Богословие примирения: к столетию Великой Октябрьской социалистической революции 1
Оригинал взят у tishkovmike в Богословие примирения: к столетию Великой Октябрьской социалистической революции 1
http://ruskline.ru/opp/2017/avgust/18/bogoslovie_primireniya_k_stoletiyu_velikoj_oktyabrskoj_socialisticheskoj_revolyucii/
Богословие примирения: к столетию Великой Октябрьской социалистической революции
Протоиерей Александр Добросельский,
100-летие революции 1917 года / 18.08.2017
XX век в истории нашей страны характерен многими потрясениями. Итогом Октябрьской революции 1917 года стал переход страны под управление большевиков и падение царской власти. Что привело некогда православную монархию к такому резкому идеологическому перелому? Автор статьи анализирует общественный строй с точки зрения христианского богословия, обращаясь к наследию русского философа Н.А. Бердяева.
«Философия истории берет человека в конкретной полноте его духовной сущности, в то время как психология, физиология и другие области знания, которые тоже имеют дело с человеком, берут его не конкретно, а с отдельных лишь сторон. Философия истории берет человека в совокупности действия всех мировых сил, т. е. в величайшей полноте, в величайшей конкретности. По сравнению с этой конкретностью абстрактны все другие способы рассмотрения человека. Человеческая судьба постигается только в этом конкретном познании философии истории. Человеческая судьба в других научных дисциплинах не рассматривается, так как человеческая судьба есть совокупность действий всех мировых сил. И эта совокупность мировых сил и порождает действительность высшего порядка, которую мы именуем исторической действительностью. Это - особая и высшая духовная действительность».
Бердяев Н.А. Смысл истории[1].
I. Увядание
1. Три корня социальной вражды.
Прошло сто лет со времени Великой Октябрьской социалистической революции, или Октябрьского переворота, но и до сих пор, где-то явно, а где-то неприметно, российское общество делится на красных и белых, и это расслоение пустило три глубоких корня.
1-й - имущественный, так как после 70-ти летнего, а значит, довольно успешного опыта строительства коммунизма соблазн революционным путём «взять всё и поделить» и тем самым поддержать справедливость по-прежнему велик.
2-й - мировоззренческий, разделяющий людей по самым различным причинам, которые во всей полноте учесть не представляется возможным. К примеру, это различные (при различных общественных устроениях) степени регулирования государством экономики, политики, культуры, экологии, медицины; это и моральная обстановка, отношение к частной и общественной собственности, к наследованию имущества, возможности физических и юридических лиц, функции армии, чиновников, полиции, фискальных органов, органов власти и так далее, это и духовные стимулы к жизни и творчеству и многое другое...
3-й - религиозный, так как строительство социализма в той форме, в которой это практиковалось в России XX века, входило в непримиримое противоречие с христианством, как, впрочем, и с любым идеализмом на духовной почве. Но даже если бы вера и Церковь не преследовались в Советском Союзе, практиковавшийся коллективизм вместо соборности крайне неудобен для внутренней духовной жизни христиан, требующей личностного подхода и некоторой независимости от коллектива, «права на одиночество». Христианская соборность и социалистический коллективизм весьма различны.
От этих трёх корней отходит и вовсе не поддающаяся подсчёту разветвлённая корневая система. Чтобы эти корни не губили, но питали государственное древо, необходимо запитать их из благодатного источника.
2. От Маркса ко Христу.
В настоящее время существует серьёзная критика современной либеральной модели общества - общества капиталистического, рыночного, на передовых позициях которой находится неомарксист Иммануил Морис Валлерстайн, виднейший представитель школы мир-системного анализа. Но эта, как кажется, самая современная и серьёзная критика западного мироустройства, пророчащая скорый конец либеральной системе, опирается всё на ту же чистую экономику, и за мир-системным анализом никак не видится источника любых экономических отношений - духовности, - как бывает не видно за деревьями леса. С этой стороны Валлерстайн, как и положено марксисту, менее убедителен, чем даже Макс Вебер, хотя и более современен и «научен». Решать проблему общественного устройства возможно только через человека, рассматриваемого в контексте философии истории, более того, в контексте богословия истории, которая рассматривает человека, действительно, в совокупности всех мировых действий. Только так можно избежать общих слов и выйти на конкретику понятий и решений. Верующий же христианин скажет попросту, что никакой проблемы нельзя решить вне личности Христа.
Поэтому, выстроив выше список «по Марксу», от экономики к культуре, и завершив религией, на опыте мы, однако, вынуждены будем пойти по другому сценарию причинно-следственных связей, «по Аристотелю и Бэкону»[2], начиная с причины «конечной» - религии.
3. Корень религиозный. Причина неосвящённости общественной жизни России.
Одной из главных и уж точно первой в ряду причин, приведших к Октябрьской революции, стала отмена патриаршества, случившаяся в 1721 году. Желая убрать патриарха как конкурента во власти, обычно решительный и быстрый в действиях император Петр медлил долго, осторожничал. Будучи верующим православным христианином, он не решался отменить патриаршество в течение двадцати одного года, очевидно, понимая, что последствия могут быть непредсказуемыми и серьёзными, и только найдя богословское оправдание и поддержку иерархов самой Православной Церкви, решился заменить патриарха подчинённым государству Священным Синодом.
Действительно, как и предполагал Пётр, после этой реформы спасительность Церкви для каждого отдельного христианина никак не уменьшилась, ведь для Церкви необходимым является наличие епископов как глав поместных церквей, а они остались. Наличие же главного из епископов, патриарха, не есть догматическая, сотериологическая (необходимая для спасения душ) или административная необходимость. Не пострадало и церковное каноническое право, требующее иметь первенствующего епископа, которым стал президент (позже - первенствующий член Синода). Петр упразднил патриаршество именно как самостоятельный административный центр, способный консолидировать деятельность многочисленных епархий и могущий влиять на политическую деятельность государства. Христиане по-прежнему спасались в благодатной Православной Церкви российской. Появлялись в ней, как и прежде, святые. Но всё же непредвиденное произошло - прекратилось не только политическое влияние, прекратилось освящение общественной жизни России. С исчезновением патриаршества исчезла церковная поддержка всякой самостоятельной политической мысли и общественному творчеству, светская же власть со времени Петра устраивала жизнь страны по протестантским образцам. «Смысл "Регламента" очень прост и слишком ясен. Это есть программа Русской Реформации»[3]. Любые попытки самостоятельной православной мысли с этих пор жёстко пресекались как покушения на права государственных властей.
