Богатые благотворят из наворованного, а бедные их благодарят за то, что они их обворовали
Из статьи Н.Сомина Милостыня и справедливость
Не секрет, что многие святые отцы превозносили милостыню. И, может быть, более всех восторгался милостыней св. Иоанн Златоуст. Он говорил:
"Милостыня есть царица добродетелей, весьма скоро возводящая людей на самое небо и лучшая защитница" /II:326/.
«Нет ничего хуже нечестия, нет ничего несчастнее беззакония против Бога, нет ничего нечестивее хулы на Бога. Но и такое беззаконие может загладить милостыня, если грешник не продолжает своей хулы, но исправляет грех покаянием» /V:711/.
Но о какой милостыне говорил Златоуст? Наше обычное бросание монеток в стаканчики нищих он и за милостыню-то не считал. Настоящая милостыня, с точки зрения Златоуста, должна обладать тремя достоинствами: во-первых, ее должны творить все - и богатые и бедные; во-вторых, надо давать всем, даже если вам кажется, что нищий недостоин или обманывает; и в-третьих, милостыня обязательно должна быть щедрой, пожертвовать надо не мелочь, а нечто для вас существенное, в пределе - отдать всё. Вот такая милостыня действительно спасает. Златоуст восхваляет милостыню как личную добродетель, но об общественной потенции милостыни он умалчивает. Точнее, он считает, что только милостыня высочайшей степени, когда «все отдадут всем всё» может привести к социальному преображению.
Если же проследить значение милостыни в разных библейских обществах, то мы увидим такую картину.
Общество мамоны - безусловно несправедливое. В нем присутствует большое имущественное неравенство, причем разрыв между бедными и богатыми все время увеличивается, социальные лифты не работают, гражданское общество придавлено, деньги решают все, процветает коррупция и воровство, и нет никаких возможностей легально исправить это положение. В таких условиях личная милостыня является единственным средством как-то облегчить тяжелое материальное положение бедных. Поэтому с одной стороны милостыня становится очень важной, незаменимой добродетелью, но с другой стороны расцвет милостыни скорее указывает, увы, не на возрастание любви, а умаление справедливости. В условиях несправедливого мамонического общества личная милостыня улучшить социальный строй не может. Милостыня оказывается действенной лишь в условиях земных тягот и беспросветной неправды.
Впрочем, милостыня и не ставит перед собой задачи преображения общества, а стремится только помочь страждущему в данное время и в данном месте. Милостыня - прежде всего личная добродетель, акт жертвенной любви к ближнему. Этим она и сильна. Но вот парадокс: святые отцы утверждают, что милостыня более полезна дающему, чем принимающему. Почему? Да потому что в социальном смысле все остается по-старому - нищие остаются нищими, бедные - бедными, а богатые - богатыми. К тому же в обществе мамоны люди становятся эгоистами, жадными на деньги. И щедрая милостыня - редкость. Так что социальный эффект от личной милостыни незначителен. Милостыня скорее превращается в акт жалости, чем в реальную помощь. Иными словами, милостыня в обществе мамоны - паллиатив, лекарство от несправедливости, которое, однако, лишь умягчает душу дающему (что, конечно, тоже хорошо и полезно), но социальные язвы радикально не лечит. Впрочем, святые отцы указывают и на опасности милостыни - она частенько подогревает наше тщеславие и себялюбие - мол, вот я какой добрый! Так что и милостыня - не без острых шипов.
В обществе справедливости милостыня также имеет значение, и немаловажное. Прежде всего, поскольку полная справедливость в реальном обществе недостижима, то милостыня может помочь исправить перекосы оставшейся несправедливости. Но главное в другом - в справедливом обществе милостыня может и должна иметь функцию уже не восполнения справедливости, а помощи наиболее нуждающимся, т.е. служить мостиком в общество любви. Ибо принцип справедливости ни коим образом не запрещает любые проявления любви, в том числе и милостыню. Интересно, что о милостыне как пути к обществу любви говорит св. Иоанн Златоуст. Он считает, что общность имуществ в Иерусалимской общине фактически образовалась путем очень щедрой милостыни: «Таков плод милостыни: чрез нее упразднялись перегородки и препятствия, и души их тотчас соединялись: «У всех их бе сердце и душа едина» /XI:880/. Правда, в этом случае милостыня должна быть организованной, осуществляемой не спонтанно, а через общественные организации, имеющие ясное представление куда надо направить средства. В случае Иерусалимской общины такой организующей силой была Церковь в лице апостолов.
Но в обществе социальной любви значение личной милостыни неизбежно падает. Это, казалось бы, еще один парадокс, но легко объяснимый. Просто в таком обществе вся социальная жизнь является перманентной и нескончаемой милостыней, осуществляемой постоянно и незаметно. В общине нет необходимости в личной милостыне, ибо в полноте своей и трудовая справедливость и помощь наиболее нуждающимся осуществляется самим обществом благодаря напоенным любовью общинным отношениям. То, что милостыня в таком обществе излишня, косвенно подтверждает тот же Златоуст, утверждая, что в Царстве Небесном милостыни не будет: "Сделаем душе золотое ожерелье, то есть милостыню, доколе мы здесь. Ибо когда пройдет сей век, тогда уже не будем творить ее. Почему? Потому что там нет бедных, там нет денег, там нет нищеты " /XI:222/. Логика святителя простая: милостыня - лекарство, но если нет болезни, то и лекарство не нужно. Правда Златоуст говорит о Небесном Царстве, а не о земной общине. Но их сближение у Златоуста очевидно, ибо об Иерусалимской общине он замечает: «Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим»" /IX:73/. Златоуст просто восхищен строем Иерусалимской общины, считая ее, если и не раем на земле, то явно преддверием к нему.
