Как Сталин отнесся к фильму "Молодая гвардия". Рассказывает режиссер фильма Сергей Герасимов
Из книги Ларисы Ягунковой "Сергей Герасимов и Тамара Макарова". - М., 2006.
http://www.fire-of-war.ru/mg/p895.htm
[Spoiler (click to open)]К концу лета 1947 года двухсерийная картина была завершена. Оставалось получить разрешительное удостоверение. Каждую картину обязательно смотрел Сталин и тут же после просмотра делал замечания. Рассказывают такую историю: однажды, посмотрев историко-революционный фильм, он начал вдруг со второстепенного образа старого политкаторжанина и довольно-таки резко заговорил, что знает таких людей не понаслышке, и они совсем другие. Потом тон его совершенно изменился - начался перечень достоинств, и все свелось к тому, что фильм хороший и нужный. В заключение Сталин хотел поблагодарить режиссера. Все присутствующие завертели головами - режиссер, весьма известный и уважаемый, тоже был приглашен на просмотр. Но оказалось, что режиссера нет на месте. И вообще нет в зале. Он исчез. А ведь никто не входил и не выходил. Как же мог человек бесследно пропасть? Стали заглядывать под кресла и обнаружили режиссера между рядами в глубоком обмороке. Он потерял сознание, как только Сталин начал скептически говорить о старом политкаторжанине, и дальнейшего уже не слышал. Сталин был несколько смущен, раздосадован и просил больше режиссеров на такие просмотры не приглашать. Так что «Молодую гвардию» смотрели без Герасимова.
О дальнейшем однажды рассказал мне сам Сергей Аполлинариевич в присутствии Людмилы Федоровны Макаровой (Запись беседы от 3 июля 1977 года).
«Вызвал меня Большаков (Министр кинематографии СССР):
- Мы, кажется, того... погорели. Картину не приняли.
- Кто не принял?
- Сам. Значит, Сталин.
- Он ненавидит все, где о смерти, а у тебя первая серия кончается казнью шахтеров.
- Зачем показали одну серию? Я же просил не показывать... Почему не объяснили, что работа не завершена?
- Ну возьми и объясни. Вот вертушка - звони. И тут - черная магия! - звонок: Поскребышев (помощник И. В. Сталина).
- Где Фадеев?
Я подсказал: в Ленинграде.
- Где Герасимов?
- Здесь.
- На сегодня назначено обсуждение картины Политбюро. Прибыть к десяти вечера».
[Spoiler (click to open)]В разговор включилась Людмила Федоровна: «Пришел Сережа, тихий, спокойный:
- Люся, меня вызывает Сталин.
Я обмерла. А Тамары в Москве нет.
- Сереженька, как же?
- Ничего, Люся, ничего.
Обняла его, перекрестила. Есть не стал. Взял со стола книгу «Молодая гвардия». И пошел на автобус. Головку вот так набок наклонил и пошел. Я с балкона смотрела».
И снова - Герасимов:
«Все происходило в рабочем кабинете Сталина - из него был вход в сталинскую квартиру. Здесь собирались иногда совещания Политбюро в самом узком составе.
Сталин предложил мне сесть рядом с собой - по другую сторону сидел Берия: Напротив - Молотов, как всегда доброжелательный.
Начал Сталин:
- Мы всегда знали Герасимова как человека, обладающего чувством партийности и чувством меры. На этот раз чувство меры ему изменило.
Далее был высказан ряд претензий. Они сводились к следующему. Во-первых, коммунисты показаны поверженными и беспомощными.
- О чем они говорят? «Если бы не Сталин, где бы мы были?» А, собственно, где они находятся - в тюрьме! И дальше: «У нас было бы, как в Китае». А в Китае - освободительная война. Чему такие коммунисты могут научить?
Во-вторых, неправильно показана эвакуация:
- Что это за бегство? Наши заводы, наши люди эвакуировались организованно и планомерно. Откуда такие факты? Это историческая неправда.