«Просветительница и вольтерианка Екатерина Вторая, переписывавшаяся с Вольтером и Дидро, окончательно создала те формы крепостного права, которые вызвали протест заболевшей совести русской интеллигенции ХIХ века. Влияние Запада первоначально ударило по народу и укрепило привилегированное барство. Такие люди, как Радищев, были исключением. Лишь в ХIХ веке влияния Запада на образовавшуюся русскую интеллигенцию породили народолюбие и освободительные стремления. Hо и тогда образованные и культурные слои оказались чужды народу. Нигде, кажется, не было такой пропасти между верхним и нижним слоем, как в петровской императорской России. И ни одна страна не жила одновременно в столь разных столетиях, от ХIV до ХIХ века и даже до века грядущего, до ХХI века. Россия ХVIII и ХIХ столетий жила совсем не органической жизнью. B душе русского народа происходила борьба Востока и Запада, и борьба эта продолжается в русской революции. Русский коммунизм есть коммунизм восточный. Влияние Запада в течение двух столетий не овладело русским народом... По своим понятиям о собственности русские крестьяне всегда считали неправдой, что дворяне владеют огромными землями. Западные понятия о собственности 6ыли чужды русскому народу, эти понятия были слабы даже y дворян. Земля Божья, и все трудящиеся, обрабатывающие землю, могут ею пользоваться. Наивный аграрный социализм всегда был присущ русским крестьянам»[4].
Но и в XIX веке не было свободы мысли. «Гнали Хомякова, Бухарева, Вл. Соловьева, Несмелова. Сам Митрополит Филарет был задавлен. Легче было напечатать произведения Белинского, Чернышевского, Писарева, чем богословские произведения Хомякова, чем творческую религиозную мысль»[5].
Общество стало развиваться вместе с западноевропейскими странами по протестантскому пути, в сторону сегодняшнего либерализма. Государство, сделавшее Церковь своим инструментом в государственном строительстве, но строившее общество не на православных, а на протестантских основах, в глазах граждан дискредитировало Церковь и вообще Христову правду относительно справедливого устройства общества, а альтернативой этой непроявленной правде развивалась теория атеистического социализма и коммунизма. «Вместо Tpeтьeгo Рима в России удалось осуществить Tpeтий Интернационал, и на Tpeтий Интернационал перешли многие черты Tpeтьeгo Рима. Tpeтий Интернационал есть тоже священное царство, и оно тоже основано на ортодоксальной вере[6]».«Bcя иcтopия pyccкoй интeллигeнции пoдгoтoвлялa кoммyнизм. B кoммyнизм вoшли знaкoмыe чepты: жaждa coциaльнoй cпpaвeдливocти и paвeнcтвa, пpизнaниe клaccoв тpyдящиxcя выcшим чeлoвeчecким типoм, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному миросозерцанию и целостному отношению к жизни, сектантская нетерпимость, подозрительное и враждебное отношение к культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера... Ветхий Адам остался и продолжает действовать»[7].
Во всех этих стадиях мы видим унижение личности превращением её в раба и растущий против этого протест. «Именно христианство учит, что человеческая душа cтoит дopoжe вcex цapcтв миpa, xpиcтиaнcтвo бecкoнeчнo внимaтeльнo кo вcякoмy индивидyaльнoмy чeлoвeкy и к eгo индивидyaльнoй судьбе. Чeлoвeк, вceгдa индивидyaльный и нeпoвтopяeмый, для xpиcтиaнcтвa бoлee пepвичнaя и глyбoкaя peaльнocть, чeм oбщecтвo. Чeловeк мoжeт и чacтo дoлжeн жepтвoвaть cвoeй жизнью, нo нe личнocтью, личнocть в ceбe oн дoлжeн peaлизoвaть, и жepтвa ecть ycлoвиe peaлизaции личнocти. Имeннo личнocть пpизвaнa к вeчнoй жизни, ecть зaвoeвaниe вeчнocти. Личнocть ecть дyxoвнo-peлигиoзнaя категория и oзнaчaeт зaдaчy, пocтaвлeннyю пepeд чeлoвeкoм. Личнocть ecть coвceм инoe, чeм индивидyyм, кoтopый ecть кaтeгopия биoлoгичecкaя и coциoлoгичecкaя, пoдчинeннaя чacть poдa и oбщecтвa. Личнocть жe нe мoжeт быть чacтью чeгo-либo, нe тoлькo oбщecтвa, нo и миpa, oнa ecть цeлoe. И глyбинoй cвoeй oнa пpинaдлeжит миpy дyxoвнoмy, a нe природному»[8].
Протест против рабства вылился: на Западе - в либерализм с буржуазными революциями и буржуазной идеологией, в России - в идеологию коммунизма с революцией социалистической. Виноваты в этом, конечно же, не христианство и не Церковь, но те конкретные христиане, которым было доверено управлять государствами.
Nota bene. Выстраивая в данной работе оригинальную логическую цепочку умозаключений, мы не будем, однако, оригинальны в большей части составляющих её звеньев, и в этих случаях будем использовать цитаты и упоминать имена многочисленных мыслителей. Это необходимо не столько во избежание плагиата, сколько для указания на существование соборного осмысления русским народом своей судьбы в лице лучших его представителей. Довольно часто будет цитироваться Николай Александрович Бердяев, потому что он размышлял в данном направлении, пожалуй, более всех, и на все наши «звенья» у него найдётся соответствующая мысль. Как богослов Н. А. Бердяев, конечно, не вполне православен, и вряд ли найдётся вселенский собор, с постановлениями которого он был бы вполне согласен, но как философ истории и общества он православен вполне.
4. Корень мировоззренческий
4.1. Как появился русский коммунизм.
Итак, развитие в XVIII-XIX вв. российского общественного устройства по общеевропейскому протестантскому пути в сторону современного либерализма вошло в противоречие с чаяниями православного русского народа, а не развивавшаяся теоретическая мысль православных философов, будучи подавленной государственной машиной, была подменена теорией православных русских атеистов и коммунистов[9]. «Лyчший тип кoммyниcтa, т. e. чeлoвeкa цeликoм зaxвaчeннoгo cлyжeниeм идee, cпocoбнoгo нa oгpoмныe жepтвы и нa бecкopыcтный энтyзиaзм, вoзмoжeн тoлькo вcлeдcтвиe xpиcтиaнcкoгo вocпитaния чeлoвeчecкиx дyш, вcлeдcтвиe пepepaбoтки нaтypaльнoгo чeлoвeкa xpиcтиaнcким дyxoм. Результаты этого христианского влияния нa чeлoвeчecкиe дyши, чиcтo нeзpимoгo и нaдзeмнoгo, ocтaютcя и тoгдa, кoгдa в cвoeм coзнaнии люди oткaзaлиcь oт xpиcтиaнcтвa и дaжe cтaли eгo вpaгaми. Ecли дoпycтить, чтo aнтиpeлигиoзнaя пpoпaгaндa oкoнчaтeльнo иcтpeбит cлeды xpиcтиaнcтвa в дyшax pyccкиx людeй, ecли онa yничтoжит вcякoe peлигиoзнoe чyвcтвo, тo ocyщecтвлeниe кoммyнизмa cдeлaeтcя нeвoзмoжным, ибo никтo нe пoжeлaeт нecти жepтвы, никтo нe бyдeт yжe пoнимaть жизни кaк cлyжeния cвepxличнoй цeли, и oкoнчaтeльнo пoбeдит тип шкypникa, дyмaющeгo тoлькo o cвoиx интepecax»[10].
