Послания Поместного Собора РПЦ 1917 - 1918 гг.
Обращения Поместного Собора 1917-18 гг. к советскому руководству
Первые декреты Советской власти были чисто демократическими: о рабочем контроле, о семье и браке, о бесплатном медицинском обслуживании, о страховании, об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Уместно остановиться на послании Собора Российской Православной Церкви от 11 ноября 1917 г. Это послание начинается с оценки октябрьских событий и действий большевиков, пришедших к власти без значительного сопротивления. В послании говорится: «Одна часть войска и народа, обольщенная обещаниями всяких земных благ и скорого мира, восстала на другую часть». Собор дал оценку и действиям Советского государства по национализации земли: «Давно уже в русскую душу проникают севы антихристовы, и сердце народное отравляется учениями, ниспровергающими веру в Бога, насаждающими зависть, алчность, хищение чужого». Негативное отношение к национализации земли было легко объяснимо, если учесть тот факт, что после Октября было национализировано более 8 млн. десятин (8275 тыс.) церковной земли, именно такое количество, которое было секуляризовано Екатериной II в 1764 г. в пользу государства. В послании содержалось неприятие выхода России из войны с Германией. Правительство, объявившее о прекращении войны, объявлялось «изменниками Родины, которые чинят неслыханное предательство России и верных союзников наших».
Непонимание собственного народа зашло настолько далеко, что 19 января 1918 г. патриарх Тихон в послании к архипастырям и всем верным чадам Российской Православной Церкви не только проклял Советскую власть, но и призвал к открытому сопротивлению и организации Союза духовных бордов. При этом указывалось, что противостояние предстоит не мирное и не духовное: «А если нужно будет, и пострадать за дело Христово зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою». На фоне этого бескомпромиссного воззвания Декрет СНК об отделении Церкви от государства и школы от Церкви от 23 января 1918 г. выглядит весьма либеральным и мягкотелым. Он ввел Православную Церковь в рамки буржуазно-либеральных норм и гарантировал, что «каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой веры, отменяются». Вводилась возможность замены (по решению суда), в силу религиозных воззрений, одной гражданской обязанности (несение воинской службы) на другую.
Опубликованный 23 января в газетах окончательный проект декрета «Об отделении Церкви от государства и школы от церкви», первоначально называвшийся «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» выглядел значительно серьёзнее, в нём уже не говорилось о золоте на митрах и клобуках и не отстаивалось право граждан на сжигание трупов, но именно он заложил основы будущего, почти бесправного положения Церкви, хотя и содержал целый ряд демократических положений, в том числе и о свободном исповедании любой религии. Однако в декрете были пункты, не связанные прямо с его основным смыслом: запрещение религиозным обществам владеть собственностью, лишение их прав юридического лица и национализация всего церковного имущества.[1] Эти положения декрета шли в явном противоречии с принципом, что религия есть частное дело граждан, т.к. частные общества сохраняли свои права. Такое явление было вызвано в первую очередь идеологическими соображениями и по мысли авторов должны были приблизить полное отмирание религии в новом обществе. Декрет не предусматривал также переходного периода. «В распоряжении Церкви, таким образом, было очень мало времени на реорганизацию своих материальных средств на новых началах, да и очень мало возможностей стать на собственные ноги в материальном отношении, не имея никакого имущества и даже права владения им».[2]
На своём заседании от 25 января Поместный Собор составил постановление, в котором говорилось: «1.Изданный Советом Народных Комиссаров декрет об отделении Церкви от государства представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против неё гонения. 2.Всякое участие как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви (в последование 73 правилу святых апостол и 13 правилу VII Вселенского Собора).»[3] Подобная деятельность Поместного собора значительно повлияла на обострение взаимоотношений Церкви и государства. Именно этот период отмечен значительным накалом непонимания в действиях двух сторон. Узнав о воззвании, В.И. Ленин дал поручение В.Д. Бонч-Бруевичу, возглавлявшему комитет по борьбе с погромами: «Сообщите ему (Тихону), что Советская власть не собирается надевать на его голову венец мученичества, но все те, кто буду распространять его произведения, будут арестовываться и предаваться суду...»[4] В официальной прессе также появилось множество материалов направленных на дискредитацию священноначалия Русской Православной Церкви. Так, откровенное непонимание и нелояльность властей поставили Православную Церковь в тяжёлые правовые условия, ибо правительство смотрело на неё как на очаг контрреволюции.