В-третьих, фильм растянут. Тут я перебил:
- Это роман - любимый и читаемый; он стал настольной книгой. Надо следовать роману, а значит, нужны две серии.
Сталин усомнился в популярности романа. Он к роману остался равнодушен, высказывался о нем с долей иронии:
- Того гляди, начнут говорить, что это любимый роман Сталина.
(Так действительно говорили, когда роман получил Сталинскую премию.)
- Не надо абсолютизировать роман Фадеева. Художник кино должен создавать самостоятельное произведение, - закончил Сталин.
Резюме докладывал Молотов:
- Общее мнение таково: не освещена роль партийной организации в борьбе с захватчиками. Вместо этого чрезвычайно подробно показана паника и неорганизованность, предшествующая приходу немцев. Такой фильм выпускать нельзя.
Собственно тут впервые были сформулированы те претензии, которые вскоре были предъявлены к самому роману. Я подвел Фадеева! Его роман, в сущности, поэма, читался на одном дыхании и воспринимался, как песня, баллада. Никому и в голову не пришло подвергнуть его ревизии - таков был эмоциональный накал,
такова магия повествования. По жанру это совершенно необыкновенное произведение: эпическое и вместе с тем абсолютно документальное. А моя бытописательская манера сразу же обнаружила суть всего происходящего тогда в Краснодоне: сопротивление врагу организовали комсомольцы, мальчишки и девчонки».
«Это не совсем так, - подумала я. - Деятельность партийного подполья Краснодона началась с провала. Вот почему старшие действовали с величайшей осторожностью - но действовали! Их рекомендации принимались комсомольцами неукоснительно. Но многие операции ребята действительно разработали сами, проводя их с замечательной дерзостью и находчивостью». Хоть и чесался язычок, но я промолчала, чтобы не прерывать нить герасимовского повествования.
«Молотов от имени Политбюро предложил сократить фильм, свести две серии в одну, дописав и досняв необходимые эпизоды, в которых освещалась бы руководящая роль партийной организации. Возражать не полагалось. Но я сказал:
- В одну серию нельзя. Я не берусь.
Сталин отошел набить трубку - на маленьком столике у него лежали коробки «Герцеговины флор».
- Идиот, с кем ты споришь? - шепнул Берия.
- Ну, что, - сказал Сталин, - послушаем Герасимова.
Я заговорил. Говорил непривычно долго и запальчиво, открывал книгу, что-то цитировал - доказывал, что, по сути, перед нами эпос и нельзя выбрасывать из фильма массовые народные сцены, эвакуацию и отступление - иначе не прозвучите тема сопротивления. И вообще нельзя сводить две серии в одну, тем более, что придется кое-что доснять. Наконец, у меня так пересохло горло, что я замолк.
Сталин смотрел с интересом - кто это берется ему возражать? Страха не было - было интуитивное ощущение, что все кончится хорошо.
Время - за полночь. Все устали. Молотов предложил:
- Пусть делает две серии.
Кто-то с ним согласился. Сталин сказал:
- Вот какой упрямый человек. Ну что, дадим ему сделать две серии? Пусть работает. Важно, что мы вовремя его поправили. Лучше поговорить здесь, в узком кругу, предостеречь от ошибок, чем ждать, пока эти ошибки станут предметом общего обсуждения."
Работа над фильмом продолжалась. С учетом поправок переделывалась первая и доснималась вторая серия. Роль старого коммуниста Шульги в прекрасном исполнении украинского актера Александра Хвыли вообще ушла из фильма, а роль Валько, сыгранного Сергеем Бондарчуком, была сильно сокращена. Говорят, именно тогда на сердце Герасимова появился первый рубец - он перенес инфаркт на ногах.