Но пока этого не произошло, атеистические социализм и коммунизм весьма безыскусно переносили ценности духовной жизни христиан в социальную сферу: просто взять и сделать всех равными, как в Царствии Небесном, и чтобы ни зависти, ни злости, и никакой нужды, и чтобы даже смерть была побеждена. Однако эти мечты оказываются неосуществимыми по причине совсем не райской, отпадшей от Бога природы мира и человека. Революционеры не ощущали всю безнадёжную трагичность повреждённости злом и принципиальную невозможность искоренения этого зла. «Окончательное осуществление царства Божия в этом мире невозможно и предполагает преображение мира, новое небо и новую землю. При этом представители исторического христианства, т. е. приспособленного к условиям этого мира, совсем не гнушались царством этого мира, царством кесаря. Наоборот, они признавали царство кесаря своим, сакрализировали его. И это было царство кесаря, наиболее далекое и от христианской правды и от правды просто человеческой, не знавшее справедливости и человечности. Такими были в прошлом "христианские государства", христианские теократии, восточные и западные»[11].
«Мечта о совершенном социальном строе на земле есть ложная и тираническая мечта, враждебная свободе человеческого духа. И опыт осуществления этой мечты должен привести к парадоксу - к новой мечте о несовершенном социальном строе, в котором будет допущена некоторая свобода зла как условие свободы добра»[12].То есть устроители общества должны учитывать принципиальную неискоренимость зла в его полноте, видеть то, как это зло можно обойти или купировать, а где действительно возможно его искоренить, и видеть эту проблему способны только реалисты, то есть христиане, да и то только самые искусные из них. Но и христиане оказались подобными же, как и революционеры, максималистами[13]. Только, в отличие от атеистов-утопистов, верующие реалисты понимали сложность пути, оттого опускали руки. Причина в том, что «божественное откровение приходит из иного мира, и оно трудно для этого мира, оно требует движения по линии наибольшего сопротивления. Но христиане сделали все, чтобы противники христианства признали его религией нереализуемой. Они страшно злоупотребили этой нереализуемостью христианства на земле, успокоили себя идеей страшной трудности. Христиане сделали самые дурные выводы из учения о греховности человеческой природы. Это можно выразить так, что смирялись перед грехом и создали систему приспособления к греху»[14]. Кроме того, как уже было сказано выше, по рукам тех христиан, которые пытались что-то делать, били...
4.2. Как появился западный либерализм.
Но если происхождение коммунизма более-менее очевидно из многочисленных теоретических трудов и из сознательно создаваемых исторических ситуаций, то происхождение либерализма было во многом побочным и стихийным процессом, не имело столь же явных теоретических источников и требует некоторого прояснения. Необходимо оно в силу того, что из либерализма вырос капитализм, он же - так называемая рыночная экономика, в которой мы сейчас влачим своё существование...
Действительно, никто либерализм целенаправленно не разрабатывал, так каким образом он возник? Ведь люди всегда стремились быть свободными, но почему это стремление приняло формы либерализма, а не какого-нибудь иного «изма»?
Большинство историков указывают источником либерализма гуманизм, однако механизм его возникновения обнаруживается только в период Реформации.
Протестанты, совершив в XVI веке религиозную революцию против католического миропорядка, Реформацию, отрицая юридизм доброделания, провозгласили, что спасение даруется человеку не за добрые дела, но только по вере во Христа, потому что божественная Благодать, которая Единственная может формировать человека по божественному подобию, ниспосылается Христом только верующим в Него. Добрые же дела верующими в Спасителя делаются сами собою, как само собою, естественным образом, получается дышать живому человеку. Это мнение, конечно же, верное, но с оговоркой: верующий есть не тот, кто верует, что Иисус Христос есть истинный Бог (ведь «и бесы веруют, и трепещут» (Иак.2:19), но тот, кто живёт Христом, разделяя его духовную жизнь.
Получилось же так, что протестантизм, отвергнув вместе с ненавистным ему католичеством весь накопленный христианами опыт (в том числе и православный) напряженной («Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Матф.11:12) духовной жизни, излагаемый в церковном Предании, привел к тому, что среднестатистический протестант уверен в своем спасении только потому, что верит в наличие Бога по имени Иисус Христос, и в дополнение к этой вере, делает время от времени какие-нибудь «добрые» дела. Ведь все, что остается такому «спасенному» христианину делать на Земле - чтобы не потерять уже полученное по вере во Христа спасение, - это жить достойно, быть примером в семейной и профессиональной жизни и т.д., то есть делать добрые дела[15]. То, что именно к такой комфортной, а потому бездуховной жизни приучила христиан протестантская церковь (об истинной же жизни во Христе, о постоянном напряжённом духовном делании добрым христианам остаётся только самим догадываться), впервые наиболее адекватно осознал и описал родоначальник христианского экзистенциального богословия Кьеркегор, возопивший об этом из недр благополучной лютеранской Дании.
Так появились характерные черты протестантского мира: деловой задор и стремление к успеху (ведь без успеха невозможно убедиться в правильном замысле и исполнении дела). Христианин-протестант стал делать добрые дела «в дополнение» к вере, а веру свёл к исповеданию Христа-Бога и к переживанию этого факта как собственного вечного спасения. Самое печальное последствие этих ошибок заключается в том, что вера и дела перестали быть для протестантов единым целым, так что перестали быть единым целым вера и жизнь (экзистенция). Более понятными для современного русского православного человека словами можно сказать так: жизнь христианина и его деятельность перестали быть стяжанием Духа Святого. В этом заключена сущность произошедшей трагедии, и понять её непросто, но необходимо. Понять сущность этой трагедии может только тот, кто имел хоть небольшой опыт истинной духовной жизни, или хотя бы в теории понять это может тот, кто имеет развитую метафизическую интуицию.
Каждый протестант, не имея соборного церковного разума, стал жить верой своей маленькой церкви единомышленников, собственной верой и своим представлением о необходимых для спасения добрых делах. Следовательно, каждым стали преследоваться свои, кажущиеся благими, цели, мир Реформации разделился на отдельных индивидуумов, и только благодаря великому закону необходимости и просвещающему всех Логосу он не рвётся окончательно по швам. Ведь Дух Божий больше не связывает протестантский христианский мир в единую Церковь с определёнными очертаниями, этому мешает фрагментированное сознание христиан. И с этим протестантский мир смирился, найдя тому объяснения, как естественному следствию трудной достижимости Бога, к Которому таинственно продвигается каждый свойственными только ему путями, и если эти пути истинны, то таковой христианин принадлежит невидимой, но истиной Церкви... Некоторые, однако, с этим не смирились и отстаивали правоту своей маленькой церкви. У других ощущение такого положения дел как катастрофы вылилось в своеобразный протестантизм против протестантизма - в харизматическое движение как попытку решительно порвать с бесконечным рационализмом - размышлением о правоте собственных представлений каждого об истинности своего понимания христианства. Ведь невозможно жить по теории, которую даже никак не сформулировать до конца... Но это движение, очевидно, уводит от истины ещё дальше, чем рационализм.