Одновременно нарастало недовольство самой Церкви религиозной политикой новых властей не только в центре но и в провинциях. Так, на состоявшемся в феврале 1918 года «местном церковном соборе» в Красноярске было заявлено о несогласии с основными положениями декрета Совнаркома от 23 января.[5] Сильное возмущение православного духовенства вызвало заявление Наркомюста, что в соответствии с декретом об отделении Церкви от государства имущество всех монастырей переходит в ведение Совдепов и потому они должны быть закрыты до «особого» распоряжения.[6]
Недовольство вызвало и постановление Наркомпроса от 18 февраля 1918 года за подписью А.В. Луначарского о запрещении преподавания в школе религии.[7] А уж тем более духовенство считало незаконным решение властей о закрытии духовных семинарий. По этому вопросу в апреле 1918 года Поместный собор направил в Совнарком специальное письмо, в котором отмечал, что подготовка священников - внутреннее дело самой церкви. Ответа на это письмо не было, так же как и на другое, направленное в СНК позднее, в мае 1918 года, по поводу закрытия женских епархиальных училищ.[8]
На Соборе в Москве были выдвинуты предложения приступить к выработке нового декрета, определяющего деятельность Церкви в обществе. В состав комиссии предлагалось обязательно включить представителей духовенства и верующих. Для того чтобы выразить эти пожелания правительству, в начале февраля 1918 года в Петроград прибыла специальная депутация Всероссийского церковного собора в составе личного представителя патриарха профессора Московской Духовной Академии Н.Д. Кузнецова, А.Д. Самарина, крестьян Малыгина и Юрьева. Проведя в Совнаркоме определённое время, они были вынуждены вернуться, их никто не принял.[9] Однако в марте того же года очередную делегацию Собора приняли представители СНК Курский, Елизаров, Бонч-Бруевич. Они заверили её, что все остальные декреты Совнаркома, касающиеся вопросов Церкви, будут разрабатываться непременно с участием представителей религиозных организаций. Такие же обещания Совнарком дал уполномоченным и других церквей и конфессий, обратившимся по подобному вопросу. 8 апреля 1918 года СНК принял решение об образовании в Наркомюсте комиссии по выработке инструкции по проведению отделения церкви от государства. В неё предписывалось включить представителей всех заинтересованных организаций, ведомств, компетентных лиц, но ничего не было сказано о необходимости привлечения для работы над проектами документов духовных лиц и верующих.
27 января 1918 г. Собор выпустил воззвание, где опять прозвучал призыв к сопротивлению: «Лучше кровь свою пролить и удостоиться венца мученического, чем допустить веру православную врагам на поругание». Для всех этих документов характерна еще одна особенность: это отсутствие какой-либо критики предшествующего строя, более того, утверждалось, что «доселе Русь называлась святою». Причиной событий, сотрясавших Россию, назывались всенародные грехи. Открыто объявляя себя врагами Советской власти, высшее руководство Православной Церкви поставило под удар весь клир, поскольку с начала Гражданской войны духовенство расстреливалось по принципу принадлежности к организации, открыто заявившей о своей борьбе с новой властью еще в мирный период. Только поражение белых армий заставило патриарха Тихона выпустить послание от 8 октября 1919 г. с призывом о невмешательстве в политическую борьбу и подчинении Советской власти. В этом послании он писал, что Церковь «подпала под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению Советского строя». Если принять во внимание предыдущие послания, то говорить о «скрытой контрреволюции» не приходится, позиция была самая, что ни на есть открытая. К концу 1920 г. Гражданская война была закончена и большевики решили, что настало время, когда можно вплотную заняться воплощением уже своей, чисто марксистской, доктрины. Именно с этого момента начнется откат назад - от народовластия к деспотическому режиму.[10]
6 (19) апреля 19-18. г. Собор откликнулся на опасные случаи обращения некоторых православных (от епископов до мирян) для решения церковных дел к враждебной Церкви гражданской власти. Это был тревожный симптом, показывавший, что традиции подчинения Церкви государству оказывались живучими даже в условиях правления богоборческого правительства, не скрывавшего своих антиклерикальных настроений. Спустя несколько лет гражданские власти сами начнут активно участвовать в церковных делах, стремясь, по известному принципу, «разделять и властвовать». В 1918 г. этого еще не было. Однако опасность возможного «сотрудничества» людей Церкви с антихристианским «миром» Собор уже почувствовал. Именно поэтому его члены предлагали епископа, противящегося высшей церковной власти и обращающегося за содействием к власти гражданской, или священнослужителя, а также низших клириков, противящихся своему епархиальному архиерею, находящемуся в единении с высшей церковной властью, наказывать вплоть до извержения из сана, а мирян - вплоть до отлучения от Церкви. Так же предполагалось наказывать службу в противоцерковных учреждениях, а равно и содействие проведению в жизнь враждебных Церкви положений Декрета о свободе совести и аналогичных ему актов.[11]
Позиция советского правительства к Церкви во многом основывалось на неправильном взгляде на нее, как на фрагмент прежней политической системы. Поэтому идейная борьба с легкостью перешла в область политической. В советском же государстве, как государстве политическом, а не правовом, в случаях, когда действующее законодательство (советское и международное) вступало в противоречие с «политической целесообразностью», предпочтение отдавалась последней[12]. И, если первоначально со стороны нового правительства, как, например, М. Ларсона, заместителя Дзержинского по ВЧК, высказывались идеи поддержки «прогрессивного духовенства» советским государством, при условии, если оно пойдет по намеченному им пути. Позднее советское правительство окончательно отказалось от такой идеи, подвергнув ее критике. «Советскому государству не нужна помощь духовенства, и ни какое духовенство не может быть прогрессивным», - писал наркомюст П.Красиков[13]. Эта политика государства к Церкви сохранилась в течение всего его существования. Одно из первых действий государства против Церкви была кампания по вскрытию мощей. Задачей не только «разоблачить контрреволюционную сущность Православной Церкви», но и лишение Церкви материальных доходов, так как они рассматривали мощи как «средство извлечения монастырями и храмами огромных доходов»[14]. Кроме того, против Церкви развернулась и юридическая кампания, начавшаяся декретом об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, который в сущности своей не несет противоречия международным демократическим понятиям. Но прежде этого Временное правительство уже принимало Постановления «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» и «О свободе совести»[15]. От 23 января 1918г. принят ленинский декрет не только отнявший у Церкви имущество и банковские вклады, но и право приобретать имущество. Даже в период спада накала в антицерковной борьбе (вторая половина 1923г.) советское правительство в лице Бухарина опровергает утверждение об отказе российских коммунистов от представлений о контрреволюционном характере любой религии. Религия во взглядах ВЧК - КГБ всегда будет рассматриваться как враг, хотя именно из их рядов будут раздаваться «трезвые» голоса о бессмысленности или бесперспективности борьбы с религией и о необходимости «лояльной режиму Церкви»[16]. Обвинение в терпимости к Церкви стояли в ряду политических преступлений. Определение ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929г. «О религиозных объединениях» законодательно закрепило ставшее к концу 20-х годов распространенным мнение, что религиозные общества не в праве заниматься какой-либо активной и социально-значимой деятельностью. Одной из главных идей постановления была резервация деятельности Церкви в рамки молитвенных зданий, не выходящая за пределы удовлетворения религиозных (обрядовых) потребностей граждан. В частности, п.12 гласит: «Общее собрание религиозных обществ и групп верующих проходит с разрешения … волисполкома или… адмоотдела». П.17: «Религиозным объединениям воспрещается: а) создавать кассу взаимопомощи … пользоваться находящимся в их распоряжении имуществом для каких-либо иных целей … б) оказывать материальную поддержку своим членам, в) организовывать как специальные детские, юношеские собрания и т. п. П. 22: «Религиозные съезды и избираемые ими исполнительные органы не имеют прав юридического лица. 3) Обладать культовым имуществом … заключать какие бы то ни было договоры и сделки[17]. Также была принята поправка к статье 4 Конституции РСФСР где «свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды» была заменена «свободой религиозных исповеданий и антирелигиозной пропагандой»[18]. Отношение к Церкви меняется только в период пред- и послевоенный, когда государству было необходимо получить перед лицом войны поддержку всего народа. Но, и это изменение не было кардинальным и внутренним, т.к. толчком послужил внешний фактор. Именно в конце 1939 года со страниц главного партийного журнала «Большевик» прозвучит утверждение, что сплошное закрытие храмов это «опаснейший авантюризм» раскалывающий «морально-политическое единство советского народа»[19]. Положение Церкви временно улучшилось, тем более что этого требовала зарубежная общественность как условие для открытия второго фронта. С этим же связаны планы Сталина о послевоенном переделе мира. Он подписал постановление ГКО, в котором религиозные организации оказались в сфере интересов советской внешней разведки[20]. Разрешенный в то время (1943г.) социальная деятельность Церкви: выборы Патриарха, издание ЖМП и т.п. мало что изменило. Советский союз успешно использовал церковные каналы для своих наступательных планов. Московская Патриархия осуществляла контроль над Православными Церквями Восточной Европы, оказывало влияние на русскую эмиграцию, служило каналом проникновения на Ближний Восток. Кроме того, как утверждает архивист Шкаровский, на основании архивов, предпринимались попытки сделать ее центром Всемирного Православия, своеобразным «Московским Ватиканом»[21]
Большинство обращений и ходатайств делегации Поместного Собора к советскому руководству в первой половине 1918 года сводились в основном к предложениям правительству, в первую очередь, отказаться от осуществления декрета 23 января 1918 года и пересмотреть всю религиозную политику. С осени 1918 - начала 1919 годов, как Высшее церковное управление, так и в целом духовенство на местах все более решительно требовали от государственных органов точного выполнения положений именно декрета об отделении церкви от государства и других актов, принятых властью в религиозной сфере. Фактически это означало постепенный отход церковных кругов от бойкота религиозной политики государства, который, как показал опыт первых месяцев 1918 года, в условиях разрастания гражданской войны неизбежно вел к усилению противостояния Церкви и Советской власти и ненужным жертвам со стороны духовенства и верующих. Отход от бойкотирования советской религиозной политики особенно ускорился после принятия народным комиссариатом юстиции 3 января 1919 года циркуляра по вопросу об отделении церкви от государства, опубликованного в «Известиях» 5 февраля того же года. В циркуляре отмечалось, что «не все работники на местах правильно понимают задачи Советской власти в деле отделения церкви от государства». Наркомюст в этом циркуляре также ориентировал местные власти при осуществлении декрета об отделении церкви от государства и инструкции от 24 августа 1918 года воздерживаться от репрессивных мер в отношении духовенства и верующих и не оскорблять их религиозных чувств. В связи с этим циркуляром Наркомюста Священный Синод в марте 1919 года обратился в управлении делами Совнаркома с заявлением, составленном в весьма корректной форме. Синод, в целом положительно оценив содержание циркуляра, назвал «особенно полезными и безотлагательно необходимыми» те его пункты, которые предусматривали корректное отношение органов власти к духовенству, «а также к местам и предметам религиозного культа». Синод также приветствовал содержащийся в циркуляре «призыв со стороны центрального правительства к представителям местной советской власти… правильно понимать задачи Советской власти в деле отделения церкви от государства».[22]
6 июля 1918 года, в день, когда было получено известие о расстреле императора Николая Второго, состоялось третье заседание последней сессии Поместного Собора РПЦ. Тогда же возникла дискуссия об уместности совершения по бывшему императору панихиды, продолжавшаяся и на следующий день. «Через две минуты после того, как частное совещание принимает решение о совершении панихиды, Собор объявляется открытым, и Святейшим патриархом Тихоном панихида совершается».[23] Этому предшествовало трагическое сообщение, в результате которого большинством голосов было принято предложение о совершении Собором панихиды об упокоении души Николая второго. Среди выступавших в поддержку панихиды были не только церковные «консерваторы», но также и те, кто считался «либералами». Например, профессор Титлинов полагал, что мало не только одной, но даже и сорока панихид: «Нравственное достоинство Собора обязывает его к тому, чтобы заклеймить это преступление и соответствующим словом. Долг Собора пред лицом русского народа и пред лицом всего мира возвысить голос против акта неслыханной жестокости».[24] Другие выступавшие обращали внимание на то, что бывший государь - помазанник Божий, молитвенно помянуть которого требует правда Божия. В итоге, 8 июля 1918 года патриарх за литургией произнес проповедь, осуждавшую совершенное злодеяние. Святейший открыто заявил, что с убийством Николая Второго (о расстреле вместе с ним семьи и слуг тогда не говорилось) христианская совесть примириться не может: «Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заключают в тюрьмы, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что к нам будут отнесены слова Спасителя нашего: Блаженны слышащие слово Божие и хранящие его». На следующий день член Собора протоиерей Лахотский призвал Собор присоединиться к словам патриарха, как ранее Собор присоединился к посланию 19 января 1918 года «об анафематствовании». По результатам работы Комиссии по канонизации святых Архиерейский Собор 2000 года одобрил к канонизации 1154 угодника, из которых 1090 были новомученики и исповедники, пострадавшие в 20 веке гонений на религию и Церковь в СССР. Среди канонизированных были император Николай Второй и его семья.