В дни премьеры Сергея Аполлинариевича с Тамарой Федоровной не было в Москве - они уехали в Гагры. А премьера была громадная, всемосковская - во всех кинотеатрах разом - так, впрочем, представляли каждый новый советский фильм, их тогда было немного. Но далеко не каждый собирал пол-Москвы. Сотни людей стояли в очередях за билетами, с завистью провожая глазами коллективные группы: на «Молодую гвардию» ходили как на «Чапаева» - цехами, отделами, классами.
http://www.fire-of-war.ru/mg/p895.htm
[Spoiler (click to open)]К концу лета 1947 года двухсерийная картина была завершена. Оставалось получить разрешительное удостоверение. Каждую картину обязательно смотрел Сталин и тут же после просмотра делал замечания. Рассказывают такую историю: однажды, посмотрев историко-революционный фильм, он начал вдруг со второстепенного образа старого политкаторжанина и довольно-таки резко заговорил, что знает таких людей не понаслышке, и они совсем другие. Потом тон его совершенно изменился - начался перечень достоинств, и все свелось к тому, что фильм хороший и нужный. В заключение Сталин хотел поблагодарить режиссера. Все присутствующие завертели головами - режиссер, весьма известный и уважаемый, тоже был приглашен на просмотр. Но оказалось, что режиссера нет на месте. И вообще нет в зале. Он исчез. А ведь никто не входил и не выходил. Как же мог человек бесследно пропасть? Стали заглядывать под кресла и обнаружили режиссера между рядами в глубоком обмороке. Он потерял сознание, как только Сталин начал скептически говорить о старом политкаторжанине, и дальнейшего уже не слышал. Сталин был несколько смущен, раздосадован и просил больше режиссеров на такие просмотры не приглашать. Так что «Молодую гвардию» смотрели без Герасимова.
О дальнейшем однажды рассказал мне сам Сергей Аполлинариевич в присутствии Людмилы Федоровны Макаровой (Запись беседы от 3 июля 1977 года).
«Вызвал меня Большаков (Министр кинематографии СССР):
- Мы, кажется, того... погорели. Картину не приняли.
- Кто не принял?
- Сам. Значит, Сталин.
- Он ненавидит все, где о смерти, а у тебя первая серия кончается казнью шахтеров.
- Зачем показали одну серию? Я же просил не показывать... Почему не объяснили, что работа не завершена?
- Ну возьми и объясни. Вот вертушка - звони. И тут - черная магия! - звонок: Поскребышев (помощник И. В. Сталина).
- Где Фадеев?
Я подсказал: в Ленинграде.
- Где Герасимов?
- Здесь.
- На сегодня назначено обсуждение картины Политбюро. Прибыть к десяти вечера».
[Spoiler (click to open)]В разговор включилась Людмила Федоровна: «Пришел Сережа, тихий, спокойный:
- Люся, меня вызывает Сталин.
Я обмерла. А Тамары в Москве нет.
- Сереженька, как же?
- Ничего, Люся, ничего.
Обняла его, перекрестила. Есть не стал. Взял со стола книгу «Молодая гвардия». И пошел на автобус. Головку вот так набок наклонил и пошел. Я с балкона смотрела».
И снова - Герасимов:
«Все происходило в рабочем кабинете Сталина - из него был вход в сталинскую квартиру. Здесь собирались иногда совещания Политбюро в самом узком составе.
Сталин предложил мне сесть рядом с собой - по другую сторону сидел Берия: Напротив - Молотов, как всегда доброжелательный.
Начал Сталин:
- Мы всегда знали Герасимова как человека, обладающего чувством партийности и чувством меры. На этот раз чувство меры ему изменило.
Далее был высказан ряд претензий. Они сводились к следующему. Во-первых, коммунисты показаны поверженными и беспомощными.
- О чем они говорят? «Если бы не Сталин, где бы мы были?» А, собственно, где они находятся - в тюрьме! И дальше: «У нас было бы, как в Китае». А в Китае - освободительная война. Чему такие коммунисты могут научить?
Во-вторых, неправильно показана эвакуация:
- Что это за бегство? Наши заводы, наши люди эвакуировались организованно и планомерно. Откуда такие факты? Это историческая неправда.
В-третьих, фильм растянут. Тут я перебил:
- Это роман - любимый и читаемый; он стал настольной книгой. Надо следовать роману, а значит, нужны две серии.