IV.
Здесь необходимо, в соответствии с «критерием выживаемости», сделать несколько замечаний о реализуемости общества справедливости и общества любви.
Справедливость - Божий закон; Бог есть Любовь, но он также есть и Справедливость. Закон трудовой справедливости предназначен для больших обществ - по более высокому закону, закону любви такое общество, находясь в падшем состоянии, жить не может. А вот справедливость большинство людей признает основным принципом совместного существования. Справедливое общество - здоровое общество, оно может успешно развиваться. Особенность справедливости в том, что она может быть зафиксирована в законе и тем самым послужить крепкой основой общественного устройства. Как уже отмечалось, справедливость является основным содержанием Моисеева законодательства. Поэтому принцип справедливости может быть осуществлен даже в падшем состоянии современным человеком, причем в масштабах большого общества.
Доказательством реализуемости общества справедливости служит 70 летнее существование СССР. Не будем утверждать, что там была реализована полная справедливость - было много перекосов. Но по сравнению с современной Россией это небо и земля. Нынешняя Россия являет собой яркий пример несправедливого общества мамоны. Причем, в своей несправедливости лидирующего. Ныне Россия занимает первое место в мире по концентрации богатств в руках 1% населения - 74.5% (данные Global Wealth Report 2016). СССР же наоборот в 60-х годах был мировым лидером по минимальному децилю (отношению доходов 10% наиболее обеспеченных к 10% наименее обеспеченных граждан) - 2.7. Разница столь ошеломляющая, что нисколько не удивительна та огромная ностальгия современных жителей России к жизни в Советском Союзе.
Иное дело - общество любви. Полноценная реализация принципа «больше получает нуждающийся» в большом обществе представляется утопичной. Безусловно, высшим законом человеческого общежития является закон любви. Собственно любовь - суть христианства, вне которой оно превращается в мертвую букву. И первые христиане это прекрасно чувствовали, живя небольшими общинами, в которых дух любви объединял людей вплоть до общей собственности. Воистину «любовь… не ищет своего» (1 Кор.13,4-5). Однако уже в Иерусалимской общине, несмотря на данную Господом благодать и огромный энтузиазм ее членов, все же начались нестроения. Их честно и объективно описывают Деяния апостольские: печальная история с Ананией и Сапфирой, некрасивый эпизод с притеснением вдов эллинистов. Это говорит о том, что если в малых обществах принцип сострадания к нуждающимся может быть успешно реализован, то в больших обществах его реализация наталкивается на непреодолимые трудности. Численность Иерусалимской общины (порядка 5000 чел.) видимо, была предельной - история не доносит нам осуществления этого принципа в более многочисленных сообществах. И поэтому предлагать такой вариант социальной любви в больших обществах нереально. Это и понятно - если в малых обществах (общинах) еще может подобраться контингент людей с высоким духовно нравственным уровнем, то в больших обществах неизбежно живут люди разного уровня - и пшеница и плевелы. Как говорил еще блаженный Иероним «Ибо в одном доме, в одном городе, в одной общине жители Вавилона и жители Иерусалима перемешаны между собой». Падшесть людская велика, и объединить большинство членов такого общества может только принцип справедливости.
V.
Сделаем некоторые выводы. Справедливость - прежде всего общественная добродетель. Она призвана обеспечить социальный мир и стабильность в большом обществе, давая каждому по степени его вклада в благополучие общества. Милостыня - по преимуществу личная добродетель. Но она помогает прежде всего дающему побороть свой эгоизм. Если милостыня щедрая, если дающий жертвует нечто существенное для его безбедного существования, то она становится средством спасения человека, путем в Царство. Если же в обществе в основном реализована справедливость, то на ее основе милостыня может приобретать новое качество - помощь тем, которым труднее всего: обездоленным, инвалидам, нетрудоспособным, многодетным. Такая помощь, осуществляемая организованно, через общественные организации или Церковь может стать шагом в сторону осуществления (путь в неполной степени) общества любви. Однако в социальном плане значение милостыни невелико. Обычная милостыня не способна преобразить социальный строй, и более того, сама по себе не может стать основой социальной жизни. Милостыня - лишь лекарство от социальных невзгод, причем лекарство паллиативное, дающее облегчение болезни на время, но бессильное ее радикально вылечить.
