Предисловие
Чтобы узнать, удалась ли поездка к родственникам, достаточно свериться с нехитрой памяткой. Моя памятка рассчитана на лицо женского пола - мужской пол может придумать свою. Меня:
- встречали и провожали укорами «Ну что же ты такая худая!», «Ой, как ты похудела!», «У тебя все нормально?», «Ты была лучше!» (вместо меня испугался Дима)
- кормили жирной и здоровой пищей
- затарили продуктами натурального хозяйства: тушки домашней птицы, мед, самогон, соленья и четыре десятка яиц (и мы еще относительно легко отделались)
- спрашивали, когда же мы приедем по-нормальному, на недельку
- грузили (под водку) бытовухой
- заставили выпить до дна.
Напротив каждого из этих пунктов у меня стоит жирная галочка, поэтому я не сомневаюсь, что встреча с родственниками мужа удалась.
Накануне он сказал: «Сам не верю - я рад, что еду в Кантемировку!».
Поезд Москва-Назрань. Спокойная и улыбчивая ингушская проводница с чем-то материнским во взгляде. Новые комфортные купе. На уровне затылка - откидные ящики с мягкой обивкой. Открыв такой ящик, Дима воскликнул: «Да там черта лысого можно уместить!» Я посмотрела на него и ответила: «Нет, не поместится». Чай за 50 рублей. Мы брали чай и не брали сдачу - предоплата за следующий. В 10 утра поезд уже в Лисках. В окне - локомотив с надписью «XX съезду ВЛКСМ». Поля. Трактор поднимает шлейф пыли. В этих широтах уже зеленеет травка. Вдоль путей поблескивает мусор. «И тут мудаки…», - философски замечает Дима. - «Решили не отставать от наших». «Конечно», - соглашаюсь я. - «Они рассудили: «А чем мы хуже?» Мне, если я куда-то еду, обязательно нужно ориентироваться на местности. На телефонном навигаторе читаю диковинные названия: Верхний Мамон, Богучар, Ольховатка, Орлов Лог… Полдень. Россошь - столица соседнего с Кантемировским района. Нарядный вокзальчик с башенками. Длинная стоянка. Народ курит и выгуливает детей. Господь услышал мои молитвы - в нашем купе не было ни детей, ни толстых женщин, поедающих вечную дорожную курицу. Проводница разговаривает с худощавым и носатым мужчиной. Видимо, по-ингушски. Булькающий язык с гортанными звуками. Дима спросил, поняла ли я что-нибудь.
Еще час - и
Кантемировка (или Комцумировка, как иногда ее с нежностью зовет Дима). Такой же вокзальчик. Черная мраморная доска: «19 декабря 1942 года - 17 Танковый корпус, входивший в 6-ю армию Воронежского фронта, под командованием П.П.Полубоярова освободил п.Кантемировка от немецко-фашистских захватчиков». Портрет и годы жизни Полубоярова. На двери - бумажка: «Извените, дверь неисправна…» Настроение сразу улучшается. Остановка. ПАЗик из детства - рюшечки, выцветшие плакаты с роковыми женщинами. Тетя-кондуктор: «Сумки на сиденья класть нельзя!» Зато проезд - 11 р. с человека.
Окраина Кантемировки. Ж/д переезд. На переезде - домик станционного смотрителя, где жила тетя Нина, сестра Диминого отца. Она говорила: «Я живу на перекрестке трех дорог». Так и есть - три дороги. Дима сказал, что когда-нибудь напишет две книги - «На перекрестке трех дорог» и «Самогон моей матери». По-моему, достойные названия. Тетя Нина была знахаркой. К ней приходили люди, приводили детей. Она читала над святой водой молитвы и выливала воск: «Я выливаю их испуг». А с ним - застывшую в теле боль и хвори. Застывая, воск образовывал фигуры, которые помогали совместно с клиентом найти разгадку. Сократовский метод майевтики в чистом виде. Сократ называл себя «акушерка мысли». Тетя Нина была акушеркой разгадки. Дима иногда наблюдал за процессом, когда после школы приходил помогать тете Нине по хозяйству. Народа приезжало много. Едем дальше. Элеватор. Здание ПТУ, где Иван Петрович («батёк», как его называет Дима) был завучем. Примерно за год до рождения Димы, младшего сына, его перевели сюда из другого поселка и дали квартиру. Дима помнит заросли ромашек у подъезда старого двухэтажного дома. Однажды вечером Дима самозабвенно их нюхал, а его старшие брат и сестра прочесывали местность в поисках Димы. Это дает некоторое представление о высоте и густоте тех зарослей. Потом семья переехала в соседний трехэтажный дом, где нас и ждут. В числе ждавших был ленивый кот с глазами цвета тюльпанов и домашний мишка, которому около 40 лет. Хорошо, что они не умеют говорить. В противном случае я бы уже у подъезда услышала: "Ты очень похудела!!!"
Фото:
Продолжение следует.