Фильм Анны Меликян «Про любовь» - нравственный фашизм
Фильм Анны Меликян «Про любовь» - нравственный фашизм
Николай Лобастов, Русская народная линия
Фильм Анны Меликян «Про любовь» стал «фильмом года» за 2015 год. На кинофестивале «Золотой орел» он получил из рук Никиты Михалкова главный приз Национальной премии.
Фильм говорит прямо, откровенно, открыто... о главной проблеме, которая сегодня так беспокоит всех художников. Правильно, о сексе.
/.../
Фильм состоит из нескольких новелл про любовь, соединенных между собой сценами лекции про любовь. Это внешняя канва. Суть же фильма в том, что, во-первых, взята та любовь, которой в наше время «занимаются», а во-вторых, интонация разговора об этом выбрана неожиданная и для непривычного зрителя просто шокирующая. Это сочетание и дало притягательный для зрителя эффект. Сделано, безусловно, талантливо.
И это, заметим, не художественный прием, а прежде всего идеологический - это однозначно, как бы авторы фильма лукаво не отрекались от этого.
Итак, в чём суть этой необычной интонации?
А она вот в чём. Еще Ломоносов писал о трех стилях в русском языке - высоком, среднем и низком. Если есть верх и низ, высокое и низкое, светлое и темное, небо и земля, жизнь и смерть, горе и радость, восхождение и падение, добро и зло, - то есть и иерархия между этими полюсами. Никто на заборах арии из опер не пишет, а в консерватории частушек не горланит; на могилах не пляшет, а на дискотеке панихиду не поёт.
К любому явлению человек подходит с системой ценностей. «Кто же измеряет без эталона?» - спрашивал Гоголь. А в системе координат обязательно присутствует иерархия - это обычное уже для человека дело, тысячелетиями это не подвергалось никакому сомнению. Другое дело, что у разных людей она разная, и они об этом постоянно спорят, пытаясь прийти к единой истине. Но сама система иерархии высокого и низкого не подвергалась никакому сомнению!
На полном разрушении этого тысячелетнего принципа и построен фильм.
К сожалению, я процитировать не могу, т.к. речь идет о... вы поняли. Не хочется осквернять слух наших читателей.
Тема, кстати, могла быть выбрана и другая, ведь главное - это продемонстрировать новый либеральный принцип полного игнорирования высокого и низкого, греховного и святого, нормы и абсурда. В фильме выбрали «забойную» тему - стриптиз, эротика, порно и блуд. И всё это показано с такой интонацией, в таком ракурсе, словно это - герань, кошечки, натюрморт, гимнастика...[Spoiler (click to open)]
Ну вот достаточно невинный диалог директора и секретарши из фильма (все-таки с купюрами):
- У тебя грудь настоящая?
- Настоящая.
- Покажи.
- Не увольняйте меня...
- Давай так... Я буду тебя иногда «любить». За это покупаю тебе квартиру.
И ведется диалог серьезно, искренне, деловито, обыденно.
/.../
Первая новелла рассказывает о любви двух молодых косплей. «Косплей - читаем мы на экране, - переодевание в персонажей мультфильмов. Прототипом являются персонажи японских аниме и компьютерных игр». Полгода они... «любят» (это у них так называется), но она даже не знает имени своего разукрашенного «партнера»! Мало того, она еще с пафосом, достойным советских фильмов, напоминающим монологи Павла Корчагина, говорит нам, глядя голубыми и чистыми глазами с экрана: «Очень часто лучше не знать правды. Ну что мне с того, что его зовут Игорь, он там-то учился, у него такая-то мама... Я его люблю».
Что в её понимании - «люблю», я бы вам процитировал, но не буду...
Далее они решили провести эксперимент - смыть с себя краску, снять попугайские наряды и начать жить нормально вместе. Во-первых, он её не узнал! Во-вторых, они чуть со скуки не умерли после этого. Пришлось разбежаться. Теперь самое интересное: снова обрядившись в прототипы мультфильма, они обрели вновь любовь. Общее ликование на экране! Да еще какое!
Вывод, я думаю, сделает даже двоечник: любовь - игра. Вышли из игры в реальную жизнь - любовь исчезла. Вернулись в виртуальный мир - вот она, любовь. То есть нет любви на ваших кухнях, в вашем искусстве, в вашей жизни, в ваших традициях (о семье уж и речи нет!), бегите скорей к косплеям, где каждый имеет партнера, не зная его по имени! Ну и что, жизнь игра. Героиня полицейскому: «Вы же тоже играете». Бегите в виртуальную реальность интернета, в субкультуры эмо, готов, куда угодно. Только там - любовь!
/.../
В этой новелле есть еще одна маленькая сюжетная линия - женщина-полицейский допрашивает нашу разряженную куклу. Режиссер дает нам героиню строгую, подтянутую, суховатую, серьезную, основательную... И костюм у неё традиционный (вот ведь термин придумали - для изгоев). Но вот Химера, нет, Химея (это образ нашей героини), проницательно заметив зависть в интонации и в глазах «синего чулка», одинокой и безрадостной, предлагает ей прийти к ним на тусовку: «У нас все находят пару. И вы приходите. Вам подойдет образ Сейлармун».
Надо видеть, с каким восторгом, радостью и желанием бежит эта серьезная женщина на фестиваль к ряженым, сама обрядившись в кожу на полуголое тело, жаждуя немедленно найти партнера прямо за ширмой в соседней комнате, как это делают Химея и Тайто (моя покойная бабушка плюнула бы в этом месте).
Иерархия перевернулась. Если всё мировое искусство на протяжении всей истории всегда вело героев вверх, из заблуждений - к свету, из падений - к восстанию, из тьмы - к надежде, из грязи - к чистоте, и в этом была радость, надежда, любовь, соучастие... И вдруг мы видим обратное. И не в том дело, что видим на экране «чернуху» - к этому мы уже привыкли - а интонация фильма такова, что эта «чернуха» и есть высшая радость, свет и надежда человека. Грязь есть чистота, падение есть возвышение. Это, честно скажу, просто шокирует. Мы такого еще не видели...
/.../
Порнуха в фильме. Двое полицейских на интим (так назовем) смотрят точно так же, как у нас в деревне смотрят на двух тараканов на столе. Нет, не совсем точно... У нас в деревне при этом посмеиваются, шушукаются, кисло улыбаются... А режиссер придала актерам выражение лица иное - как у Чингачгука. Впрочем, кто же сегодня помнит Чингачгука, он же не был сексуально озабоченным.
В следующей новелле, из которой мы приводили выше диалог, директор предлагает секретарше «любить» её иногда.
Любовь за работу и за квартиру - еще один вид любви, который пропагандируется не только как возможный, но именно как желанный! Замужняя героиня имеет проблемы с увлекающимся компьютерными играми мужем. Но вот она после раздумий и денежных расчетов соглашается с предложением своего директора, и что вы думаете? Тут же отношения с мужем значительно улучшаются! Если в традиционном искусстве блуд на стороне вносил в супружеские отношения раскол, смущения, напряженность, фальшь, - то теперь вновь всё наоборот: после падения (возвышения?) продажи тела за работу и квартиру (не путать с проституцией?) устанавливаются такие нежные, теплые отношения с мужем - просто позавидуешь. Вот такой очередной рецепт любви.
Еще один сюжет - любовь на две семьи. Две «жены» героя узнают об этом и - догадаться не сложно - вновь не просто спокойно к этому относятся, а вдвоем лезут к нему в кровать... «Если сложилась такая ситуация, то надо наслаждаться втроем», - слышим мы веселый лепет. Герой опять-таки смотрит на это с лицом Шварцнеггера: ничего страшного не случилось.
Это такой якобы юмор.
И после этого нам говорят, что у нас нет идеологии. Скажут: но это же не государственная идеология, а личное мнение автора фильма. Но дали же за это Национальную премию! За то, за что в иных государства сажают. Поневоле вспомнишь советскую цензуру.
Даже у дикарей существуют табу - система запретов. Мы опускаемся ниже дикарей.
/.../
Американец Серафим Роуз писал о новом искусстве: «Модерн - закономерный итог нигилизма и либерализма». Интересно, что Роуз связывал абсурдизм с гуманизмом, выводил из него. «Это пародия на мир». «Безумие, самоубийство, рабство, убийство и разрушение - таковы итоги высокомерного философствования о «смерти Бога»«.
Конечный пункт либерализма - фашизм. «Усилия установить царство самопоклонения, - пишет Роуз, - достигли своей вершины в Гитлере». «Владычество Гитлера было совершеннейшим политическим воплощением того, с чем мы сталкиваемся в философии абсурда».