В связи с этим возникает законный вопрос: а не лучше ли те средства, которые православные пускают на благотворительность, использовать на создание общин (пусть и в малых масштабах), в которых реализованы более совершенные социальные отношения, чем царящие в обществе мамоны? По такому пути и пошел Н.Н. Неплюев. Он обычную милостыню, которую, как считают православные, надо обязательно творить, называл «бессистемной благотворительностью» и утверждал, что на нее идут огромные средства, а результат практически нулевой - деньги уходят в песок, а эффект подобен, как он говорил, эффекту «вычерпывания ковшиком моря зла и страданий». По Неплюеву, имеющиеся средства надо использовать на создание трудовых христианских братств. Основанное им Крестовоздвиженское Трудовое братство подтвердило его идею - там любовь между братчиками привела и к равенству в распределении, и к великолепным хозяйственным успехам, и к твердой православной вере. Неплюевское братство (просуществовавшее, кстати, около 40 лет и пережившее три революции и три войны) можно рассматривать как успешный случай осуществления принципа «социальной любви» в малых масштабах (братство насчитывало около 500 чел.).
VI.
Однако убедить в своей правоте Неплюеву мало кого удалось. Большинство православных по-прежнему представляли милостыню как универсальную, вечную добродетель, приводящей в Царство Небесное и к тому же обеспечивающей благополучие социальной жизни. И что ради сохранения столь высокой добродетели как милостыня даже следует законсервировать частнособственнический строй (мол, «милостыня дается только из своего») и специально поддерживать имущественное неравенство. То есть ради лекарства сохранять болезнь.
Действительно, в православной литературе зачастую высказывается тезис, что основой христианской социальной жизни должна служить солидарность между бедными и богатыми. Таков социальный строй, основанный на частной собственности, но с осуществлением милостыни. Другими словами, идеалом считается, когда имеются богатые, т.е. владеющие значительной собственностью и по своему усмотрению распоряжающиеся ею, в том числе и в делах благотворительности, и бедные, которые получают милостыню от богатых. Причем предполагается, что богатые остаются богатыми, а бедные, несмотря на милостыню, остаются бедными - именно такой и должна быть социальная структура общества. Так установлено Богом, ибо сказано: «бедность и богатство - от Господа» (Сир.11,14).. И если обе социальные группы будут эту ситуацию смиренно принимать - богатые отдавать часть своего богатства, а бедные благодарить за это, - то наступит мир и благоденствие. Такая вот социальная идиллия. Иначе говоря, формула такова: «богатые благотворят, бедные благодарят; этим спасаются и те, и другие». У католиков даже бытует выражение: «богатые созданы для спасения бедных, а бедные для спасения богатых».
Однако, особенно после экскурса в возможности милостыни, такая концепция встречает ряд возражений.
VII.
Прежде всего, такой концепции мы в Новом Завете не найдем. Ничего подобного там не утверждается. Скорее библейские аналогии следует искать в Ветхом Завете. Только вот спасаются ли христиане исполнением ветхозаветных концепций? Далеко не всегда. Ибо апостолом сказано: «закон ничего не довел до совершенства» (Евр.7,19), т.е. идеалом, тем более христианским, ветхозаветное положение может и не быть. Что же касается процитированного выше (Сир.11,14), то св. Иоанн Златоуст по его поводу мудро замечает: «это было сказано в Ветхом завете, когда богатство считалось весьма важным, а бедность была презираема, одно было проклятием, а другое - благословением. А теперь не так» /XII:160/. То есть новозаветные оценки иные, чем ветхозаветные. В «Основах социальной концепции РПЦ» тоже нет этой схемы.
Новозаветная социальная концепция совершенно иная. Самый яркий эпизод, проливающий свет на новозаветный социальный идеал, - описание жизни Иерусалимской общины: "Все же верующие были вместе и имели все общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде всякого" (Деян.2,44-45). Иначе говоря, в Деяниях апостольских утверждается, что христианский социальный идеал - христианский коммунизм. Не должно быть ни бедных, ни богатых, а должна быть общая собственность - именно она укрепляет любовь, которая должна соединять христиан в общине. Вот такое устроение действительно спасает. И поэтому его с энтузиазмом поддерживали и святые апостолы, и практически все древние святые отцы. И, как видим, оно в духовно-нравственном отношении несравненно выше обсуждаемого тезиса о трогательной любви богатых и бедных.
Таким образом, именно коммунистический, уклад, связанный с общностью имущества, а вовсе не солидарность богатых и бедных, является настоящим евангельским идеалом.
VIII.
Апологеты «идиллии» твердят о ее спасительности, причем как для богатых, так и для бедных. Ведь в «идиллии» и богатые и бедные проявляют высокие христианские добродетели: богатые - милостыню, бедные - смирение и благодарение. Не могут же столь замечательные достоинства не дать соответствующего плода!
Да, несомненно, эти добродетели прекрасные, но, увы, зачастую они используются в качестве ширмы, скрывающей несправедливость. Посмотрим на ситуацию повнимательнее.
Сначала о добродетелях бедных. Говорят, что бедные спасутся своим смирением. Но смирение действительно представляет собой высочайшую добродетель, если она добровольна. То есть настоящее смирение проявляется тогда, когда человек имеет возможность поступить иначе, но смиряется перед складывающимися обстоятельствами, понимая, что их предлагает Бог. Вот такого человека можно назвать смиренным. А у наших бедных никакого иного выбора, кроме как оставаться бедными, нет. Тут скорее не «человек смиряется», а «Господь смиряет», когда Он своей тяжелой дланью ложится на плечи, и поневоле приходится подчиниться. И потому такое смирение невысоко ценится - ведь буквально нас всех смиряет Господь, но далеко не все истинно смиренные.