Для многих всё описанное - всего лишь отвлечённые богословские тонкости или история, не актуальная и не осознаваемая в своем трагизме, но масштаб произошедших изменений был глобален. Образовалась огромная цивилизационная воронка, втягивающая в себя весь мир, поспешающий за протестантской цивилизацией и боящийся опоздать и проиграть своё бытие столь активным конкурентам. Христианская Европа стала рабою непосильного, неоправданного, неполезного и не богоугодного труда. Труд и обогащение, следующее за ним, не управляются Духом Святым, не освящаются, живут по своим «рыночным» законам добавленной стоимости. Да и добрые дела, творимые в отрыве от Бога, становятся неуклюжими, неуместными и малополезными, часто оборачиваются злом. Человечество, и так всегда стремящееся к земному благополучию и никогда его не достигающее, устремилось к нему с ещё большим рвением, получив тому богословское оправдание, благословение или хотя бы пример для подражания...
Возникшее вместо соборного церковного сознания общественное сознание протестантской Европы стало убеждено, что слова Христа «кто не собирает со Мною, тот расточает» (Матф.12:30) после принятия веры во Христа исполняются как бы автоматически и не требуют особенных усилий и не имеют особенных признаков (кроме «успеха»), отчего и всё делаемое приобрело характер произвольный, чисто человеческий, спорный.
4.3. Природа либерализма. Либерализм как новая ветхость.
Итак, либерализм возник в период религиозной Реформации на псевдособорном основании веры в то, что всё, что делает верующий во Христа, он делает автоматически вместе со Христом и не ошибается, что в самом деле бывает совсем не так. Возникла ситуация, при которой христианская нравственность, конечно, служит некоторой гарантией от откровенно злых поступков, но точность, то есть непогрешимость исполнения добра, необратимо теряется. Христианин становится склонным оправдывать свои поступки своей совестью вместо того, чтобы проверять свою совесть соборным сознанием Церкви.
Теперь любое ограничение личной свободы, кроме случаев, когда личность ограничивает личную свободу другой личности, стало отвергаться как покушение на духовную жизнь человека, препятствие богообщению и спасению души в вечности. Возникла некая оптимистическая иллюзия, что все христиане, конечно, кроме католиков, поступают правильно, если только они не злодеи, а христиане злодеями не бывают. Поэтому при многих положительных моментах, возникших при исправлении закостенелой ситуации в католической Европе, возникли и многие отрицательные моменты, которые на начальных стадиях, конечно же, были малозаметны и как явное зло проявляются тем больше, чем больше проходит времени. Например, окончательно был отвергнут запрет на ростовщичество и оправдано накопление материальных благ, что привело к существованию «игры» деньгами в банковской сфере и к обнищанию пролетариата. Отсюда возникла благодатная почва для марксизма, стремящегося «исправить» эту ситуацию мессианским обожествлением класса пролетариата. С другой стороны, произошло горделивое отождествление поступков человека с поступками Бога («если я христианин, значит всё, что я делаю, делает и Бог»), что привело к возникновению классической немецкой философии с её обожествлением человека и, наконец, творением Бога по образу и подобию человека (у Фейербаха), а затем и фашизма. Затем христианская цивилизация была втянута в противостояние между наследниками Маркса и наследниками великой классической немецкой философии, и пролилось море крови. Русские же люди поддались на искушение марксизмом даже с большей лёгкостью, чем европейцы. Остаётся благодарить Бога, что православие удержало нас от искушения пойти за наследием немецкой классической философии, оказавшейся значительно ближе западному европейцу.
Русский философ Константин Леонтьев убедительно показал, что либерализм - многоголовая гидра. Отдельные ее головы называются «Прогресс», «Демократия», «Конституция», «Парламентаризм», «Промышленность», «Техника», «Наука», «Равенство», «Справедливость», «Пацифизм», «Образование», «Национализм» и так далее. Многие названия, на первый взгляд, несут большой позитивный смысл и заряд. Что, например, плохого можно усмотреть в науке или образовании, технике и промышленности? Ведь они служат людям, делают их умнее, облегчают жизнь, способствуют росту благосостояния. Но, как говорится, благими намерениями дорога вымощена в ад. Леонтьев из тех немногих людей, которые на веру ничего не принимают, которые к научным «аксиомам» относятся крайне осторожно, а «догматы» образования ставят под сомнение[16]. Христиане не имеют ничего против прогресса (как улучшения быта), демократии (как соборности управления), конституции (как прописанного закона), парламентаризма (как государственного органа), промышленности, техники, науки, равенства, справедливости, пацифизма, образования, национализма и прочего подобного, но воспринимают все эти явления как бы по-своему, по-христиански. Либерализм - это, по значению самого слова, есть «свобода», но свобода от чего? И это наводит на мысль, что либерализм - это некая свобода от Бога, при всей сохраняющейся благовоспитанности и благонамеренности, и склонности к морали, это инерция из области добра в сторону распада, это творение идолов из необходимых для существования явлений. Некая «скованность», происходящая от богообщения, однажды исчезла и «освободила» человека для либерализма, предоставила для него возможность действовать «свободнее», служа тому, что ранее служило ему. Либерализм начинается там, где не стыдно каких-либо сущих мелочей. Из аскетики известно, как легко и просто оскорбить Бога и остаться безбожником, и никаких особенных преступления для этого совершать не нужно. Достаточно всего лишь потерять благоговение, побездельничать и подармоедничать, искать удовольствий и от людей, и от Бога, стремиться к независимости от обязанностей и от любых властей, начиная с семьи. Затем это - свобода нагрубить случайному встречному, ругнуться матом, сказать пошлость, осуждать Церковь и правительство и требовать у государства удовлетворения всех своих бесконечных потребностей и желаний, обвинять всех в своих бедах и неудовольствиях и так далее. Затем - уже не стыдно использовать кого-нибудь в своих интересах, зарабатывать, пользуясь наивностью и доброжелательностью ближних и так далее.
Либерал может считать себя и христианином, но служить при этом прогрессу, демократии, конституции, парламентаризму, промышленности, технике, науке, равенству и прочему, а христианину это всё, наоборот, служит. И ничего во всех этих случаях преступным он не признаёт, потому что ничего уголовно наказуемого в этом поведении нет. Ведь либерал - не уголовник, не убивает никого и не грабит, либерал всего лишь признаёт свои права, а обязанностей своих, там, где это только возможно, не признаёт. Либерализм весьма близок к свободе в Боге, и, наоборот, следующая после либерализма свобода в сторону от Бога - это уже свобода творить уголовные преступления.
Либеральные свободы - это свобода конкуренции и предпринимательства в форме соревнования эгоизмов, погоня за правами и стоящими за ними удовольствиями и благами, предпочтение индивидуального общественному, стремление к неограниченному потреблению благ, превалирование деловых качеств над духовными, наконец, предпочтение в человеке образа Божия подобию Божию и тем самым потеря обоих.