Неблагополучное духовное состояние общества и Церкви проявилось на Поместном Соборе 1917-1918 годов. Он собрался не потому, что пало препятствие в виде монархии, а потому, что церковная общественность почувствовала необходимость срочно реагировать на развивавшиеся революционные события. И, конечно же, на этом Соборе проявили себя делегаты разного духа. Поэтому при своих многих положительных достижениях, из которых главным было восстановление Патриаршества, Собор продемонстрировал и явно либеральный дух. Вот лишь несколько примеров: не было осуждено свержение православной государственности - власти Помазанника Божия; Поместный Собор 1917 - 1918 гг. не выступил в защиту арестованной Царской семьи; и даже когда Царскую семью расстреляли - была целая дискуссия, в какой форме реагировать на это преступление /.../
[1] Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и крестьянского правительства РСФСР. 1918. №18.Ст.263. Цит. по Шкаровский М.В. Указ. Соч. С.25.
[2] Титлинов Б.В. Церковь во время революции. Птг.,1924.с.116. Цит. по Шкаровский М.В. Указ. Соч. С.26.
[3] Церковные ведомости. 1918.№3-4. С.20-22.
[4] Бонч-Бруевич В.Д. Избранные атеистические произведения. М., 1973. С.142.
[5] См.: Абросенко К.П. Религия на службе контрреволюции в Сибири. Иркутск, 1938. С.19.
[6] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1989. с.46.
[7] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1989. С.47.
[8] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1989. С.47.
[9] Цит. по Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. С.47.
[10] См.: Андреева Л.А. Сакрализация власти в истории христианской цивилизации. М.: Ладомир, 2007.
[11] Фирсов С. Л. Церковь в Империи. Очерки из церковной истории эпохи Императора Николая II. - СПб.: САТИСЪ, ДЕРЖАВА, 2007. С. 92 - 93.
[12] Шадымов Д.В. Социальное служение религиозных объединений в Российской Федерации. // Православие и социальное служение. Н.Новгород. 1997. С.132.
[13] Филиппов Б.А. Государство и Церковь: детерминанты политики. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. С. 128 - 129.
[14] Кашеваров А.Н. Кампания советской власти по вскрытию святых мощей в 1918 - 1920-х гг. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. С. 79 - 80.
[15] Бовкало А.А. Февральская революция и проблемы взаимоотношения Церкви и государства //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. С. 65.
[16] Филиппов Б.А. Государство и Церковь: детерминанты политики. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. с. 131.
[17] Шадымов Д.В. Социальное служение религиозных объединений в Российской Федерации. // Православие и социальное служение. Н.Новгород. 1997.с.135.
[18] Шадымов Д.В. Социальное служение религиозных объединений в Российской Федерации. // Православие и социальное служение. Н.Новгород. 1997.с. 136.
[19] Филиппов Б.А. Государство и Церковь: детерминанты политики. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. с. 135.
[20] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь и советское государство в 1940 - 1950-х гг. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. С. 114.
[21] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь и советское государство в 1940 - 1950-х гг. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. с. 115
[22] Кашеваров В. Высшее церковное управление в 1918 1922 гг. // Русская Православная Церковь в ХХ в. Материалы конференции. Петрозаводск, 2002. С. 42-43.
[23] Кравецкий А. Г. Священный Собор 1917-1918 годов о расстреле Николая Второго. - М.: Российский Православный университет ап. Иоанна Богослова, 1995. Ученые записки. Выпуск 1. С. 102.
[24] Кравецкий А. Г. Священный Собор 1917-1918 годов о расстреле Николая Второго. - М.: Российский Православный университет ап. Иоанна Богослова, 1995. Ученые записки. Выпуск 1. С. 110.
[25] Назаров М. Русское Зарубежное Православие в эпоху ускорения апостасии // Русская Православная Церковь в ХХ в. Материалы конференции. Петрозаводск, 2002.