Что же касается милостыни богатых, то сомневаться в ее спасительности дает основание евангельский эпизод с богатым юношей. В нем ситуация где-то аналогична: бедная община Христа с Его последователями и очень богатый человек. Казалось бы, согласно нашей «идиллии», Христос должен был попросить у богатого юноши помочь материально Его общине, обещая ему в итоге Царство Небесное. Но нет, Христос предлагает юноше совершенно другое: «поди продай имение твое и, раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19,21). Не отдавать часть, оставаясь богатым, предложил юноше Господь, а раздать все и вступить в общину Христа. Вот путь спасения, указанный Самим Спасителем. Ибо оставаясь богатым, т.е. удерживая у себя средства, которые богатый юноша мог раздать бедным, он на самом деле отрекся от заповеди любви к ближнему. А без исполнения этой заповеди спастись невозможно. А ведь юноша думал, что он все заповеди исполнил, достиг совершенства - «чего еще недостает мне?» самодовольно он вопрошал Христа. И в ответе Спасителя проглядывает горькая ирония: «уж если ты мнишь себя таким совершенным, то давай, подтверди это делами, раздай все имение твое».
Нельзя, оставаясь богатым и лишь немного отстегивая бедным, по-настоящему любить ближнего - вот что нам надо уяснить из эпизода с богатым юношей. Не спасаются богатые, которые только благотворят. Ибо это слишком просто - 5-10% на благотворительность бизнесу богатого в общем-то не повредят. Иначе говоря, по «златоустовским» критериям милостыня наших богачей до настоящей милостыни явно не дотягивает: она дается не всем, а избранным, и главное, не есть для них (богачей) что-то значимое. Такая милостыня уж точно социальный строй не лечит, а скорее его укрепляет, со всеми наличными несправедливостями. Такая милостыня и не может бедных вытащить из бедности. Скорее это или пиар, или наивная уверенность, что вот так, не напрягаясь можно заполучить Царство Небесное. Ох, вряд ли, за Царство нужно отдать все, да еще последовать за Христом.
Предлагаемая нам «идиллия» целиком и полностью ориентирована на общество мамоны. Она не подразумевает никакого нового общественного строя. Богатые остаются богатыми, бедные - бедными, неравенство и несправедливость по-прежнему нераздельно царит между людьми. «Идиллия» и не пытается установить справедливость, наивно полагая, что это вовсе не нужно. Но в этом-то и заключается ее главная неправда. Так что норма «богатые благотворят, бедные благодарят» является не принципом, на котором может стоять общество, а нравственной заповедью; она лишь призывает богатых поступать так, но не может утвердить себя законодательно. И к тому же оказывается утопичной - ведь святыми отцами убедительно показано, что богатство надмевает, оно давит на владельца, начинает управлять им, заставляя его еще больше увеличивать свое состояние, и соответственно - меньше оставлять бедным. Поэтому-то и «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф.19,24). Так что неправда «идиллии» скрывается под маской любви. Но, как показывает жизнь, богатые далеко не стремятся благотворить. Статистика неумолима - сейчас богатые на благотворение тратят меньшую часть своего дохода, чем бедные
Если же посмотреть, откуда у богатых богатство, то ситуация предстает просто в мрачном свете. Златоуст на то же (Сир.11,14) дает такой резкий комментарий: "Откуда же, скажешь, богатые? Ведь сказано: богатство и нищета от Господа (Сир.11,14). Но спросим возражающих нам: всякое ли богатство и всякая ли бедность от Господа? Кто может сказать это? Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением, гробокопательством, чародейством и другими подобными способами, и, владея им, даже недостойны жизни. Что же, отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда же? От греха" /X:350/. Великому сердцеведу ясно, что богатство сплошь и рядом неправедное. А вот еще определеннее: "В отношении имущества невозможно быть одному богатым без того, чтобы наперед другой не сделался бедным" /X:419/. И это про Византию начала V века! А уж что говорить про современных российских богачей-нуворишей? У них все богатство нажито неправедно. Святитель Феофилакт Болгарский, комментируя притчу о неверном управителе, сформулировал два условия, когда богатство допустимо. А именно:
1. если богатство получено честным путем (как результат добросовестного труда) и
2. если оно находится в процессе раздачи.
И если встречаются (хотя и очень редко) бизнесмены, щедро расходующие средства на благотворительность, то честно заработавших свое богатство нет ни одного - хотя бы потому, что сама прокрутка частной собственности несправедлива - она обворовывает неимущих. Поэтому предлагаемая нам «идиллия» выглядит в моральном отношении просто неприлично: богатые благотворят из наворованного, а бедные их благодарят за то, что они их обворовали. Вот какова подноготная «идиллии»! Скорее всего, она предназначена для религиозного оправдания несправедливости, царящей в обществе мамоны, сокрытия его подлинного лица.
Таким образом, «идиллия» вовсе не является христианским идеалом устроения социальных отношений. Просто она формулирует одну из социальных концепций, бытующих в православном мире. А именно, что богатых и бедных можно примирить через благотворительность. Идея, мягко говоря, сомнительная, поскольку она, вместо преображения социальных отношений, оставляет нетронутыми всю их вопиющую несправедливость. Правда Божия тут не находит воплощения. Искать ее христианам нужно на других путях - путях построения справедливого общества.