Христианин - либерал наполовину, но признающий множество возложенных на него обязанностей. Либерал служит тому, что предназначено служить христианину, потому что любая свобода обратной стороной своей имеет несвободу - определённые обязанности. Христианин же служит Богу, и тогда явления действительности или, если употреблять философский язык, вещи служат христианину, потому что христианин признаёт не только права, но и соответствующие им обязанности.
http://ruskline.ru/opp/2017/avgust/18/bogoslovie_primireniya_k_stoletiyu_velikoj_oktyabrskoj_socialisticheskoj_revolyucii/
Богословие примирения: к столетию Великой Октябрьской социалистической революции
Протоиерей Александр Добросельский,
100-летие революции 1917 года / 18.08.2017
XX век в истории нашей страны характерен многими потрясениями. Итогом Октябрьской революции 1917 года стал переход страны под управление большевиков и падение царской власти. Что привело некогда православную монархию к такому резкому идеологическому перелому? Автор статьи анализирует общественный строй с точки зрения христианского богословия, обращаясь к наследию русского философа Н.А. Бердяева.
«Философия истории берет человека в конкретной полноте его духовной сущности, в то время как психология, физиология и другие области знания, которые тоже имеют дело с человеком, берут его не конкретно, а с отдельных лишь сторон. Философия истории берет человека в совокупности действия всех мировых сил, т. е. в величайшей полноте, в величайшей конкретности. По сравнению с этой конкретностью абстрактны все другие способы рассмотрения человека. Человеческая судьба постигается только в этом конкретном познании философии истории. Человеческая судьба в других научных дисциплинах не рассматривается, так как человеческая судьба есть совокупность действий всех мировых сил. И эта совокупность мировых сил и порождает действительность высшего порядка, которую мы именуем исторической действительностью. Это - особая и высшая духовная действительность».
Бердяев Н.А. Смысл истории[1].
I. Увядание
1. Три корня социальной вражды.
Прошло сто лет со времени Великой Октябрьской социалистической революции, или Октябрьского переворота, но и до сих пор, где-то явно, а где-то неприметно, российское общество делится на красных и белых, и это расслоение пустило три глубоких корня.
1-й - имущественный, так как после 70-ти летнего, а значит, довольно успешного опыта строительства коммунизма соблазн революционным путём «взять всё и поделить» и тем самым поддержать справедливость по-прежнему велик.
2-й - мировоззренческий, разделяющий людей по самым различным причинам, которые во всей полноте учесть не представляется возможным. К примеру, это различные (при различных общественных устроениях) степени регулирования государством экономики, политики, культуры, экологии, медицины; это и моральная обстановка, отношение к частной и общественной собственности, к наследованию имущества, возможности физических и юридических лиц, функции армии, чиновников, полиции, фискальных органов, органов власти и так далее, это и духовные стимулы к жизни и творчеству и многое другое...
3-й - религиозный, так как строительство социализма в той форме, в которой это практиковалось в России XX века, входило в непримиримое противоречие с христианством, как, впрочем, и с любым идеализмом на духовной почве. Но даже если бы вера и Церковь не преследовались в Советском Союзе, практиковавшийся коллективизм вместо соборности крайне неудобен для внутренней духовной жизни христиан, требующей личностного подхода и некоторой независимости от коллектива, «права на одиночество». Христианская соборность и социалистический коллективизм весьма различны.
От этих трёх корней отходит и вовсе не поддающаяся подсчёту разветвлённая корневая система. Чтобы эти корни не губили, но питали государственное древо, необходимо запитать их из благодатного источника.
2. От Маркса ко Христу.
В настоящее время существует серьёзная критика современной либеральной модели общества - общества капиталистического, рыночного, на передовых позициях которой находится неомарксист Иммануил Морис Валлерстайн, виднейший представитель школы мир-системного анализа. Но эта, как кажется, самая современная и серьёзная критика западного мироустройства, пророчащая скорый конец либеральной системе, опирается всё на ту же чистую экономику, и за мир-системным анализом никак не видится источника любых экономических отношений - духовности, - как бывает не видно за деревьями леса. С этой стороны Валлерстайн, как и положено марксисту, менее убедителен, чем даже Макс Вебер, хотя и более современен и «научен». Решать проблему общественного устройства возможно только через человека, рассматриваемого в контексте философии истории, более того, в контексте богословия истории, которая рассматривает человека, действительно, в совокупности всех мировых действий. Только так можно избежать общих слов и выйти на конкретику понятий и решений. Верующий же христианин скажет попросту, что никакой проблемы нельзя решить вне личности Христа.
Поэтому, выстроив выше список «по Марксу», от экономики к культуре, и завершив религией, на опыте мы, однако, вынуждены будем пойти по другому сценарию причинно-следственных связей, «по Аристотелю и Бэкону»[2], начиная с причины «конечной» - религии.
3. Корень религиозный. Причина неосвящённости общественной жизни России.
Одной из главных и уж точно первой в ряду причин, приведших к Октябрьской революции, стала отмена патриаршества, случившаяся в 1721 году. Желая убрать патриарха как конкурента во власти, обычно решительный и быстрый в действиях император Петр медлил долго, осторожничал. Будучи верующим православным христианином, он не решался отменить патриаршество в течение двадцати одного года, очевидно, понимая, что последствия могут быть непредсказуемыми и серьёзными, и только найдя богословское оправдание и поддержку иерархов самой Православной Церкви, решился заменить патриарха подчинённым государству Священным Синодом.
Действительно, как и предполагал Пётр, после этой реформы спасительность Церкви для каждого отдельного христианина никак не уменьшилась, ведь для Церкви необходимым является наличие епископов как глав поместных церквей, а они остались. Наличие же главного из епископов, патриарха, не есть догматическая, сотериологическая (необходимая для спасения душ) или административная необходимость. Не пострадало и церковное каноническое право, требующее иметь первенствующего епископа, которым стал президент (позже - первенствующий член Синода). Петр упразднил патриаршество именно как самостоятельный административный центр, способный консолидировать деятельность многочисленных епархий и могущий влиять на политическую деятельность государства. Христиане по-прежнему спасались в благодатной Православной Церкви российской. Появлялись в ней, как и прежде, святые. Но всё же непредвиденное произошло - прекратилось не только политическое влияние, прекратилось освящение общественной жизни России. С исчезновением патриаршества исчезла церковная поддержка всякой самостоятельной политической мысли и общественному творчеству, светская же власть со времени Петра устраивала жизнь страны по протестантским образцам. «Смысл "Регламента" очень прост и слишком ясен. Это есть программа Русской Реформации»[3]. Любые попытки самостоятельной православной мысли с этих пор жёстко пресекались как покушения на права государственных властей.
