превратилась в снег с дождем. Он наполовину ослепил нас, но, по крайней мере, скрыл наш подход. Мы добрались до церкви и партия разделилась. Я повел троих своих людей вправо, или на восток, и когда мы обогнули церковь, огибая стену слева, я понял, что здесь крутой обрыв.
По нашим данным, вражеский патруль обычно приходил в церковь незадолго до рассвета. Сегодня ночью они уже были там. Я увидел фигуру в пяти шагах впереди, выхватил пистолет и выстрелил. Сделав это, я начал скользить по ледяному склону, провожаемый очередями немецкого автомата. Передний кавалерист, сумевший удержаться на ногах, бросил в часового гранату, но, пока я продолжал беспомощно соскальзывать по склону, немец помчался вокруг церкви и присоединился к своим товарищам. Он ввязался в перестрелку с остальной частью стрелкового взвода.
К счастью для нас, именно в эту ночь враг отправил сюда лишь небольшой наблюдательный дозор, тогда как мы были полномасштабным боевым патрулем. Бой был коротким.
Большинство немцев отошли, но мои люди поймали двоих, когда они пытались покинуть церковь через заднюю дверь. Когда мне, в конце концов, удалось подняться по склону, солдаты кричали, что шоу уже окончено.
Идентификация двух немцев показала, что они из 3й парашютной дивизии. Разведка нашего корпуса была дезинформирована: немецкое соединение не было сменено пехотой. Через несколько дней мы были выведены и переброшены на другой участок фронта. Но мне пришлось вспомнить этот небольшой инцидент спустя много лет после окончания войны.
Я вернулся в Индию и, уйдя в отставку, был по делам в Бомбее. Однажды в воскресенье меня пригласил на ланч индийский друг в свой пляжный домик в Джуу. Мой друг недавно открыл фабрику по производству гаек и болтов совместно с немецкой фирмой, поэтому по прибытии на пляж я не был удивлен, что меня представили другому гостю, немцу по имени Фридрих Кох.
«У него была выдающаяся карьера в немецкой армии, - сказал хозяин, и со смехом добавил, - Возможно, вы когда-нибудь встречались друг с другом! »
Мы начали сравнивать воспоминания; я спросил его подразделение; он спросил про моё.
«8я индийская дивизия? - воскликнул он, - О да, я помню. Ваша нарукавная нашивка что-то вроде желтого цветка на красном фоне».
Я сказал ему, что он не ошибся, потому что клевер на нашей руке был действительно желтым на красном. Мы болтали о давно прошедших временах и местах, и оба сошлись на том, что зима 1944 года была особенно неприятной; возможно, именно так Монте Моро всплыл в разговоре.
Фридрих Кох оказался тем немецким часовым, в которого я стрелял за церковью под Монте Моро. В тот раз мы пытались убить друг друга - и вот, восемь лет спустя, мы предавались воспоминаниям за сухом мартини на пляже в Индии! Такова бесполезность войны, которая иногда смягчается случайной встречей бывших врагов. Примерно через год я проезжал через Дюссельдорф и вызвал герра Коха из аэропорта. Он пришел повидаться, и я до сих пор дорожу прекрасным набором для пикника, который он подарил мне как сувенир в память о нашей первой встрече.
Бойцы 6го уланского полка. Сверху слева - ланс-даффадар Тара Сингх чистит пистолет, Черваро, Италия, март 1944г. Сверху справа - уланы 6го в Сан Феличе, Италия, ноябрь 1943г.
Майкл Оллмэнд, впоследствии кавалер Креста Виктории (посмертно), во время службы в 6м Собственном герцога Коннаутского уланском полку. Виден черный берет Бронетанкового корпуса и полковые эмблемы.
*Генерал-майор сэр Чарльз Оффли Харви (1888-1969), рыцарь-бакалавр и кавалер многих орденов. Служил с 1908г. В 1940-42гг. был командиром 8й индийской дивизии, и, в частности, участвовал в совместной англо-советской операции в Иране. С 1946г в отставке, входил в состав правления пивоваренной компании «Гиннес», основал Ирландский институт менеджмента.
Раз упомянули первого командира, приведем и фото второго - генерал-лейтенанта сэра Дадли Расселлла, по прозвищу «Паша» (1896-1978).
Интересно, что он носит стринг-вест под кителем, а как мы знаем, они редко встречаются на фото.
** «Journey's End». Пьеса Роберта Седрика Шериффа. Инголл смотрел ее перед отправкой в Индию. Премьера состоялась в театре «Аполло» (Лондон) в декабре 1928г., с молодым Лоуренсом Оливье в главной роли. Пьеса быстро стала классикой и неоднократно экранизировалась, впервые в 1930г., самый свежий вариант - в 2017г. Так же считается, что знаменитый фильм «Асы в небе» (1976) имеет в основе это же произведение, но действие перенесено из пехоты в авиацию. В СССР пьеса была опубликована в 1935г. под названием «Конец пути».
Кадр из экранизации 2017г.
Не специалист по Германии - но быстрый гуглинг показывает, что 3й парашютной дивизии не было в Италии?