Источник
Первые декреты Советской власти были чисто демократическими: о рабочем контроле, о семье и браке, о бесплатном медицинском обслуживании, о страховании, об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Уместно остановиться на послании Собора Российской Православной Церкви от 11 ноября 1917 г. Это послание начинается с оценки октябрьских событий и действий большевиков, пришедших к власти без значительного сопротивления. В послании говорится: «Одна часть войска и народа, обольщенная обещаниями всяких земных благ и скорого мира, восстала на другую часть». Собор дал оценку и действиям Советского государства по национализации земли: «Давно уже в русскую душу проникают севы антихристовы, и сердце народное отравляется учениями, ниспровергающими веру в Бога, насаждающими зависть, алчность, хищение чужого». Негативное отношение к национализации земли было легко объяснимо, если учесть тот факт, что после Октября было национализировано более 8 млн. десятин (8275 тыс.) церковной земли, именно такое количество, которое было секуляризовано Екатериной II в 1764 г. в пользу государства. В послании содержалось неприятие выхода России из войны с Германией. Правительство, объявившее о прекращении войны, объявлялось «изменниками Родины, которые чинят неслыханное предательство России и верных союзников наших».
Непонимание собственного народа зашло настолько далеко, что 19 января 1918 г. патриарх Тихон в послании к архипастырям и всем верным чадам Российской Православной Церкви не только проклял Советскую власть, но и призвал к открытому сопротивлению и организации Союза духовных бордов. При этом указывалось, что противостояние предстоит не мирное и не духовное: «А если нужно будет, и пострадать за дело Христово зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою». На фоне этого бескомпромиссного воззвания Декрет СНК об отделении Церкви от государства и школы от Церкви от 23 января 1918 г. выглядит весьма либеральным и мягкотелым. Он ввел Православную Церковь в рамки буржуазно-либеральных норм и гарантировал, что «каждый гражданин может исповедовать любую религию или не исповедовать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой веры, отменяются». Вводилась возможность замены (по решению суда), в силу религиозных воззрений, одной гражданской обязанности (несение воинской службы) на другую.
Опубликованный 23 января в газетах окончательный проект декрета «Об отделении Церкви от государства и школы от церкви», первоначально называвшийся «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» выглядел значительно серьёзнее, в нём уже не говорилось о золоте на митрах и клобуках и не отстаивалось право граждан на сжигание трупов, но именно он заложил основы будущего, почти бесправного положения Церкви, хотя и содержал целый ряд демократических положений, в том числе и о свободном исповедании любой религии. Однако в декрете были пункты, не связанные прямо с его основным смыслом: запрещение религиозным обществам владеть собственностью, лишение их прав юридического лица и национализация всего церковного имущества.[1] Эти положения декрета шли в явном противоречии с принципом, что религия есть частное дело граждан, т.к. частные общества сохраняли свои права. Такое явление было вызвано в первую очередь идеологическими соображениями и по мысли авторов должны были приблизить полное отмирание религии в новом обществе. Декрет не предусматривал также переходного периода. «В распоряжении Церкви, таким образом, было очень мало времени на реорганизацию своих материальных средств на новых началах, да и очень мало возможностей стать на собственные ноги в материальном отношении, не имея никакого имущества и даже права владения им».[2]
На своём заседании от 25 января Поместный Собор составил постановление, в котором говорилось: «1.Изданный Советом Народных Комиссаров декрет об отделении Церкви от государства представляет собой, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни Православной Церкви и акт открытого против неё гонения. 2.Всякое участие как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от Церкви (в последование 73 правилу святых апостол и 13 правилу VII Вселенского Собора).»[3] Подобная деятельность Поместного собора значительно повлияла на обострение взаимоотношений Церкви и государства. Именно этот период отмечен значительным накалом непонимания в действиях двух сторон. Узнав о воззвании, В.И. Ленин дал поручение В.Д. Бонч-Бруевичу, возглавлявшему комитет по борьбе с погромами: «Сообщите ему (Тихону), что Советская власть не собирается надевать на его голову венец мученичества, но все те, кто буду распространять его произведения, будут арестовываться и предаваться суду...»[4] В официальной прессе также появилось множество материалов направленных на дискредитацию священноначалия Русской Православной Церкви. Так, откровенное непонимание и нелояльность властей поставили Православную Церковь в тяжёлые правовые условия, ибо правительство смотрело на неё как на очаг контрреволюции.
