Феликс Карелин: В Апокалипсисе изображено капиталистическое общество
Dec 07, 2015 02:54
Феликс Карелин. Приложение к статье "Теологический манифест": "Опыт социального анализа апокалиптических пророчеств о "царстве зверя""
// Ясно: общество, описанное в XVIII главе Апокалипсиса, основано на частной собственности и занимается интенсивным товарообменом. А это предполагает общественное разделение труда и высокую степень развития товарного производства. Далее: для покупающего населения столицы целью товарообмена является, по-видимому, приобретение самих товаров, чему оно предается с той ненасытностью, которая во времена античные была свойственна императорскому Риму, а в наше время - "обществу потребления". Что же касается "вавилонских" купцов, то для них цель товарооборота заключается в накоплении капитала.[Spoiler (click to open)] Недаром "обогатившиеся от нее" оплакивают погибающую столицу прежде всего как утраченный рынок сбыта. Плачут и рыдают о ней, "потому что товаров их никто уже не покупает". Впрочем, из речи Ангела следует, что Апокалиптический Вавилон будет не только потреблять товары, но и производить их. Слова о мастерах и мастерстве свидетельствуют о распространении в городе всевозможных ремесел, а "шум жерновов" о котором говорит Ангел, вполне может быть понят не только в собственном смысле, но и как символ всякого машинного производства вообще. Здесь будет уместным отметить, что пример подобного словоупотребления дает классическая страна капитализма. Известно, что водяное колесо (изобретенное еще в Древней Греции для приведения в действие мельничных жерновов), начиная с середины XVI века и вплоть до первой промышленной революции, широко использовалось в Англии не только в мукомольном деле, но и почти во всех других отраслях промышленности. Металлургические и металлобрабатывающие предприятия так же, как и водяные мельницы, предназначенные для помола зерна, ставились по берегам рек в местах, удобных для устройства плотин. По аналогии со своим прообразом, такие предприятия тоже назывались "мельницами". В силу этого обстоятельства в английском языке слово "мельница" (mill) приобрело значение промышленного предприятия вообще. Такое словоупотребление долго удерживалось в языке и после того, как паровой двигатель вытеснил водяное колесо. Сохранилось оно отчасти и до наших дней. Таким образом, не только свойства человеческого языка, склонного претворять конкретные термины в обещающие символы, но и сама история промышленности дают нам право утверждать, что "мельницы", оглашающие "шумом жерновов" апокалиптический Вавилон, могут быть поняты и как современные заводы. Описанное общество не может быть социалистическим, ибо основано на частной собственности, и совсем не похоже на общество феодальное. Какое же общество описано в XVIII главе Апокалипсиса? Античное? То самое, современником которого был Иоанн Богослов? (В таком случае нам пришлось бы признать, что социальный аспект апокалиптических пророчеств о "царстве зверя" лишен пророческого содержания, либо допустить, что во времена антихриста будет восстановлена рабовладельческая формация.) Или же в XVIII главе Апокалипсиса описано общество капиталистическое? Ни один из только что рассмотренных нами социальных элементов не дает достаточного основания для однозначного ответа на поставленный вопрос. Развитое товарное производство свойственно и античности, и капитализму. Купеческий капитал, сам по себе, еще не образует капиталистической формации. "Шум жерновов" может быть понят не только в широком смысле, но и в узком. Мастера и всякое мастерство свойственны античному миру не в меньшей степени, чем капиталистическому. И даже тот факт, что реестр товаров, которыми торговали купцы апокалиптического Вавилона, увенчивается "телами и душами человеческими", не приближает нас к решению вопроса. Ибо, как мы знаем, в качестве дополнительной производительной силы общества рабский труд может использоваться и при капитализме. Не говоря уже о том, что торговля "телами и душами человеческими" свойственна капиталистическому способу производства не в меньшей степени, чем рабовладельческому, хотя и совершается в скрытом виде. Пуская основную долю прибавочного продукта в оборот с целью личного обогащения, капиталист торгует мускульной и умственной силой своих работников, т.е. "телами и душами человеческими". Поскольку откровенного описания способа производства, составляющего экономический базис "царства зверя", в Откровении Иоанна Богослова не содержится, поставленный нами вопрос можно было бы считать неразрешимым... если бы не заключительные слова ангельского обличения, неожиданно проливающие яркий свет на самую суть дела. Указывая на причины осуждения апокалиптического Вавилона, Ангел говорит: "ибо купцы твои были вельможи земли, и волшебством твоим введены в заблуждение все народы". Итак, осуждение антихристовой столицы, предваряющее скорую и неминуемую погибель всего "царства зверя" в целом, имеет, согласно словам Ангела, две причины: духовную ("волшебством твоим введены в заблуждение все народы"), и социальную ("ибо купцы твои были вельможи земли"). 