10.08.17
Не секрет, что многие святые отцы превозносили милостыню. И, может быть, более всех восторгался милостыней св. Иоанн Златоуст. Он говорил:
"Милостыня есть царица добродетелей, весьма скоро возводящая людей на самое небо и лучшая защитница" /II:326/.
«Нет ничего хуже нечестия, нет ничего несчастнее беззакония против Бога, нет ничего нечестивее хулы на Бога. Но и такое беззаконие может загладить милостыня, если грешник не продолжает своей хулы, но исправляет грех покаянием» /V:711/.
Но о какой милостыне говорил Златоуст? Наше обычное бросание монеток в стаканчики нищих он и за милостыню-то не считал. Настоящая милостыня, с точки зрения Златоуста, должна обладать тремя достоинствами: во-первых, ее должны творить все - и богатые и бедные; во-вторых, надо давать всем, даже если вам кажется, что нищий недостоин или обманывает; и в-третьих, милостыня обязательно должна быть щедрой, пожертвовать надо не мелочь, а нечто для вас существенное, в пределе - отдать всё. Вот такая милостыня действительно спасает. Златоуст восхваляет милостыню как личную добродетель, но об общественной потенции милостыни он умалчивает. Точнее, он считает, что только милостыня высочайшей степени, когда «все отдадут всем всё» может привести к социальному преображению.
Если же проследить значение милостыни в разных библейских обществах, то мы увидим такую картину.
Общество мамоны - безусловно несправедливое. В нем присутствует большое имущественное неравенство, причем разрыв между бедными и богатыми все время увеличивается, социальные лифты не работают, гражданское общество придавлено, деньги решают все, процветает коррупция и воровство, и нет никаких возможностей легально исправить это положение. В таких условиях личная милостыня является единственным средством как-то облегчить тяжелое материальное положение бедных. Поэтому с одной стороны милостыня становится очень важной, незаменимой добродетелью, но с другой стороны расцвет милостыни скорее указывает, увы, не на возрастание любви, а умаление справедливости. В условиях несправедливого мамонического общества личная милостыня улучшить социальный строй не может. Милостыня оказывается действенной лишь в условиях земных тягот и беспросветной неправды.
Впрочем, милостыня и не ставит перед собой задачи преображения общества, а стремится только помочь страждущему в данное время и в данном месте. Милостыня - прежде всего личная добродетель, акт жертвенной любви к ближнему. Этим она и сильна. Но вот парадокс: святые отцы утверждают, что милостыня более полезна дающему, чем принимающему. Почему? Да потому что в социальном смысле все остается по-старому - нищие остаются нищими, бедные - бедными, а богатые - богатыми. К тому же в обществе мамоны люди становятся эгоистами, жадными на деньги. И щедрая милостыня - редкость. Так что социальный эффект от личной милостыни незначителен. Милостыня скорее превращается в акт жалости, чем в реальную помощь. Иными словами, милостыня в обществе мамоны - паллиатив, лекарство от несправедливости, которое, однако, лишь умягчает душу дающему (что, конечно, тоже хорошо и полезно), но социальные язвы радикально не лечит. Впрочем, святые отцы указывают и на опасности милостыни - она частенько подогревает наше тщеславие и себялюбие - мол, вот я какой добрый! Так что и милостыня - не без острых шипов.
В обществе справедливости милостыня также имеет значение, и немаловажное. Прежде всего, поскольку полная справедливость в реальном обществе недостижима, то милостыня может помочь исправить перекосы оставшейся несправедливости. Но главное в другом - в справедливом обществе милостыня может и должна иметь функцию уже не восполнения справедливости, а помощи наиболее нуждающимся, т.е. служить мостиком в общество любви. Ибо принцип справедливости ни коим образом не запрещает любые проявления любви, в том числе и милостыню. Интересно, что о милостыне как пути к обществу любви говорит св. Иоанн Златоуст. Он считает, что общность имуществ в Иерусалимской общине фактически образовалась путем очень щедрой милостыни: «Таков плод милостыни: чрез нее упразднялись перегородки и препятствия, и души их тотчас соединялись: «У всех их бе сердце и душа едина» /XI:880/. Правда, в этом случае милостыня должна быть организованной, осуществляемой не спонтанно, а через общественные организации, имеющие ясное представление куда надо направить средства. В случае Иерусалимской общины такой организующей силой была Церковь в лице апостолов.
Но в обществе социальной любви значение личной милостыни неизбежно падает. Это, казалось бы, еще один парадокс, но легко объяснимый. Просто в таком обществе вся социальная жизнь является перманентной и нескончаемой милостыней, осуществляемой постоянно и незаметно. В общине нет необходимости в личной милостыне, ибо в полноте своей и трудовая справедливость и помощь наиболее нуждающимся осуществляется самим обществом благодаря напоенным любовью общинным отношениям. То, что милостыня в таком обществе излишня, косвенно подтверждает тот же Златоуст, утверждая, что в Царстве Небесном милостыни не будет: "Сделаем душе золотое ожерелье, то есть милостыню, доколе мы здесь. Ибо когда пройдет сей век, тогда уже не будем творить ее. Почему? Потому что там нет бедных, там нет денег, там нет нищеты " /XI:222/. Логика святителя простая: милостыня - лекарство, но если нет болезни, то и лекарство не нужно. Правда Златоуст говорит о Небесном Царстве, а не о земной общине. Но их сближение у Златоуста очевидно, ибо об Иерусалимской общине он замечает: «Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим»" /IX:73/. Златоуст просто восхищен строем Иерусалимской общины, считая ее, если и не раем на земле, то явно преддверием к нему.