Одновременно нарастало недовольство самой Церкви религиозной политикой новых властей не только в центре но и в провинциях. Так, на состоявшемся в феврале 1918 года «местном церковном соборе» в Красноярске было заявлено о несогласии с основными положениями декрета Совнаркома от 23 января.[5] Сильное возмущение православного духовенства вызвало заявление Наркомюста, что в соответствии с декретом об отделении Церкви от государства имущество всех монастырей переходит в ведение Совдепов и потому они должны быть закрыты до «особого» распоряжения.[6]
Недовольство вызвало и постановление Наркомпроса от 18 февраля 1918 года за подписью А.В. Луначарского о запрещении преподавания в школе религии.[7] А уж тем более духовенство считало незаконным решение властей о закрытии духовных семинарий. По этому вопросу в апреле 1918 года Поместный собор направил в Совнарком специальное письмо, в котором отмечал, что подготовка священников - внутреннее дело самой церкви. Ответа на это письмо не было, так же как и на другое, направленное в СНК позднее, в мае 1918 года, по поводу закрытия женских епархиальных училищ.[8]
На Соборе в Москве были выдвинуты предложения приступить к выработке нового декрета, определяющего деятельность Церкви в обществе. В состав комиссии предлагалось обязательно включить представителей духовенства и верующих. Для того чтобы выразить эти пожелания правительству, в начале февраля 1918 года в Петроград прибыла специальная депутация Всероссийского церковного собора в составе личного представителя патриарха профессора Московской Духовной Академии Н.Д. Кузнецова, А.Д. Самарина, крестьян Малыгина и Юрьева. Проведя в Совнаркоме определённое время, они были вынуждены вернуться, их никто не принял.[9] Однако в марте того же года очередную делегацию Собора приняли представители СНК Курский, Елизаров, Бонч-Бруевич. Они заверили её, что все остальные декреты Совнаркома, касающиеся вопросов Церкви, будут разрабатываться непременно с участием представителей религиозных организаций. Такие же обещания Совнарком дал уполномоченным и других церквей и конфессий, обратившимся по подобному вопросу. 8 апреля 1918 года СНК принял решение об образовании в Наркомюсте комиссии по выработке инструкции по проведению отделения церкви от государства. В неё предписывалось включить представителей всех заинтересованных организаций, ведомств, компетентных лиц, но ничего не было сказано о необходимости привлечения для работы над проектами документов духовных лиц и верующих.
27 января 1918 г. Собор выпустил воззвание, где опять прозвучал призыв к сопротивлению: «Лучше кровь свою пролить и удостоиться венца мученического, чем допустить веру православную врагам на поругание». Для всех этих документов характерна еще одна особенность: это отсутствие какой-либо критики предшествующего строя, более того, утверждалось, что «доселе Русь называлась святою». Причиной событий, сотрясавших Россию, назывались всенародные грехи. Открыто объявляя себя врагами Советской власти, высшее руководство Православной Церкви поставило под удар весь клир, поскольку с начала Гражданской войны духовенство расстреливалось по принципу принадлежности к организации, открыто заявившей о своей борьбе с новой властью еще в мирный период. Только поражение белых армий заставило патриарха Тихона выпустить послание от 8 октября 1919 г. с призывом о невмешательстве в политическую борьбу и подчинении Советской власти. В этом послании он писал, что Церковь «подпала под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению Советского строя». Если принять во внимание предыдущие послания, то говорить о «скрытой контрреволюции» не приходится, позиция была самая, что ни на есть открытая. К концу 1920 г. Гражданская война была закончена и большевики решили, что настало время, когда можно вплотную заняться воплощением уже своей, чисто марксистской, доктрины. Именно с этого момента начнется откат назад - от народовластия к деспотическому режиму.[10]
6 (19) апреля 19-18. г. Собор откликнулся на опасные случаи обращения некоторых православных (от епископов до мирян) для решения церковных дел к враждебной Церкви гражданской власти. Это был тревожный симптом, показывавший, что традиции подчинения Церкви государству оказывались живучими даже в условиях правления богоборческого правительства, не скрывавшего своих антиклерикальных настроений. Спустя несколько лет гражданские власти сами начнут активно участвовать в церковных делах, стремясь, по известному принципу, «разделять и властвовать». В 1918 г. этого еще не было. Однако опасность возможного «сотрудничества» людей Церкви с антихристианским «миром» Собор уже почувствовал. Именно поэтому его члены предлагали епископа, противящегося высшей церковной власти и обращающегося за содействием к власти гражданской, или священнослужителя, а также низших клириков, противящихся своему епархиальному архиерею, находящемуся в единении с высшей церковной властью, наказывать вплоть до извержения из сана, а мирян - вплоть до отлучения от Церкви. Так же предполагалось наказывать службу в противоцерковных учреждениях, а равно и содействие проведению в жизнь враждебных Церкви положений Декрета о свободе совести и аналогичных ему актов.[11]
Позиция советского правительства к Церкви во многом основывалось на неправильном взгляде на нее, как на фрагмент прежней политической системы. Поэтому идейная борьба с легкостью перешла в область политической. В советском же государстве, как государстве политическом, а не правовом, в случаях, когда действующее законодательство (советское и международное) вступало в противоречие с «политической целесообразностью», предпочтение отдавалась последней[12]. И, если первоначально со стороны нового правительства, как, например, М. Ларсона, заместителя Дзержинского по ВЧК, высказывались идеи поддержки «прогрессивного духовенства» советским государством, при условии, если оно пойдет по намеченному им пути. Позднее советское правительство окончательно отказалось от такой идеи, подвергнув ее критике. «Советскому государству не нужна помощь духовенства, и ни какое духовенство не может быть прогрессивным», - писал наркомюст П.Красиков[13]. Эта политика государства к Церкви сохранилась в течение всего его существования. Одно из первых действий государства против Церкви была кампания по вскрытию мощей. Задачей не только «разоблачить контрреволюционную сущность Православной Церкви», но и лишение Церкви материальных доходов, так как они рассматривали мощи как «средство извлечения монастырями и храмами огромных доходов»[14]. Кроме того, против Церкви развернулась и юридическая кампания, начавшаяся декретом об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, который в сущности своей не несет противоречия международным демократическим понятиям. Но прежде этого Временное правительство уже принимало Постановления «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» и «О свободе совести»[15]. От 23 января 1918г. принят ленинский декрет не только отнявший у Церкви имущество и банковские вклады, но и право приобретать имущество. Даже в период спада накала в антицерковной борьбе (вторая половина 1923г.) советское правительство в лице Бухарина опровергает утверждение об отказе российских коммунистов от представлений о контрреволюционном характере любой религии. Религия во взглядах ВЧК - КГБ всегда будет рассматриваться как враг, хотя именно из их рядов будут раздаваться «трезвые» голоса о бессмысленности или бесперспективности борьбы с религией и о необходимости «лояльной режиму Церкви»[16]. Обвинение в терпимости к Церкви стояли в ряду политических преступлений. Определение ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929г. «О религиозных объединениях» законодательно закрепило ставшее к концу 20-х годов распространенным мнение, что религиозные общества не в праве заниматься какой-либо активной и социально-значимой деятельностью. Одной из главных идей постановления была резервация деятельности Церкви в рамки молитвенных зданий, не выходящая за пределы удовлетворения религиозных (обрядовых) потребностей граждан. В частности, п.12 гласит: «Общее собрание религиозных обществ и групп верующих проходит с разрешения … волисполкома или… адмоотдела». П.17: «Религиозным объединениям воспрещается: а) создавать кассу взаимопомощи … пользоваться находящимся в их распоряжении имуществом для каких-либо иных целей … б) оказывать материальную поддержку своим членам, в) организовывать как специальные детские, юношеские собрания и т. п. П. 22: «Религиозные съезды и избираемые ими исполнительные органы не имеют прав юридического лица. 3) Обладать культовым имуществом … заключать какие бы то ни было договоры и сделки[17]. Также была принята поправка к статье 4 Конституции РСФСР где «свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды» была заменена «свободой религиозных исповеданий и антирелигиозной пропагандой»[18]. Отношение к Церкви меняется только в период пред- и послевоенный, когда государству было необходимо получить перед лицом войны поддержку всего народа. Но, и это изменение не было кардинальным и внутренним, т.к. толчком послужил внешний фактор. Именно в конце 1939 года со страниц главного партийного журнала «Большевик» прозвучит утверждение, что сплошное закрытие храмов это «опаснейший авантюризм» раскалывающий «морально-политическое единство советского народа»[19]. Положение Церкви временно улучшилось, тем более что этого требовала зарубежная общественность как условие для открытия второго фронта. С этим же связаны планы Сталина о послевоенном переделе мира. Он подписал постановление ГКО, в котором религиозные организации оказались в сфере интересов советской внешней разведки[20]. Разрешенный в то время (1943г.) социальная деятельность Церкви: выборы Патриарха, издание ЖМП и т.п. мало что изменило. Советский союз успешно использовал церковные каналы для своих наступательных планов. Московская Патриархия осуществляла контроль над Православными Церквями Восточной Европы, оказывало влияние на русскую эмиграцию, служило каналом проникновения на Ближний Восток. Кроме того, как утверждает архивист Шкаровский, на основании архивов, предпринимались попытки сделать ее центром Всемирного Православия, своеобразным «Московским Ватиканом»[21]
Большинство обращений и ходатайств делегации Поместного Собора к советскому руководству в первой половине 1918 года сводились в основном к предложениям правительству, в первую очередь, отказаться от осуществления декрета 23 января 1918 года и пересмотреть всю религиозную политику. С осени 1918 - начала 1919 годов, как Высшее церковное управление, так и в целом духовенство на местах все более решительно требовали от государственных органов точного выполнения положений именно декрета об отделении церкви от государства и других актов, принятых властью в религиозной сфере. Фактически это означало постепенный отход церковных кругов от бойкота религиозной политики государства, который, как показал опыт первых месяцев 1918 года, в условиях разрастания гражданской войны неизбежно вел к усилению противостояния Церкви и Советской власти и ненужным жертвам со стороны духовенства и верующих. Отход от бойкотирования советской религиозной политики особенно ускорился после принятия народным комиссариатом юстиции 3 января 1919 года циркуляра по вопросу об отделении церкви от государства, опубликованного в «Известиях» 5 февраля того же года. В циркуляре отмечалось, что «не все работники на местах правильно понимают задачи Советской власти в деле отделения церкви от государства». Наркомюст в этом циркуляре также ориентировал местные власти при осуществлении декрета об отделении церкви от государства и инструкции от 24 августа 1918 года воздерживаться от репрессивных мер в отношении духовенства и верующих и не оскорблять их религиозных чувств. В связи с этим циркуляром Наркомюста Священный Синод в марте 1919 года обратился в управлении делами Совнаркома с заявлением, составленном в весьма корректной форме. Синод, в целом положительно оценив содержание циркуляра, назвал «особенно полезными и безотлагательно необходимыми» те его пункты, которые предусматривали корректное отношение органов власти к духовенству, «а также к местам и предметам религиозного культа». Синод также приветствовал содержащийся в циркуляре «призыв со стороны центрального правительства к представителям местной советской власти… правильно понимать задачи Советской власти в деле отделения церкви от государства».[22]
6 июля 1918 года, в день, когда было получено известие о расстреле императора Николая Второго, состоялось третье заседание последней сессии Поместного Собора РПЦ. Тогда же возникла дискуссия об уместности совершения по бывшему императору панихиды, продолжавшаяся и на следующий день. «Через две минуты после того, как частное совещание принимает решение о совершении панихиды, Собор объявляется открытым, и Святейшим патриархом Тихоном панихида совершается».[23] Этому предшествовало трагическое сообщение, в результате которого большинством голосов было принято предложение о совершении Собором панихиды об упокоении души Николая второго. Среди выступавших в поддержку панихиды были не только церковные «консерваторы», но также и те, кто считался «либералами». Например, профессор Титлинов полагал, что мало не только одной, но даже и сорока панихид: «Нравственное достоинство Собора обязывает его к тому, чтобы заклеймить это преступление и соответствующим словом. Долг Собора пред лицом русского народа и пред лицом всего мира возвысить голос против акта неслыханной жестокости».[24] Другие выступавшие обращали внимание на то, что бывший государь - помазанник Божий, молитвенно помянуть которого требует правда Божия. В итоге, 8 июля 1918 года патриарх за литургией произнес проповедь, осуждавшую совершенное злодеяние. Святейший открыто заявил, что с убийством Николая Второго (о расстреле вместе с ним семьи и слуг тогда не говорилось) христианская совесть примириться не может: «Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заключают в тюрьмы, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что к нам будут отнесены слова Спасителя нашего: Блаженны слышащие слово Божие и хранящие его». На следующий день член Собора протоиерей Лахотский призвал Собор присоединиться к словам патриарха, как ранее Собор присоединился к посланию 19 января 1918 года «об анафематствовании». По результатам работы Комиссии по канонизации святых Архиерейский Собор 2000 года одобрил к канонизации 1154 угодника, из которых 1090 были новомученики и исповедники, пострадавшие в 20 веке гонений на религию и Церковь в СССР. Среди канонизированных были император Николай Второй и его семья.