3 Греческое слово "мегистанес", переведенное на славянский и русский языки словом "вельможи", является неологизмом Нового Завета. Древнегреческо-русский словарь И.Х.Дворецкого (Москва, 1958 г.) указывает следующие значения слов "мегистон" и "мегиста", из которых образовалось слово "мегистанес": 1. весьма, крайне, чрезвычайно, в высшей степени; 2. могущественно; 3. важнее всего, главным образом. Пиндар употреблял "мегисто-полис", т.е. делающий города великими, Эсхил - "мегисто-тимос", окруженный величайшим почитанием. Таким образом, апокалиптические "мегистанес" - это действительно могущественнейшие из могущественных и знатнейшие из знатных, т.е. подлинно "вельможи земли" в наиболее сильном значении этих слов. Или, говоря языком социологии, крупнейшие представители господствующего класса. Вельможами Древнего Рима были, как известно, крупные рабовладельцы, которые силами рабов вели интенсивное товарное производство в своих поместьях. В обществе феодальном вельможами были крупные землевладельцы, получавшие доход от сидевших на их землях непосредственных производителей. (При азиатском варианте феодализма, когда верховным собственником земли выступало государство, вельможами, наряду с крупными землевладельцами, оказывались и высшие чины государственной бюрократии.) И только в обществе капиталистическом подлинными вельможами земли становятся крупнейшие представители третьего сословия - купцы-капиталисты во всех своих дальнейших модификациях: промышленники, банкиры, финансисты.
Таким образом, можно считать математически доказанным, что общество, описанное в XVIII главе Апокалипсиса, является обществом капиталистическим.
Какое же надо было иметь зрение, чтобы в 1 веке предвидеть возможность капиталистического строя! Да еще в наивысшей стадии его развития!
XVII и XVIII главы Откровения, пророчествующие о кратковременном расцвете и конечной погибели "Вавилона", из всех возможных типов социальной элиты знают только два: "царей" и "купцов". Первые являются правителями подчиненных народов, вторые - вельможами земли. Купцы символизируют общественный строй "Вавилона", через категорию "царей" выражается его международная политика. Столица антихристова царства "сидит на водах многих" (Откр.17.1), которые "суть люди и народы, и племена и языки" (Откр.17.15), и "царствует над земными царями" (Откр.17.18).
Ясно, что апокалиптический Вавилон - это город-спрут, капиталистическая метрополия гигантского сверхимпериалистического государства.
[Достоевский о Лондоне-Вавилоне]"Этот день и ночь суетящийся и необъятный как море город, визг и вой машин, эти чугунки, проложенные поверх домов (а вскоре и под домами), эта смелость предприимчивости, этот кажущийся беспорядок, который в сущности есть буржуазный порядок в высочайшей степени, эта отравленная Темза, этот воздух, пропитанный каменным углем, эти великолепные скверы и парки, эти страшные углы города, как Вайтчапель, с его полуголым, диким и голодным населением, Сити со своими миллионами и всемирной торговлей, кристальный дворец, всемирная выставка... Да, выставка поразительна. Вы чувствуете страшную силу, которая соединила тут всех этих бесчисленных людей, пришедших со всего мира, в едино стадо; вы сознаете исполинскую мысль; вы чувствуете, что тут что-то уже достигнуто, что тут победа, торжество. Вы даже как будто начинаете бояться чего-то. Как бы вы ни были независимы, но вам отчего-то становится страшно. Уж не это ли в самом деле достигнутый идеал? думаете вы; не конец ли тут? Не это ли уже в самом деле "едино стадо"? Не придется ли принять это и в самом деле за полную правду и занеметь окончательно? Все это так торжественно, победно и гордо, что вам начинает дух теснить. Вы смотрите на эти сотни тысяч, на эти миллионы людей, покорно текущих сюда со всего земного шара, - людей, пришедших с одною мыслью, тихо, упорно и молча толпящихся в этом колоссальном дворце, и вы чувствуете, что тут что-то окончательно совершилось, совершилось и закончилось. Это какая-то библейская картина, что-то о Вавилоне, какое-то пророчество Апокалипсиса, воочию совершающееся. Вы чувствуете, что много надо вековечного духовного отпора и отрицания, чтобы не поддаться, не подчиниться впечатлению, не поклониться факту и не обоготворить Ваала, то есть не принять существующего за свой идеал..." Так писал Достоевский в 1863 году. Писатель делился своими впечатлениями от английской столицы. 4 Как видим, моделью, сквозь которую Достоевский прозрел конкретные черты апокалиптического Вавилона, оказался огромный буржуазный город, бывший в то время столицей мировой империи. С радостной благодарностью находим мы дополнительную опору для нашей мысли в том, что выводы нашего социального анализа столь полно совпали с непосредственным впечатлением гениального художника. //