«Просветительница и вольтерианка Екатерина Вторая, переписывавшаяся с Вольтером и Дидро, окончательно создала те формы крепостного права, которые вызвали протест заболевшей совести русской интеллигенции ХIХ века. Влияние Запада первоначально ударило по народу и укрепило привилегированное барство. Такие люди, как Радищев, были исключением. Лишь в ХIХ веке влияния Запада на образовавшуюся русскую интеллигенцию породили народолюбие и освободительные стремления. Hо и тогда образованные и культурные слои оказались чужды народу. Нигде, кажется, не было такой пропасти между верхним и нижним слоем, как в петровской императорской России. И ни одна страна не жила одновременно в столь разных столетиях, от ХIV до ХIХ века и даже до века грядущего, до ХХI века. Россия ХVIII и ХIХ столетий жила совсем не органической жизнью. B душе русского народа происходила борьба Востока и Запада, и борьба эта продолжается в русской революции. Русский коммунизм есть коммунизм восточный. Влияние Запада в течение двух столетий не овладело русским народом... По своим понятиям о собственности русские крестьяне всегда считали неправдой, что дворяне владеют огромными землями. Западные понятия о собственности 6ыли чужды русскому народу, эти понятия были слабы даже y дворян. Земля Божья, и все трудящиеся, обрабатывающие землю, могут ею пользоваться. Наивный аграрный социализм всегда был присущ русским крестьянам»[4].
Но и в XIX веке не было свободы мысли. «Гнали Хомякова, Бухарева, Вл. Соловьева, Несмелова. Сам Митрополит Филарет был задавлен. Легче было напечатать произведения Белинского, Чернышевского, Писарева, чем богословские произведения Хомякова, чем творческую религиозную мысль»[5].
Общество стало развиваться вместе с западноевропейскими странами по протестантскому пути, в сторону сегодняшнего либерализма. Государство, сделавшее Церковь своим инструментом в государственном строительстве, но строившее общество не на православных, а на протестантских основах, в глазах граждан дискредитировало Церковь и вообще Христову правду относительно справедливого устройства общества, а альтернативой этой непроявленной правде развивалась теория атеистического социализма и коммунизма. «Вместо Tpeтьeгo Рима в России удалось осуществить Tpeтий Интернационал, и на Tpeтий Интернационал перешли многие черты Tpeтьeгo Рима. Tpeтий Интернационал есть тоже священное царство, и оно тоже основано на ортодоксальной вере[6]».«Bcя иcтopия pyccкoй интeллигeнции пoдгoтoвлялa кoммyнизм. B кoммyнизм вoшли знaкoмыe чepты: жaждa coциaльнoй cпpaвeдливocти и paвeнcтвa, пpизнaниe клaccoв тpyдящиxcя выcшим чeлoвeчecким типoм, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному миросозерцанию и целостному отношению к жизни, сектантская нетерпимость, подозрительное и враждебное отношение к культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера... Ветхий Адам остался и продолжает действовать»[7].
Во всех этих стадиях мы видим унижение личности превращением её в раба и растущий против этого протест. «Именно христианство учит, что человеческая душа cтoит дopoжe вcex цapcтв миpa, xpиcтиaнcтвo бecкoнeчнo внимaтeльнo кo вcякoмy индивидyaльнoмy чeлoвeкy и к eгo индивидyaльнoй судьбе. Чeлoвeк, вceгдa индивидyaльный и нeпoвтopяeмый, для xpиcтиaнcтвa бoлee пepвичнaя и глyбoкaя peaльнocть, чeм oбщecтвo. Чeловeк мoжeт и чacтo дoлжeн жepтвoвaть cвoeй жизнью, нo нe личнocтью, личнocть в ceбe oн дoлжeн peaлизoвaть, и жepтвa ecть ycлoвиe peaлизaции личнocти. Имeннo личнocть пpизвaнa к вeчнoй жизни, ecть зaвoeвaниe вeчнocти. Личнocть ecть дyxoвнo-peлигиoзнaя категория и oзнaчaeт зaдaчy, пocтaвлeннyю пepeд чeлoвeкoм. Личнocть ecть coвceм инoe, чeм индивидyyм, кoтopый ecть кaтeгopия биoлoгичecкaя и coциoлoгичecкaя, пoдчинeннaя чacть poдa и oбщecтвa. Личнocть жe нe мoжeт быть чacтью чeгo-либo, нe тoлькo oбщecтвa, нo и миpa, oнa ecть цeлoe. И глyбинoй cвoeй oнa пpинaдлeжит миpy дyxoвнoмy, a нe природному»[8].
Протест против рабства вылился: на Западе - в либерализм с буржуазными революциями и буржуазной идеологией, в России - в идеологию коммунизма с революцией социалистической. Виноваты в этом, конечно же, не христианство и не Церковь, но те конкретные христиане, которым было доверено управлять государствами.
Nota bene. Выстраивая в данной работе оригинальную логическую цепочку умозаключений, мы не будем, однако, оригинальны в большей части составляющих её звеньев, и в этих случаях будем использовать цитаты и упоминать имена многочисленных мыслителей. Это необходимо не столько во избежание плагиата, сколько для указания на существование соборного осмысления русским народом своей судьбы в лице лучших его представителей. Довольно часто будет цитироваться Николай Александрович Бердяев, потому что он размышлял в данном направлении, пожалуй, более всех, и на все наши «звенья» у него найдётся соответствующая мысль. Как богослов Н. А. Бердяев, конечно, не вполне православен, и вряд ли найдётся вселенский собор, с постановлениями которого он был бы вполне согласен, но как философ истории и общества он православен вполне.
4. Корень мировоззренческий
4.1. Как появился русский коммунизм.
Итак, развитие в XVIII-XIX вв. российского общественного устройства по общеевропейскому протестантскому пути в сторону современного либерализма вошло в противоречие с чаяниями православного русского народа, а не развивавшаяся теоретическая мысль православных философов, будучи подавленной государственной машиной, была подменена теорией православных русских атеистов и коммунистов[9]. «Лyчший тип кoммyниcтa, т. e. чeлoвeкa цeликoм зaxвaчeннoгo cлyжeниeм идee, cпocoбнoгo нa oгpoмныe жepтвы и нa бecкopыcтный энтyзиaзм, вoзмoжeн тoлькo вcлeдcтвиe xpиcтиaнcкoгo вocпитaния чeлoвeчecкиx дyш, вcлeдcтвиe пepepaбoтки нaтypaльнoгo чeлoвeкa xpиcтиaнcким дyxoм. Результаты этого христианского влияния нa чeлoвeчecкиe дyши, чиcтo нeзpимoгo и нaдзeмнoгo, ocтaютcя и тoгдa, кoгдa в cвoeм coзнaнии люди oткaзaлиcь oт xpиcтиaнcтвa и дaжe cтaли eгo вpaгaми. Ecли дoпycтить, чтo aнтиpeлигиoзнaя пpoпaгaндa oкoнчaтeльнo иcтpeбит cлeды xpиcтиaнcтвa в дyшax pyccкиx людeй, ecли онa yничтoжит вcякoe peлигиoзнoe чyвcтвo, тo ocyщecтвлeниe кoммyнизмa cдeлaeтcя нeвoзмoжным, ибo никтo нe пoжeлaeт нecти жepтвы, никтo нe бyдeт yжe пoнимaть жизни кaк cлyжeния cвepxличнoй цeли, и oкoнчaтeльнo пoбeдит тип шкypникa, дyмaющeгo тoлькo o cвoиx интepecax»[10].