IV.
Здесь необходимо, в соответствии с «критерием выживаемости», сделать несколько замечаний о реализуемости общества справедливости и общества любви.
Справедливость - Божий закон; Бог есть Любовь, но он также есть и Справедливость. Закон трудовой справедливости предназначен для больших обществ - по более высокому закону, закону любви такое общество, находясь в падшем состоянии, жить не может. А вот справедливость большинство людей признает основным принципом совместного существования. Справедливое общество - здоровое общество, оно может успешно развиваться. Особенность справедливости в том, что она может быть зафиксирована в законе и тем самым послужить крепкой основой общественного устройства. Как уже отмечалось, справедливость является основным содержанием Моисеева законодательства. Поэтому принцип справедливости может быть осуществлен даже в падшем состоянии современным человеком, причем в масштабах большого общества.
Доказательством реализуемости общества справедливости служит 70 летнее существование СССР. Не будем утверждать, что там была реализована полная справедливость - было много перекосов. Но по сравнению с современной Россией это небо и земля. Нынешняя Россия являет собой яркий пример несправедливого общества мамоны. Причем, в своей несправедливости лидирующего. Ныне Россия занимает первое место в мире по концентрации богатств в руках 1% населения - 74.5% (данные Global Wealth Report 2016). СССР же наоборот в 60-х годах был мировым лидером по минимальному децилю (отношению доходов 10% наиболее обеспеченных к 10% наименее обеспеченных граждан) - 2.7. Разница столь ошеломляющая, что нисколько не удивительна та огромная ностальгия современных жителей России к жизни в Советском Союзе.
Иное дело - общество любви. Полноценная реализация принципа «больше получает нуждающийся» в большом обществе представляется утопичной. Безусловно, высшим законом человеческого общежития является закон любви. Собственно любовь - суть христианства, вне которой оно превращается в мертвую букву. И первые христиане это прекрасно чувствовали, живя небольшими общинами, в которых дух любви объединял людей вплоть до общей собственности. Воистину «любовь… не ищет своего» (1 Кор.13,4-5). Однако уже в Иерусалимской общине, несмотря на данную Господом благодать и огромный энтузиазм ее членов, все же начались нестроения. Их честно и объективно описывают Деяния апостольские: печальная история с Ананией и Сапфирой, некрасивый эпизод с притеснением вдов эллинистов. Это говорит о том, что если в малых обществах принцип сострадания к нуждающимся может быть успешно реализован, то в больших обществах его реализация наталкивается на непреодолимые трудности. Численность Иерусалимской общины (порядка 5000 чел.) видимо, была предельной - история не доносит нам осуществления этого принципа в более многочисленных сообществах. И поэтому предлагать такой вариант социальной любви в больших обществах нереально. Это и понятно - если в малых обществах (общинах) еще может подобраться контингент людей с высоким духовно нравственным уровнем, то в больших обществах неизбежно живут люди разного уровня - и пшеница и плевелы. Как говорил еще блаженный Иероним «Ибо в одном доме, в одном городе, в одной общине жители Вавилона и жители Иерусалима перемешаны между собой». Падшесть людская велика, и объединить большинство членов такого общества может только принцип справедливости.
V.
Сделаем некоторые выводы. Справедливость - прежде всего общественная добродетель. Она призвана обеспечить социальный мир и стабильность в большом обществе, давая каждому по степени его вклада в благополучие общества. Милостыня - по преимуществу личная добродетель. Но она помогает прежде всего дающему побороть свой эгоизм. Если милостыня щедрая, если дающий жертвует нечто существенное для его безбедного существования, то она становится средством спасения человека, путем в Царство. Если же в обществе в основном реализована справедливость, то на ее основе милостыня может приобретать новое качество - помощь тем, которым труднее всего: обездоленным, инвалидам, нетрудоспособным, многодетным. Такая помощь, осуществляемая организованно, через общественные организации или Церковь может стать шагом в сторону осуществления (путь в неполной степени) общества любви. Однако в социальном плане значение милостыни невелико. Обычная милостыня не способна преобразить социальный строй, и более того, сама по себе не может стать основой социальной жизни. Милостыня - лишь лекарство от социальных невзгод, причем лекарство паллиативное, дающее облегчение болезни на время, но бессильное ее радикально вылечить.
В связи с этим возникает законный вопрос: а не лучше ли те средства, которые православные пускают на благотворительность, использовать на создание общин (пусть и в малых масштабах), в которых реализованы более совершенные социальные отношения, чем царящие в обществе мамоны? По такому пути и пошел Н.Н. Неплюев. Он обычную милостыню, которую, как считают православные, надо обязательно творить, называл «бессистемной благотворительностью» и утверждал, что на нее идут огромные средства, а результат практически нулевой - деньги уходят в песок, а эффект подобен, как он говорил, эффекту «вычерпывания ковшиком моря зла и страданий». По Неплюеву, имеющиеся средства надо использовать на создание трудовых христианских братств. Основанное им Крестовоздвиженское Трудовое братство подтвердило его идею - там любовь между братчиками привела и к равенству в распределении, и к великолепным хозяйственным успехам, и к твердой православной вере. Неплюевское братство (просуществовавшее, кстати, около 40 лет и пережившее три революции и три войны) можно рассматривать как успешный случай осуществления принципа «социальной любви» в малых масштабах (братство насчитывало около 500 чел.).