Неблагополучное духовное состояние общества и Церкви проявилось на Поместном Соборе 1917-1918 годов. Он собрался не потому, что пало препятствие в виде монархии, а потому, что церковная общественность почувствовала необходимость срочно реагировать на развивавшиеся революционные события. И, конечно же, на этом Соборе проявили себя делегаты разного духа. Поэтому при своих многих положительных достижениях, из которых главным было восстановление Патриаршества, Собор продемонстрировал и явно либеральный дух. Вот лишь несколько примеров: не было осуждено свержение православной государственности - власти Помазанника Божия; Поместный Собор 1917 - 1918 гг. не выступил в защиту арестованной Царской семьи; и даже когда Царскую семью расстреляли - была целая дискуссия, в какой форме реагировать на это преступление /.../
[1] Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и крестьянского правительства РСФСР. 1918. №18.Ст.263. Цит. по Шкаровский М.В. Указ. Соч. С.25.
[2] Титлинов Б.В. Церковь во время революции. Птг.,1924.с.116. Цит. по Шкаровский М.В. Указ. Соч. С.26.
[3] Церковные ведомости. 1918.№3-4. С.20-22.
[4] Бонч-Бруевич В.Д. Избранные атеистические произведения. М., 1973. С.142.
[5] См.: Абросенко К.П. Религия на службе контрреволюции в Сибири. Иркутск, 1938. С.19.
[6] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1989. с.46.
[7] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1989. С.47.
[8] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1989. С.47.
[9] Цит. по Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. С.47.
[10] См.: Андреева Л.А. Сакрализация власти в истории христианской цивилизации. М.: Ладомир, 2007.
[11] Фирсов С. Л. Церковь в Империи. Очерки из церковной истории эпохи Императора Николая II. - СПб.: САТИСЪ, ДЕРЖАВА, 2007. С. 92 - 93.
[12] Шадымов Д.В. Социальное служение религиозных объединений в Российской Федерации. // Православие и социальное служение. Н.Новгород. 1997. С.132.
[13] Филиппов Б.А. Государство и Церковь: детерминанты политики. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. С. 128 - 129.
[14] Кашеваров А.Н. Кампания советской власти по вскрытию святых мощей в 1918 - 1920-х гг. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. С. 79 - 80.
[15] Бовкало А.А. Февральская революция и проблемы взаимоотношения Церкви и государства //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. С. 65.
[16] Филиппов Б.А. Государство и Церковь: детерминанты политики. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. с. 131.
[17] Шадымов Д.В. Социальное служение религиозных объединений в Российской Федерации. // Православие и социальное служение. Н.Новгород. 1997.с.135.
[18] Шадымов Д.В. Социальное служение религиозных объединений в Российской Федерации. // Православие и социальное служение. Н.Новгород. 1997.с. 136.
[19] Филиппов Б.А. Государство и Церковь: детерминанты политики. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. с. 135.
[20] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь и советское государство в 1940 - 1950-х гг. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. С. 114.
[21] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь и советское государство в 1940 - 1950-х гг. //Церковь и государство в русской православной и западной латинской традициях. СПб. 1996. с. 115
[22] Кашеваров В. Высшее церковное управление в 1918 1922 гг. // Русская Православная Церковь в ХХ в. Материалы конференции. Петрозаводск, 2002. С. 42-43.
[23] Кравецкий А. Г. Священный Собор 1917-1918 годов о расстреле Николая Второго. - М.: Российский Православный университет ап. Иоанна Богослова, 1995. Ученые записки. Выпуск 1. С. 102.
[24] Кравецкий А. Г. Священный Собор 1917-1918 годов о расстреле Николая Второго. - М.: Российский Православный университет ап. Иоанна Богослова, 1995. Ученые записки. Выпуск 1. С. 110.
[25] Назаров М. Русское Зарубежное Православие в эпоху ускорения апостасии // Русская Православная Церковь в ХХ в. Материалы конференции. Петрозаводск, 2002.
Источник