То, что нам показали в фильме «Про любовь», можно смело назвать нравственным фашизмом. Не инопланетяне служили в гитлеровской Германии, а обычные люди, культурные, любящие, кстати, кинофильмы, музыку, юмор. Так же спокойно, как в фильме блудят, они работали в газовых камерах бухгалтерами, секретаршами, истопниками - буднично, размеренно, спокойно. Потому что считали это нормальным. Сегодня так трудятся в «Шарли Эбдо». Все вокруг эмоционально возмущаются, а они спокойны, как герои фильма Меликян.
Смотрю в словаре определение фашизма. Их немало. «Фашизм - национализм, нацеленный не на возрождение нации, а на её «сотворение заново»«. Совпадает. Здесь нравственность создают заново. Еще: «Форма экстремизма». Подходит как нельзя точнее. «Патологическое отклонение в массовом и индивидуальном сознании». Вне сомнений! «Фашизм возникает на основе расовой ненависти и служит ее политически организованным выражением». А здесь ненависть к традиционной нравственности и художественное её выражение. Продолжаем читать далее: «...создаваемый мощным пропагандистским аппаратом, не гнушающимся ложью для создания нужного эффекта». Да просто братья-близнецы!
/.../
Последняя сцена, финальная: стриптиз. Идет героиня по пустынной улице в плаще, под которым голое тело. Сзади незнакомый интересный мужчина. Она оборачивается к нему и распахивает плащ. И вновь - с радостью, искренне, раскрепощенно, счастливо.... В американских фильмах раздевались в спальнях, в полумраке, наедине. Потом правда стали на кухнях, в машинах, на службе. Но раздевались с определенной целью - охота, она пуще неволи!
В нашем фильме всё иначе. Посреди улицы! Днем! Перед незнакомым мужчиной! С искренней радостью и безмерным удовольствием!
Автор, видимо, по Фрейду, всегда имела неодолимое желание раздеваться и теперь это неосуществленное желание реализовала на экране. Прав был старик Фрейд... Марксу до него далеко.
/.../
Итак, идея фильма на поверхности: зло и грех - красиво, общепринято и нормально.
Полностью:
http://ruskline.ru/special_opinion/2016/fevral/film_anny_melikyan_pro_lyubov_nravstvennyj_fashizm/
(Я повыбрасывала антисоветские выпады и просто растекания мыслию по древу)
Николай Лобастов, Русская народная линия
Фильм Анны Меликян «Про любовь» стал «фильмом года» за 2015 год. На кинофестивале «Золотой орел» он получил из рук Никиты Михалкова главный приз Национальной премии.
Фильм говорит прямо, откровенно, открыто... о главной проблеме, которая сегодня так беспокоит всех художников. Правильно, о сексе.
/.../
Фильм состоит из нескольких новелл про любовь, соединенных между собой сценами лекции про любовь. Это внешняя канва. Суть же фильма в том, что, во-первых, взята та любовь, которой в наше время «занимаются», а во-вторых, интонация разговора об этом выбрана неожиданная и для непривычного зрителя просто шокирующая. Это сочетание и дало притягательный для зрителя эффект. Сделано, безусловно, талантливо.
И это, заметим, не художественный прием, а прежде всего идеологический - это однозначно, как бы авторы фильма лукаво не отрекались от этого.
Итак, в чём суть этой необычной интонации?
А она вот в чём. Еще Ломоносов писал о трех стилях в русском языке - высоком, среднем и низком. Если есть верх и низ, высокое и низкое, светлое и темное, небо и земля, жизнь и смерть, горе и радость, восхождение и падение, добро и зло, - то есть и иерархия между этими полюсами. Никто на заборах арии из опер не пишет, а в консерватории частушек не горланит; на могилах не пляшет, а на дискотеке панихиду не поёт.
К любому явлению человек подходит с системой ценностей. «Кто же измеряет без эталона?» - спрашивал Гоголь. А в системе координат обязательно присутствует иерархия - это обычное уже для человека дело, тысячелетиями это не подвергалось никакому сомнению. Другое дело, что у разных людей она разная, и они об этом постоянно спорят, пытаясь прийти к единой истине. Но сама система иерархии высокого и низкого не подвергалась никакому сомнению!
На полном разрушении этого тысячелетнего принципа и построен фильм.
К сожалению, я процитировать не могу, т.к. речь идет о... вы поняли. Не хочется осквернять слух наших читателей.