VI.
Однако убедить в своей правоте Неплюеву мало кого удалось. Большинство православных по-прежнему представляли милостыню как универсальную, вечную добродетель, приводящей в Царство Небесное и к тому же обеспечивающей благополучие социальной жизни. И что ради сохранения столь высокой добродетели как милостыня даже следует законсервировать частнособственнический строй (мол, «милостыня дается только из своего») и специально поддерживать имущественное неравенство. То есть ради лекарства сохранять болезнь.
Действительно, в православной литературе зачастую высказывается тезис, что основой христианской социальной жизни должна служить солидарность между бедными и богатыми. Таков социальный строй, основанный на частной собственности, но с осуществлением милостыни. Другими словами, идеалом считается, когда имеются богатые, т.е. владеющие значительной собственностью и по своему усмотрению распоряжающиеся ею, в том числе и в делах благотворительности, и бедные, которые получают милостыню от богатых. Причем предполагается, что богатые остаются богатыми, а бедные, несмотря на милостыню, остаются бедными - именно такой и должна быть социальная структура общества. Так установлено Богом, ибо сказано: «бедность и богатство - от Господа» (Сир.11,14).. И если обе социальные группы будут эту ситуацию смиренно принимать - богатые отдавать часть своего богатства, а бедные благодарить за это, - то наступит мир и благоденствие. Такая вот социальная идиллия. Иначе говоря, формула такова: «богатые благотворят, бедные благодарят; этим спасаются и те, и другие». У католиков даже бытует выражение: «богатые созданы для спасения бедных, а бедные для спасения богатых».
Однако, особенно после экскурса в возможности милостыни, такая концепция встречает ряд возражений.
VII.
Прежде всего, такой концепции мы в Новом Завете не найдем. Ничего подобного там не утверждается. Скорее библейские аналогии следует искать в Ветхом Завете. Только вот спасаются ли христиане исполнением ветхозаветных концепций? Далеко не всегда. Ибо апостолом сказано: «закон ничего не довел до совершенства» (Евр.7,19), т.е. идеалом, тем более христианским, ветхозаветное положение может и не быть. Что же касается процитированного выше (Сир.11,14), то св. Иоанн Златоуст по его поводу мудро замечает: «это было сказано в Ветхом завете, когда богатство считалось весьма важным, а бедность была презираема, одно было проклятием, а другое - благословением. А теперь не так» /XII:160/. То есть новозаветные оценки иные, чем ветхозаветные. В «Основах социальной концепции РПЦ» тоже нет этой схемы.
Новозаветная социальная концепция совершенно иная. Самый яркий эпизод, проливающий свет на новозаветный социальный идеал, - описание жизни Иерусалимской общины: "Все же верующие были вместе и имели все общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде всякого" (Деян.2,44-45). Иначе говоря, в Деяниях апостольских утверждается, что христианский социальный идеал - христианский коммунизм. Не должно быть ни бедных, ни богатых, а должна быть общая собственность - именно она укрепляет любовь, которая должна соединять христиан в общине. Вот такое устроение действительно спасает. И поэтому его с энтузиазмом поддерживали и святые апостолы, и практически все древние святые отцы. И, как видим, оно в духовно-нравственном отношении несравненно выше обсуждаемого тезиса о трогательной любви богатых и бедных.
Таким образом, именно коммунистический, уклад, связанный с общностью имущества, а вовсе не солидарность богатых и бедных, является настоящим евангельским идеалом.
VIII.
Апологеты «идиллии» твердят о ее спасительности, причем как для богатых, так и для бедных. Ведь в «идиллии» и богатые и бедные проявляют высокие христианские добродетели: богатые - милостыню, бедные - смирение и благодарение. Не могут же столь замечательные достоинства не дать соответствующего плода!
Да, несомненно, эти добродетели прекрасные, но, увы, зачастую они используются в качестве ширмы, скрывающей несправедливость. Посмотрим на ситуацию повнимательнее.
Сначала о добродетелях бедных. Говорят, что бедные спасутся своим смирением. Но смирение действительно представляет собой высочайшую добродетель, если она добровольна. То есть настоящее смирение проявляется тогда, когда человек имеет возможность поступить иначе, но смиряется перед складывающимися обстоятельствами, понимая, что их предлагает Бог. Вот такого человека можно назвать смиренным. А у наших бедных никакого иного выбора, кроме как оставаться бедными, нет. Тут скорее не «человек смиряется», а «Господь смиряет», когда Он своей тяжелой дланью ложится на плечи, и поневоле приходится подчиниться. И потому такое смирение невысоко ценится - ведь буквально нас всех смиряет Господь, но далеко не все истинно смиренные.