Сталин усомнился в популярности романа. Он к роману остался равнодушен, высказывался о нем с долей иронии:
- Того гляди, начнут говорить, что это любимый роман Сталина.
(Так действительно говорили, когда роман получил Сталинскую премию.)
- Не надо абсолютизировать роман Фадеева. Художник кино должен создавать самостоятельное произведение, - закончил Сталин.
Резюме докладывал Молотов:
- Общее мнение таково: не освещена роль партийной организации в борьбе с захватчиками. Вместо этого чрезвычайно подробно показана паника и неорганизованность, предшествующая приходу немцев. Такой фильм выпускать нельзя.
Собственно тут впервые были сформулированы те претензии, которые вскоре были предъявлены к самому роману. Я подвел Фадеева! Его роман, в сущности, поэма, читался на одном дыхании и воспринимался, как песня, баллада. Никому и в голову не пришло подвергнуть его ревизии - таков был эмоциональный накал,
такова магия повествования. По жанру это совершенно необыкновенное произведение: эпическое и вместе с тем абсолютно документальное. А моя бытописательская манера сразу же обнаружила суть всего происходящего тогда в Краснодоне: сопротивление врагу организовали комсомольцы, мальчишки и девчонки».
«Это не совсем так, - подумала я. - Деятельность партийного подполья Краснодона началась с провала. Вот почему старшие действовали с величайшей осторожностью - но действовали! Их рекомендации принимались комсомольцами неукоснительно. Но многие операции ребята действительно разработали сами, проводя их с замечательной дерзостью и находчивостью». Хоть и чесался язычок, но я промолчала, чтобы не прерывать нить герасимовского повествования.
«Молотов от имени Политбюро предложил сократить фильм, свести две серии в одну, дописав и досняв необходимые эпизоды, в которых освещалась бы руководящая роль партийной организации. Возражать не полагалось. Но я сказал:
- В одну серию нельзя. Я не берусь.
Сталин отошел набить трубку - на маленьком столике у него лежали коробки «Герцеговины флор».
- Идиот, с кем ты споришь? - шепнул Берия.
- Ну, что, - сказал Сталин, - послушаем Герасимова.
Я заговорил. Говорил непривычно долго и запальчиво, открывал книгу, что-то цитировал - доказывал, что, по сути, перед нами эпос и нельзя выбрасывать из фильма массовые народные сцены, эвакуацию и отступление - иначе не прозвучите тема сопротивления. И вообще нельзя сводить две серии в одну, тем более, что придется кое-что доснять. Наконец, у меня так пересохло горло, что я замолк.
Сталин смотрел с интересом - кто это берется ему возражать? Страха не было - было интуитивное ощущение, что все кончится хорошо.
Время - за полночь. Все устали. Молотов предложил:
- Пусть делает две серии.
Кто-то с ним согласился. Сталин сказал:
- Вот какой упрямый человек. Ну что, дадим ему сделать две серии? Пусть работает. Важно, что мы вовремя его поправили. Лучше поговорить здесь, в узком кругу, предостеречь от ошибок, чем ждать, пока эти ошибки станут предметом общего обсуждения."
Работа над фильмом продолжалась. С учетом поправок переделывалась первая и доснималась вторая серия. Роль старого коммуниста Шульги в прекрасном исполнении украинского актера Александра Хвыли вообще ушла из фильма, а роль Валько, сыгранного Сергеем Бондарчуком, была сильно сокращена. Говорят, именно тогда на сердце Герасимова появился первый рубец - он перенес инфаркт на ногах.
В дни премьеры Сергея Аполлинариевича с Тамарой Федоровной не было в Москве - они уехали в Гагры. А премьера была громадная, всемосковская - во всех кинотеатрах разом - так, впрочем, представляли каждый новый советский фильм, их тогда было немного. Но далеко не каждый собирал пол-Москвы. Сотни людей стояли в очередях за билетами, с завистью провожая глазами коллективные группы: на «Молодую гвардию» ходили как на «Чапаева» - цехами, отделами, классами.