Тема, кстати, могла быть выбрана и другая, ведь главное - это продемонстрировать новый либеральный принцип полного игнорирования высокого и низкого, греховного и святого, нормы и абсурда. В фильме выбрали «забойную» тему - стриптиз, эротика, порно и блуд. И всё это показано с такой интонацией, в таком ракурсе, словно это - герань, кошечки, натюрморт, гимнастика...[Spoiler (click to open)]
Ну вот достаточно невинный диалог директора и секретарши из фильма (все-таки с купюрами):
- У тебя грудь настоящая?
- Настоящая.
- Покажи.
- Не увольняйте меня...
- Давай так... Я буду тебя иногда «любить». За это покупаю тебе квартиру.
И ведется диалог серьезно, искренне, деловито, обыденно.
/.../
Первая новелла рассказывает о любви двух молодых косплей. «Косплей - читаем мы на экране, - переодевание в персонажей мультфильмов. Прототипом являются персонажи японских аниме и компьютерных игр». Полгода они... «любят» (это у них так называется), но она даже не знает имени своего разукрашенного «партнера»! Мало того, она еще с пафосом, достойным советских фильмов, напоминающим монологи Павла Корчагина, говорит нам, глядя голубыми и чистыми глазами с экрана: «Очень часто лучше не знать правды. Ну что мне с того, что его зовут Игорь, он там-то учился, у него такая-то мама... Я его люблю».
Что в её понимании - «люблю», я бы вам процитировал, но не буду...
Далее они решили провести эксперимент - смыть с себя краску, снять попугайские наряды и начать жить нормально вместе. Во-первых, он её не узнал! Во-вторых, они чуть со скуки не умерли после этого. Пришлось разбежаться. Теперь самое интересное: снова обрядившись в прототипы мультфильма, они обрели вновь любовь. Общее ликование на экране! Да еще какое!
Вывод, я думаю, сделает даже двоечник: любовь - игра. Вышли из игры в реальную жизнь - любовь исчезла. Вернулись в виртуальный мир - вот она, любовь. То есть нет любви на ваших кухнях, в вашем искусстве, в вашей жизни, в ваших традициях (о семье уж и речи нет!), бегите скорей к косплеям, где каждый имеет партнера, не зная его по имени! Ну и что, жизнь игра. Героиня полицейскому: «Вы же тоже играете». Бегите в виртуальную реальность интернета, в субкультуры эмо, готов, куда угодно. Только там - любовь!
/.../
В этой новелле есть еще одна маленькая сюжетная линия - женщина-полицейский допрашивает нашу разряженную куклу. Режиссер дает нам героиню строгую, подтянутую, суховатую, серьезную, основательную... И костюм у неё традиционный (вот ведь термин придумали - для изгоев). Но вот Химера, нет, Химея (это образ нашей героини), проницательно заметив зависть в интонации и в глазах «синего чулка», одинокой и безрадостной, предлагает ей прийти к ним на тусовку: «У нас все находят пару. И вы приходите. Вам подойдет образ Сейлармун».
Надо видеть, с каким восторгом, радостью и желанием бежит эта серьезная женщина на фестиваль к ряженым, сама обрядившись в кожу на полуголое тело, жаждуя немедленно найти партнера прямо за ширмой в соседней комнате, как это делают Химея и Тайто (моя покойная бабушка плюнула бы в этом месте).
Иерархия перевернулась. Если всё мировое искусство на протяжении всей истории всегда вело героев вверх, из заблуждений - к свету, из падений - к восстанию, из тьмы - к надежде, из грязи - к чистоте, и в этом была радость, надежда, любовь, соучастие... И вдруг мы видим обратное. И не в том дело, что видим на экране «чернуху» - к этому мы уже привыкли - а интонация фильма такова, что эта «чернуха» и есть высшая радость, свет и надежда человека. Грязь есть чистота, падение есть возвышение. Это, честно скажу, просто шокирует. Мы такого еще не видели...
/.../
Порнуха в фильме. Двое полицейских на интим (так назовем) смотрят точно так же, как у нас в деревне смотрят на двух тараканов на столе. Нет, не совсем точно... У нас в деревне при этом посмеиваются, шушукаются, кисло улыбаются... А режиссер придала актерам выражение лица иное - как у Чингачгука. Впрочем, кто же сегодня помнит Чингачгука, он же не был сексуально озабоченным.
В следующей новелле, из которой мы приводили выше диалог, директор предлагает секретарше «любить» её иногда.
Любовь за работу и за квартиру - еще один вид любви, который пропагандируется не только как возможный, но именно как желанный! Замужняя героиня имеет проблемы с увлекающимся компьютерными играми мужем. Но вот она после раздумий и денежных расчетов соглашается с предложением своего директора, и что вы думаете? Тут же отношения с мужем значительно улучшаются! Если в традиционном искусстве блуд на стороне вносил в супружеские отношения раскол, смущения, напряженность, фальшь, - то теперь вновь всё наоборот: после падения (возвышения?) продажи тела за работу и квартиру (не путать с проституцией?) устанавливаются такие нежные, теплые отношения с мужем - просто позавидуешь. Вот такой очередной рецепт любви.
Еще один сюжет - любовь на две семьи. Две «жены» героя узнают об этом и - догадаться не сложно - вновь не просто спокойно к этому относятся, а вдвоем лезут к нему в кровать... «Если сложилась такая ситуация, то надо наслаждаться втроем», - слышим мы веселый лепет. Герой опять-таки смотрит на это с лицом Шварцнеггера: ничего страшного не случилось.
Это такой якобы юмор.
И после этого нам говорят, что у нас нет идеологии. Скажут: но это же не государственная идеология, а личное мнение автора фильма. Но дали же за это Национальную премию! За то, за что в иных государства сажают. Поневоле вспомнишь советскую цензуру.
Даже у дикарей существуют табу - система запретов. Мы опускаемся ниже дикарей.
/.../
Американец Серафим Роуз писал о новом искусстве: «Модерн - закономерный итог нигилизма и либерализма». Интересно, что Роуз связывал абсурдизм с гуманизмом, выводил из него. «Это пародия на мир». «Безумие, самоубийство, рабство, убийство и разрушение - таковы итоги высокомерного философствования о «смерти Бога»«.
Конечный пункт либерализма - фашизм. «Усилия установить царство самопоклонения, - пишет Роуз, - достигли своей вершины в Гитлере». «Владычество Гитлера было совершеннейшим политическим воплощением того, с чем мы сталкиваемся в философии абсурда».
То, что нам показали в фильме «Про любовь», можно смело назвать нравственным фашизмом. Не инопланетяне служили в гитлеровской Германии, а обычные люди, культурные, любящие, кстати, кинофильмы, музыку, юмор. Так же спокойно, как в фильме блудят, они работали в газовых камерах бухгалтерами, секретаршами, истопниками - буднично, размеренно, спокойно. Потому что считали это нормальным. Сегодня так трудятся в «Шарли Эбдо». Все вокруг эмоционально возмущаются, а они спокойны, как герои фильма Меликян.
Смотрю в словаре определение фашизма. Их немало. «Фашизм - национализм, нацеленный не на возрождение нации, а на её «сотворение заново»«. Совпадает. Здесь нравственность создают заново. Еще: «Форма экстремизма». Подходит как нельзя точнее. «Патологическое отклонение в массовом и индивидуальном сознании». Вне сомнений! «Фашизм возникает на основе расовой ненависти и служит ее политически организованным выражением». А здесь ненависть к традиционной нравственности и художественное её выражение. Продолжаем читать далее: «...создаваемый мощным пропагандистским аппаратом, не гнушающимся ложью для создания нужного эффекта». Да просто братья-близнецы!
/.../
Последняя сцена, финальная: стриптиз. Идет героиня по пустынной улице в плаще, под которым голое тело. Сзади незнакомый интересный мужчина. Она оборачивается к нему и распахивает плащ. И вновь - с радостью, искренне, раскрепощенно, счастливо.... В американских фильмах раздевались в спальнях, в полумраке, наедине. Потом правда стали на кухнях, в машинах, на службе. Но раздевались с определенной целью - охота, она пуще неволи!
В нашем фильме всё иначе. Посреди улицы! Днем! Перед незнакомым мужчиной! С искренней радостью и безмерным удовольствием!
Автор, видимо, по Фрейду, всегда имела неодолимое желание раздеваться и теперь это неосуществленное желание реализовала на экране. Прав был старик Фрейд... Марксу до него далеко.
/.../
Итак, идея фильма на поверхности: зло и грех - красиво, общепринято и нормально.
Полностью:
http://ruskline.ru/special_opinion/2016/fevral/film_anny_melikyan_pro_lyubov_nravstvennyj_fashizm/
(Я повыбрасывала антисоветские выпады и просто растекания мыслию по древу)