Стерилизовали нашу кошищу...
Всё равно ни о чём другом не в состоянии ни думать, ни писать, так что пусть будет отчёт о стерилизации. Да-да, в той самой клинике на Руставели. Хирург там действительно хороший, ни убавить, ни прибавить, и кроме того, перед нами всячески расшаркались и предложили понаблюдать кошку после операции. Отнесли мы её около десяти утра, до девяти вечера Кася приходила в себя в условиях стационара. Лексеич волновался страшно, аж руки дрожали.
- Коха, коха, моя ты коха, как же тебя жалко, - говорил он. Почему-то называет её не кошка, а коха.
Конечно, принёс её - прослезиться. Отдавали цветущую отъевшуюся зверюшку, а обратно получили мученицу, враз отощавшую до бесплотности. Из попонки, голубой с сердечками, выглядывают худые трясущиеся лапки и хвост. Лежит полукольцом. Сидит в неловкой позе, оберегает пузико. Ест мало. Исправно шипит и рычит на проходящего мимо Фенюху - на того самого Фенюху, который, пока кошка спала, сидел рядом с нею и неотрывно смотрел топазовым взглядом, готовый в любой момент побежать и меня позвать. Сейчас вот орёт диким голосом под дверью, чтобы гулять отпустили. Страдащая наша.
При этом порывается прыгать. Как вот удержать от прыганья? Лапы ещё сломает...
- Коха, коха, моя ты коха, как же тебя жалко, - говорил он. Почему-то называет её не кошка, а коха.
Конечно, принёс её - прослезиться. Отдавали цветущую отъевшуюся зверюшку, а обратно получили мученицу, враз отощавшую до бесплотности. Из попонки, голубой с сердечками, выглядывают худые трясущиеся лапки и хвост. Лежит полукольцом. Сидит в неловкой позе, оберегает пузико. Ест мало. Исправно шипит и рычит на проходящего мимо Фенюху - на того самого Фенюху, который, пока кошка спала, сидел рядом с нею и неотрывно смотрел топазовым взглядом, готовый в любой момент побежать и меня позвать. Сейчас вот орёт диким голосом под дверью, чтобы гулять отпустили. Страдащая наша.
При этом порывается прыгать. Как вот удержать от прыганья? Лапы ещё сломает...