Но пока этого не произошло, атеистические социализм и коммунизм весьма безыскусно переносили ценности духовной жизни христиан в социальную сферу: просто взять и сделать всех равными, как в Царствии Небесном, и чтобы ни зависти, ни злости, и никакой нужды, и чтобы даже смерть была побеждена. Однако эти мечты оказываются неосуществимыми по причине совсем не райской, отпадшей от Бога природы мира и человека. Революционеры не ощущали всю безнадёжную трагичность повреждённости злом и принципиальную невозможность искоренения этого зла. «Окончательное осуществление царства Божия в этом мире невозможно и предполагает преображение мира, новое небо и новую землю. При этом представители исторического христианства, т. е. приспособленного к условиям этого мира, совсем не гнушались царством этого мира, царством кесаря. Наоборот, они признавали царство кесаря своим, сакрализировали его. И это было царство кесаря, наиболее далекое и от христианской правды и от правды просто человеческой, не знавшее справедливости и человечности. Такими были в прошлом "христианские государства", христианские теократии, восточные и западные»[11].
«Мечта о совершенном социальном строе на земле есть ложная и тираническая мечта, враждебная свободе человеческого духа. И опыт осуществления этой мечты должен привести к парадоксу - к новой мечте о несовершенном социальном строе, в котором будет допущена некоторая свобода зла как условие свободы добра»[12].То есть устроители общества должны учитывать принципиальную неискоренимость зла в его полноте, видеть то, как это зло можно обойти или купировать, а где действительно возможно его искоренить, и видеть эту проблему способны только реалисты, то есть христиане, да и то только самые искусные из них. Но и христиане оказались подобными же, как и революционеры, максималистами[13]. Только, в отличие от атеистов-утопистов, верующие реалисты понимали сложность пути, оттого опускали руки. Причина в том, что «божественное откровение приходит из иного мира, и оно трудно для этого мира, оно требует движения по линии наибольшего сопротивления. Но христиане сделали все, чтобы противники христианства признали его религией нереализуемой. Они страшно злоупотребили этой нереализуемостью христианства на земле, успокоили себя идеей страшной трудности. Христиане сделали самые дурные выводы из учения о греховности человеческой природы. Это можно выразить так, что смирялись перед грехом и создали систему приспособления к греху»[14]. Кроме того, как уже было сказано выше, по рукам тех христиан, которые пытались что-то делать, били...
4.2. Как появился западный либерализм.
Но если происхождение коммунизма более-менее очевидно из многочисленных теоретических трудов и из сознательно создаваемых исторических ситуаций, то происхождение либерализма было во многом побочным и стихийным процессом, не имело столь же явных теоретических источников и требует некоторого прояснения. Необходимо оно в силу того, что из либерализма вырос капитализм, он же - так называемая рыночная экономика, в которой мы сейчас влачим своё существование...
Действительно, никто либерализм целенаправленно не разрабатывал, так каким образом он возник? Ведь люди всегда стремились быть свободными, но почему это стремление приняло формы либерализма, а не какого-нибудь иного «изма»?
Большинство историков указывают источником либерализма гуманизм, однако механизм его возникновения обнаруживается только в период Реформации.
Протестанты, совершив в XVI веке религиозную революцию против католического миропорядка, Реформацию, отрицая юридизм доброделания, провозгласили, что спасение даруется человеку не за добрые дела, но только по вере во Христа, потому что божественная Благодать, которая Единственная может формировать человека по божественному подобию, ниспосылается Христом только верующим в Него. Добрые же дела верующими в Спасителя делаются сами собою, как само собою, естественным образом, получается дышать живому человеку. Это мнение, конечно же, верное, но с оговоркой: верующий есть не тот, кто верует, что Иисус Христос есть истинный Бог (ведь «и бесы веруют, и трепещут» (Иак.2:19), но тот, кто живёт Христом, разделяя его духовную жизнь.
Получилось же так, что протестантизм, отвергнув вместе с ненавистным ему католичеством весь накопленный христианами опыт (в том числе и православный) напряженной («Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Матф.11:12) духовной жизни, излагаемый в церковном Предании, привел к тому, что среднестатистический протестант уверен в своем спасении только потому, что верит в наличие Бога по имени Иисус Христос, и в дополнение к этой вере, делает время от времени какие-нибудь «добрые» дела. Ведь все, что остается такому «спасенному» христианину делать на Земле - чтобы не потерять уже полученное по вере во Христа спасение, - это жить достойно, быть примером в семейной и профессиональной жизни и т.д., то есть делать добрые дела[15]. То, что именно к такой комфортной, а потому бездуховной жизни приучила христиан протестантская церковь (об истинной же жизни во Христе, о постоянном напряжённом духовном делании добрым христианам остаётся только самим догадываться), впервые наиболее адекватно осознал и описал родоначальник христианского экзистенциального богословия Кьеркегор, возопивший об этом из недр благополучной лютеранской Дании.
Так появились характерные черты протестантского мира: деловой задор и стремление к успеху (ведь без успеха невозможно убедиться в правильном замысле и исполнении дела). Христианин-протестант стал делать добрые дела «в дополнение» к вере, а веру свёл к исповеданию Христа-Бога и к переживанию этого факта как собственного вечного спасения. Самое печальное последствие этих ошибок заключается в том, что вера и дела перестали быть для протестантов единым целым, так что перестали быть единым целым вера и жизнь (экзистенция). Более понятными для современного русского православного человека словами можно сказать так: жизнь христианина и его деятельность перестали быть стяжанием Духа Святого. В этом заключена сущность произошедшей трагедии, и понять её непросто, но необходимо. Понять сущность этой трагедии может только тот, кто имел хоть небольшой опыт истинной духовной жизни, или хотя бы в теории понять это может тот, кто имеет развитую метафизическую интуицию.
Каждый протестант, не имея соборного церковного разума, стал жить верой своей маленькой церкви единомышленников, собственной верой и своим представлением о необходимых для спасения добрых делах. Следовательно, каждым стали преследоваться свои, кажущиеся благими, цели, мир Реформации разделился на отдельных индивидуумов, и только благодаря великому закону необходимости и просвещающему всех Логосу он не рвётся окончательно по швам. Ведь Дух Божий больше не связывает протестантский христианский мир в единую Церковь с определёнными очертаниями, этому мешает фрагментированное сознание христиан. И с этим протестантский мир смирился, найдя тому объяснения, как естественному следствию трудной достижимости Бога, к Которому таинственно продвигается каждый свойственными только ему путями, и если эти пути истинны, то таковой христианин принадлежит невидимой, но истиной Церкви... Некоторые, однако, с этим не смирились и отстаивали правоту своей маленькой церкви. У других ощущение такого положения дел как катастрофы вылилось в своеобразный протестантизм против протестантизма - в харизматическое движение как попытку решительно порвать с бесконечным рационализмом - размышлением о правоте собственных представлений каждого об истинности своего понимания христианства. Ведь невозможно жить по теории, которую даже никак не сформулировать до конца... Но это движение, очевидно, уводит от истины ещё дальше, чем рационализм.