Что же касается милостыни богатых, то сомневаться в ее спасительности дает основание евангельский эпизод с богатым юношей. В нем ситуация где-то аналогична: бедная община Христа с Его последователями и очень богатый человек. Казалось бы, согласно нашей «идиллии», Христос должен был попросить у богатого юноши помочь материально Его общине, обещая ему в итоге Царство Небесное. Но нет, Христос предлагает юноше совершенно другое: «поди продай имение твое и, раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19,21). Не отдавать часть, оставаясь богатым, предложил юноше Господь, а раздать все и вступить в общину Христа. Вот путь спасения, указанный Самим Спасителем. Ибо оставаясь богатым, т.е. удерживая у себя средства, которые богатый юноша мог раздать бедным, он на самом деле отрекся от заповеди любви к ближнему. А без исполнения этой заповеди спастись невозможно. А ведь юноша думал, что он все заповеди исполнил, достиг совершенства - «чего еще недостает мне?» самодовольно он вопрошал Христа. И в ответе Спасителя проглядывает горькая ирония: «уж если ты мнишь себя таким совершенным, то давай, подтверди это делами, раздай все имение твое».
Нельзя, оставаясь богатым и лишь немного отстегивая бедным, по-настоящему любить ближнего - вот что нам надо уяснить из эпизода с богатым юношей. Не спасаются богатые, которые только благотворят. Ибо это слишком просто - 5-10% на благотворительность бизнесу богатого в общем-то не повредят. Иначе говоря, по «златоустовским» критериям милостыня наших богачей до настоящей милостыни явно не дотягивает: она дается не всем, а избранным, и главное, не есть для них (богачей) что-то значимое. Такая милостыня уж точно социальный строй не лечит, а скорее его укрепляет, со всеми наличными несправедливостями. Такая милостыня и не может бедных вытащить из бедности. Скорее это или пиар, или наивная уверенность, что вот так, не напрягаясь можно заполучить Царство Небесное. Ох, вряд ли, за Царство нужно отдать все, да еще последовать за Христом.
Предлагаемая нам «идиллия» целиком и полностью ориентирована на общество мамоны. Она не подразумевает никакого нового общественного строя. Богатые остаются богатыми, бедные - бедными, неравенство и несправедливость по-прежнему нераздельно царит между людьми. «Идиллия» и не пытается установить справедливость, наивно полагая, что это вовсе не нужно. Но в этом-то и заключается ее главная неправда. Так что норма «богатые благотворят, бедные благодарят» является не принципом, на котором может стоять общество, а нравственной заповедью; она лишь призывает богатых поступать так, но не может утвердить себя законодательно. И к тому же оказывается утопичной - ведь святыми отцами убедительно показано, что богатство надмевает, оно давит на владельца, начинает управлять им, заставляя его еще больше увеличивать свое состояние, и соответственно - меньше оставлять бедным. Поэтому-то и «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф.19,24). Так что неправда «идиллии» скрывается под маской любви. Но, как показывает жизнь, богатые далеко не стремятся благотворить. Статистика неумолима - сейчас богатые на благотворение тратят меньшую часть своего дохода, чем бедные
Если же посмотреть, откуда у богатых богатство, то ситуация предстает просто в мрачном свете. Златоуст на то же (Сир.11,14) дает такой резкий комментарий: "Откуда же, скажешь, богатые? Ведь сказано: богатство и нищета от Господа (Сир.11,14). Но спросим возражающих нам: всякое ли богатство и всякая ли бедность от Господа? Кто может сказать это? Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением, гробокопательством, чародейством и другими подобными способами, и, владея им, даже недостойны жизни. Что же, отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда же? От греха" /X:350/. Великому сердцеведу ясно, что богатство сплошь и рядом неправедное. А вот еще определеннее: "В отношении имущества невозможно быть одному богатым без того, чтобы наперед другой не сделался бедным" /X:419/. И это про Византию начала V века! А уж что говорить про современных российских богачей-нуворишей? У них все богатство нажито неправедно. Святитель Феофилакт Болгарский, комментируя притчу о неверном управителе, сформулировал два условия, когда богатство допустимо. А именно:
1. если богатство получено честным путем (как результат добросовестного труда) и
2. если оно находится в процессе раздачи.
И если встречаются (хотя и очень редко) бизнесмены, щедро расходующие средства на благотворительность, то честно заработавших свое богатство нет ни одного - хотя бы потому, что сама прокрутка частной собственности несправедлива - она обворовывает неимущих. Поэтому предлагаемая нам «идиллия» выглядит в моральном отношении просто неприлично: богатые благотворят из наворованного, а бедные их благодарят за то, что они их обворовали. Вот какова подноготная «идиллии»! Скорее всего, она предназначена для религиозного оправдания несправедливости, царящей в обществе мамоны, сокрытия его подлинного лица.
Таким образом, «идиллия» вовсе не является христианским идеалом устроения социальных отношений. Просто она формулирует одну из социальных концепций, бытующих в православном мире. А именно, что богатых и бедных можно примирить через благотворительность. Идея, мягко говоря, сомнительная, поскольку она, вместо преображения социальных отношений, оставляет нетронутыми всю их вопиющую несправедливость. Правда Божия тут не находит воплощения. Искать ее христианам нужно на других путях - путях построения справедливого общества.
10.08.17