Для многих всё описанное - всего лишь отвлечённые богословские тонкости или история, не актуальная и не осознаваемая в своем трагизме, но масштаб произошедших изменений был глобален. Образовалась огромная цивилизационная воронка, втягивающая в себя весь мир, поспешающий за протестантской цивилизацией и боящийся опоздать и проиграть своё бытие столь активным конкурентам. Христианская Европа стала рабою непосильного, неоправданного, неполезного и не богоугодного труда. Труд и обогащение, следующее за ним, не управляются Духом Святым, не освящаются, живут по своим «рыночным» законам добавленной стоимости. Да и добрые дела, творимые в отрыве от Бога, становятся неуклюжими, неуместными и малополезными, часто оборачиваются злом. Человечество, и так всегда стремящееся к земному благополучию и никогда его не достигающее, устремилось к нему с ещё большим рвением, получив тому богословское оправдание, благословение или хотя бы пример для подражания...
Возникшее вместо соборного церковного сознания общественное сознание протестантской Европы стало убеждено, что слова Христа «кто не собирает со Мною, тот расточает» (Матф.12:30) после принятия веры во Христа исполняются как бы автоматически и не требуют особенных усилий и не имеют особенных признаков (кроме «успеха»), отчего и всё делаемое приобрело характер произвольный, чисто человеческий, спорный.
4.3. Природа либерализма. Либерализм как новая ветхость.
Итак, либерализм возник в период религиозной Реформации на псевдособорном основании веры в то, что всё, что делает верующий во Христа, он делает автоматически вместе со Христом и не ошибается, что в самом деле бывает совсем не так. Возникла ситуация, при которой христианская нравственность, конечно, служит некоторой гарантией от откровенно злых поступков, но точность, то есть непогрешимость исполнения добра, необратимо теряется. Христианин становится склонным оправдывать свои поступки своей совестью вместо того, чтобы проверять свою совесть соборным сознанием Церкви.
Теперь любое ограничение личной свободы, кроме случаев, когда личность ограничивает личную свободу другой личности, стало отвергаться как покушение на духовную жизнь человека, препятствие богообщению и спасению души в вечности. Возникла некая оптимистическая иллюзия, что все христиане, конечно, кроме католиков, поступают правильно, если только они не злодеи, а христиане злодеями не бывают. Поэтому при многих положительных моментах, возникших при исправлении закостенелой ситуации в католической Европе, возникли и многие отрицательные моменты, которые на начальных стадиях, конечно же, были малозаметны и как явное зло проявляются тем больше, чем больше проходит времени. Например, окончательно был отвергнут запрет на ростовщичество и оправдано накопление материальных благ, что привело к существованию «игры» деньгами в банковской сфере и к обнищанию пролетариата. Отсюда возникла благодатная почва для марксизма, стремящегося «исправить» эту ситуацию мессианским обожествлением класса пролетариата. С другой стороны, произошло горделивое отождествление поступков человека с поступками Бога («если я христианин, значит всё, что я делаю, делает и Бог»), что привело к возникновению классической немецкой философии с её обожествлением человека и, наконец, творением Бога по образу и подобию человека (у Фейербаха), а затем и фашизма. Затем христианская цивилизация была втянута в противостояние между наследниками Маркса и наследниками великой классической немецкой философии, и пролилось море крови. Русские же люди поддались на искушение марксизмом даже с большей лёгкостью, чем европейцы. Остаётся благодарить Бога, что православие удержало нас от искушения пойти за наследием немецкой классической философии, оказавшейся значительно ближе западному европейцу.
Русский философ Константин Леонтьев убедительно показал, что либерализм - многоголовая гидра. Отдельные ее головы называются «Прогресс», «Демократия», «Конституция», «Парламентаризм», «Промышленность», «Техника», «Наука», «Равенство», «Справедливость», «Пацифизм», «Образование», «Национализм» и так далее. Многие названия, на первый взгляд, несут большой позитивный смысл и заряд. Что, например, плохого можно усмотреть в науке или образовании, технике и промышленности? Ведь они служат людям, делают их умнее, облегчают жизнь, способствуют росту благосостояния. Но, как говорится, благими намерениями дорога вымощена в ад. Леонтьев из тех немногих людей, которые на веру ничего не принимают, которые к научным «аксиомам» относятся крайне осторожно, а «догматы» образования ставят под сомнение[16]. Христиане не имеют ничего против прогресса (как улучшения быта), демократии (как соборности управления), конституции (как прописанного закона), парламентаризма (как государственного органа), промышленности, техники, науки, равенства, справедливости, пацифизма, образования, национализма и прочего подобного, но воспринимают все эти явления как бы по-своему, по-христиански. Либерализм - это, по значению самого слова, есть «свобода», но свобода от чего? И это наводит на мысль, что либерализм - это некая свобода от Бога, при всей сохраняющейся благовоспитанности и благонамеренности, и склонности к морали, это инерция из области добра в сторону распада, это творение идолов из необходимых для существования явлений. Некая «скованность», происходящая от богообщения, однажды исчезла и «освободила» человека для либерализма, предоставила для него возможность действовать «свободнее», служа тому, что ранее служило ему. Либерализм начинается там, где не стыдно каких-либо сущих мелочей. Из аскетики известно, как легко и просто оскорбить Бога и остаться безбожником, и никаких особенных преступления для этого совершать не нужно. Достаточно всего лишь потерять благоговение, побездельничать и подармоедничать, искать удовольствий и от людей, и от Бога, стремиться к независимости от обязанностей и от любых властей, начиная с семьи. Затем это - свобода нагрубить случайному встречному, ругнуться матом, сказать пошлость, осуждать Церковь и правительство и требовать у государства удовлетворения всех своих бесконечных потребностей и желаний, обвинять всех в своих бедах и неудовольствиях и так далее. Затем - уже не стыдно использовать кого-нибудь в своих интересах, зарабатывать, пользуясь наивностью и доброжелательностью ближних и так далее.
Либерал может считать себя и христианином, но служить при этом прогрессу, демократии, конституции, парламентаризму, промышленности, технике, науке, равенству и прочему, а христианину это всё, наоборот, служит. И ничего во всех этих случаях преступным он не признаёт, потому что ничего уголовно наказуемого в этом поведении нет. Ведь либерал - не уголовник, не убивает никого и не грабит, либерал всего лишь признаёт свои права, а обязанностей своих, там, где это только возможно, не признаёт. Либерализм весьма близок к свободе в Боге, и, наоборот, следующая после либерализма свобода в сторону от Бога - это уже свобода творить уголовные преступления.
Либеральные свободы - это свобода конкуренции и предпринимательства в форме соревнования эгоизмов, погоня за правами и стоящими за ними удовольствиями и благами, предпочтение индивидуального общественному, стремление к неограниченному потреблению благ, превалирование деловых качеств над духовными, наконец, предпочтение в человеке образа Божия подобию Божию и тем самым потеря обоих.
Христианин - либерал наполовину, но признающий множество возложенных на него обязанностей. Либерал служит тому, что предназначено служить христианину, потому что любая свобода обратной стороной своей имеет несвободу - определённые обязанности. Христианин же служит Богу, и тогда явления действительности или, если употреблять философский язык, вещи служат христианину, потому что христианин признаёт не только права, но и соответствующие им обязанности.